Егор Исаев (11)

Баллада о приказе

1

Третью ночь, третий день всё вперёд и вперёд 
Мы идём неуклонно 
По проклятой земле, по немецкой, на фронт, - 
Растянулась колонна. 
Третью ночь, третий день по полям, по лесам, 
Не всегда, чтобы в ногу. 
И всё круче, всё ближе к бессонным глазам 
Подступает дорога. 
И всё дальше и дальше отходит от глаз 
Дымный край горизонта. 
И всё строже и строже суровый приказ: 
Выйти за полночь к фронту. 
- Подтянись! - Он железно стоит на своём, 
И ворчать бесполезно. 
Не железные мы, а всё то, что несём, 
С каждым шагом железней 
От сапог до штыков. Третью ночь. Третий день... 

И тогда наконец-то 
Подобрел командир, приказал: - Лошадей 
Поищите у немцев. 
- Отобрать лошадей! - Уточнил старшина 
Тот приказ на привале. 
И конечно ж, конечно ж - война есть война - 
Что скрывать: отобрали. 

2

А действительно, что, что нам было скрывать? 
Ведь они не скрывали. 
К нам пришли их сыны, нас пришли воевать 
И у нас пировали. 
Пили, ели - они! - их сыны, их зятья, 
Записные вояки. 
Рукава до локтей, в дом ещё не войдя: 
- Млеко, - щерились, - яйки. 

Дай им то, дай им сё, как указкой, вели, 
Где штыком, где кинжалом... 
Брали всё, что хотели, и сверху земли, 
И что снизу лежало. 
Брали всё подчистую скребком и ковшом 
В эшелоны и ранцы. 
Брали уголь и хлеб, женщин брали силком, 
Потому что - германцы. 
Потому что превыше всего! За людей 
Нас они не считали... 

Ну а мы лишь забрали у них лошадей, 
Потому что устали. 
Потому что не вправе мы были устать, 
Потому что нам надо - 
Кровь из носу! - а Гитлера лично достать 
Не штыком, так гранатой. 
Лично каждому, да! И добро, что война - 
Их война! - на закате. 
Потому и шумел, торопил старшина: 
- Побыстрей запрягайте! 
Дайте грузу побольше тому жеребцу 
И поменьше карюхе!.. 

3

А пока он шумел, собрались на плацу 
Старики и старухи, 
Собрались и глядели на нас, как во сне, 
На всю нашу погрузку. 

Вдруг один осмелел - подошёл к старшине 
И на ломаном русском 
Объяснил: - Эти люди боятся всех вас... - 
И в торжественном тоне: 
Их бин есть коммунист! - И партайаусвайс 
На широкой ладони 
Протянул старшине, как комраду комрад, 
Сквозь года, сквозь этапы, 
От совместных ещё, тех, испанских бригад. 
Через пытки гестапо, 
Через боль, через кровь, через расовый бред, 
Через пламя пожарищ: 
- Дас ист есть, как у вас говорьят, парт-би-лет. 
Это дал мне товарищ 
Тельман... 
 - Тельман?! - Лицом просиял старшина. - 
А ведь правда, ребята, 
Тельман сам подписал!.. Уберёг, старина?! 
- Уберьёг. - Это ж надо! - 
И обнял старика, словно век с ним дружил, 
Гимнастёрку расправил 
И пошёл - капитану про всё доложил 
И при этом добавил 
От себя и, конечно, от нас, рядовых 
И немного весенних: 
Дескать, время приспело работ полевых, 
Скоро май, надо сеять. 
- Ребятишки у них, капитан. Скоро мир. 
Пусть людьми вырастают... 
Я вас понял, Петрович. - Сказал командир. 
Дал команду: - Отставить! 
Разгрузить и обратно вернуть лошадей! 
Только быстро, ребята!.. 

4

И опять мы идём третью ночь, третий день 
В направленье заката. 
Третий день, третью ночь - на рубеж, где враги. 
Только так - неуклонно. 
Не железные мы... Но не сбились с ноги, 
Подтянулась колонна. 
Только так. Только так. А в двенадцать уже 
Ночью рыли окопы 
На последнем своём огневом рубеже, 
В самом центре Европы. 

1953-1987

***

Вздыблен весь и страшно крут. 
Всё в нём загазовано. 
Дьявол-город, город-спрут, 
Чудище Гудзоново. 
Ни травинки, ни листка... 
Разве ж это зодчество? 
Вертикальная тоска, 
Бездна одиночества. 

1987

Ещё раз про соловья

Не исполняет, а поёт. 
Поёт! Да как ещё - пленяет. 
Вот так когда-то пел народ, 
Теперь эстрада... исполняет. 

1986

Вдовье лето

Как в дозоре каком, выше птицы в полёте, 
Не княгиня - крестьянка стоит на омёте 
И глядит далеко за луга и затоны, 
Из-под низких бровей, из-под жёсткой ладони. 

Если по полю прямо идти до заката 
Через Дон, через Днепр, через горы Карпаты, - 
Там река есть такая, Дунай, у Дуная 
Овдовела она, Ярославна степная. 

Много стаяло зим, много выцвело вёсен. 
Вот и осень пришла, сорок первая осень. 
Но ещё не пора... Ах, какая краса в ней! 
На ветру на широком стоит Ярославна. 

И в глазах - если б кто заглянул под ресницы - 
Двадцать лет как разлука всё длится и длится... 
Рядом девки. Да что им, да что им, девчатам. 
Их любовь не открыта ещё, не почата, - 

Где-то в сердце ещё, как река, прибывает. 
- Тётя Яря, споём? - И она подпевает. 
- Тётя Яря, поёми... - И в смешном нетерпенье 
Все секреты свои отдают на храненье. 

Отдают. И совсем невдомёк озорницам, 
Что ей тоже, ей тоже ночами не спится. 
Ночи длинные, вдовьи, бессонные ночи, 
Их одной не согреть и не сделать короче. 

Даже годы бессильны, бессильна усталость, 
Ведь в душе ещё много улыбки осталось 
И тепла одинокого бабьего лета... 
Но кому это нужно? Не надо об этом. 

1960

Письмо

Письмо в три угла, в два крыла, в две страницы, 
Как только что с облака белая птица 
В ладони к солдату, - и кажется, он 
Вот в эту минуту - дома. 

«Ну, здравствуй, сыночек, прими мой поклон, 
Поклон от родни и знакомых. 
В колхозе дела к улучшенью идут. 
Приедешь - увидишь, Коля, 
Какой мы той осенью сделали пруд, 
Какие хлеба у нас в поле. 

А яблонька, Коля, два раза цвела, 
Что ты посадил на рассвете, 
Когда на войну я тебя собрала: 
Она доросла до повети. 
Как солнце опустится, станет темно, 
За вербами ветер проснётся, - 
Трёхлетка твоя постучится в окно, - 
Сердечко моё встрепенётся: 
Не ты ль возвернулся, сдаётся?» 

1955