Эмиль Верхарн (9)

 Мир

 Мир состоит из звезд и из людей.

 Там, в высоте,
 Спокон веков, таинственно далеких,
 Там, в высоте,
 В садах небес, роскошных и глубоких,
 Там в высоте,
 Вкруг солнц, бесчисленных и сходных
 С огнистым улеем, там, в высоте,
 В сверкании пространств холодных,
 Вращаются, впивая дивный свет,
 Рои трагических планет.

 Неведомо когда,
 Как рою пчел, им жизнь дала звезда,
 И вот они летят - пылинки мира -
 Среди цветов и лоз, в садах эфира;
 И каждая из них, свой вечный круг чертя,
 Сверкая в тьме ночной, а днем в лучах сокрыта,
 Уйдя далёко, вспять бежит своей орбитой
 И к солнцу-матери влечется, как дитя.

 Там, в белой немоте, есть строй неколебимый
 В движенье яростном тех золотых шаров
 Вокруг костра огня, вокруг звезды родимой, -
 В круговращении неистовом миров!
 Что за чудовищность бессчетных порождений!
 Листва из пламени, кустарник из огней,
 Растущий ввысь и ввысь, живущий в вечной смене,
 Смерть принимающий, чтоб вновь пылать ясней!
 Огни сплетаются и светят разом,
 Как бриллианты без конца
 На ожерелье вкруг незримого лица,
 И кажется земля чуть видимым алмазом,
 Скатившимся в веках с небесного лица.

 Под цепким холодом, под ветром тяжко влажным
 В ней медленно остыл пыл буйного огня;
 Там встали цепи гор, вершины леденя;
 Там ровный океан взвыл голосом протяжным;
 Вот дрогнули леса, глухи и высоки,
 От схватки яростной зверей, от их соитий;
 Вот буря катастроф, стихийный вихрь событий
 Преобразил материки;
 Где бились грозные циклоны,
 Мысы подставили свои зубцы и склоны;
 Чудовищ диких род исчез; за веком век
 Слабел размах борьбы - ударов и падений, -
 И после тысяч лет безумия и тени
 Явился в зеркале вселенной человек!

 Явился господином,
 Меж всех земных существ единым,
 Стоявшим прямо, к небу поднимавшим очи.
 Земля, ее и дни и ночи,
 Пред ним распростирала круг
 С востока к западу и с полночи на юг,
 И первые полеты первых мыслей
 Из глуби человеческой души
 Державной,
 Взнесясь в таинственной тиши,
 Незримыми гирляндами повисли.

 Мысли!
 Их яростный порыв, их пламень своенравный,
 Их ярость алая, аккорд багряный их!
 Как там, на высоте, меж облаков седых,
 Горели звезды, так они внизу сверкали;
 Как новые огни, неслись к безвестной дали,
 Всходя на выси гор, на зыбях рек горя,
 Бросая новое всемирное убранство
 На все моря
 И все пространство.

 Но чтоб установить и здесь согласный строй,
 В их золотом и буйственном смятенье,
 Как там, на высоте, да, как и там, вдали,
 Священной чередой,
 Как солнц небесных повторенье,
 Возникли гении меж расами земли.

 С сердцами из огня, с устами как из меда,
 Они вскрывали суть, глася в среде народа,
 И все случайные полеты разных дум,
 Как улей, собирал их озаренный ум,
 И тяготели к ним приливы и отливы
 Исканий пламенных, разгадок горделивых;
 И тень прислушалась, впивая их слова;
 Дрожь новая прошла по жилам вещества:
 Утесы, воды, лес почувствовали нежно,
 Как дует ветер с гор иль ветерок прибрежный;
 Прибой возжаждал плясок, листок обрел полет,
 И скалы дрогнули под поцелуем вод.
 Все изменилося до глубины заветной -
 Добро, зло, истина, любовь и красота;
 Живыми нитями единая мечта
 Соединила все в покров души всесветной,
 И мир, откуда встал невидимый магнит,
 Признал закон миров, что в небесах царит.

 Мир состоит из звезд и из людей.


 Эско (Шельда)

 Тот полноводный ток - то ал, то бел - несет
 В руках из мощных волн шар солнца или лед;
 Тот - в темных берегах сад некий образует,
 Где спорят свет и мрак, где лунный свет колдует;
 Тот - режет без конца пустынные пески,
 Чтоб в море броситься с лобзанием тоски;
 Тот, - чьи сверкания проходят сквозь туманы,
 Внезапным светом осиянный,
 Валгаллой кажется из злата и стекла,
 Где гномы стерегут богатства без числа;
 Тот - словно славы плащ простерт в Турени старой...
 Их имена? Урал, Нил, Одер, Рейн, Луара.
 Дела богов, слова героев, путь царей -
 Вы освятили их всей пышностью своей,
 И вашей гордостью их побережья славны;
 Там взносит к облакам свой шпиль дворец державный;
 Там все воинственно: жестокие венцы
 Отражены в воде, - высоких стен зубцы,
 Подобных савану; там башни, цитадели...
 Но есть еще одна река:
 Хотя кровавые века
 Над ней, как над другими, тяготели, -
 Она иным горда,
 Вобрав в могучие извивы,
 О Фландрия, твои большие города,
 Тот край, где собран твой народ трудолюбивый.

 То мирно-нежная, то возбуждая страх,
 Эско, ты бледный вал в зеленых берегах,
 Дорога солнца ты и ветра, цирк суровый,
 Где вихрей жеребцы встать на дыбы готовы,
 Где белая зима спит на недвижных льдах,
 Где лето золотом сверкает в зеркалах,
 Что нервною рукой ты разбиваешь вечно!

 Как я тебя любил в дни юности беспечной!
 Особенно, когда так запрещали мне
 С веслом иль парусом носиться по волне
 Иль меж баржей бродить, недвижных и безгласных!
 О, сколько помыслов прекрасных
 Тогда сжигало детский ум, -
 Не ты ль внушала мне восторги этих дум?
 Глубокий горизонт, восторг вольнолюбивый,
 И время, и его часов размерный ход
 (Твои приливы и отливы) -
 Все это я познал в величье строгих вод.
 Мой взор мог собирать в роскошные букеты
 Особо розовые светы
 На пышности твоих полей;
 Был рыжий твой туман, твои глухие тени
 Убежищем моих мучений, -
 Тех, к славе будущей готовивших, скорбей!
 Ты телу мощь дала, душе дала горенье,
 Движенье волн твоих - размер моим стихам;
 Твои огни, валы, и ветры, и теченья
 Проникли в кровь, прошли по жилам и костям.
 Я закален тобой, как сталь - могучим горном;
 Я - это ты, назвав тебя,
 Дрожу в волненье страстном я,
 И грудь моя полна восторгом непритворным.

 Эско, Эско!
 Прекрасная и дикая Эско!
 Ты юности моей неистовой пожары
 Смирила властной чарой,
 И в день,
 Когда и надо мной наляжет смерти тень,
 В твоей земле, на этих берегах
 Уснет мой прах,
 Чтоб все же чувствовать тебя и в смертных снах!
 Сурово ясную твою я знаю славу:
 Во дни, когда
 Волчица римская свои клыки по праву
 Вонзала в мир, надменна и горда, -
 Она, придя к тебе в поляны,
 Нашла лишь дождь да снег, лишь ветер да туманы;
 Здесь вольный, искренний народ
 Ее, на лодках стоя, встретил
 И знаком доблести отметил,
 В ее бедре оставив гибкий дрот.
 Но долго был твой рок скрыт в некой дымке серой:
 Гент, Брюгге, Ипр царили до Анвера,
 Но вот твой город встал, и моряков твоих
 Он славу разгласил до крайних стран земных!

 О мощная река! На набережных стройных
 Банкирские дома, дворцов торговых ряд,
 И флаги всех земель, повторены, дрожат,
 С гербами пышными, в твоих зыбях спокойных.
 Какой чудесный бой твои колокола
 Там, в воздухе, ведут с высокой колокольни,
 Своей Марии песнь поют над жизнью дольней, -
 Стройна, как мачта, песнь и, как свеча, светла!

 Наполнены пшеном и золотистым хлебом,
 Как закрома богатств, тяжелые суда;
 Из устья твоего, под солнцем и под небом,
 Они плывут кормить чужие города.

 Твой нежно-синий лен, зеленый конопляник
 Превращены в твоих селеньях в паруса;
 И льнет на всех морях к ним ветер, верный данник.
 На всех морях им нипочем гроза!

 Ты учишь мужеству; твои сыны, быть может,
 Неспешны, но сильны, угрюмы, но верны;
 Матрос иль земледел, но каждый - сын волны,
 И затруднение в них только силы множит.
 Растет, растет твой труд! Он золото в чану
 Гигантском месит, где оно вседневно бродит;
 Венеция сдалась, и целый мир возводит
 Глаза к твоим весам, взнесенным в вышину!
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 Эско, Эско!
 Ты светлый жест,
 Что родиной моей свершен
 В великом споре,
 Чтоб к бесконечности пробиться через море!
 Со всех сторон,
 Из дальних и из ближних мест,
 Все реки Фландрии и все ее каналы
 Бегут к тебе, как к сердцу кровь течет.
 Тобою силен твой настойчивый народ,
 Упорный, яростный, вовеки не усталый,
 Что на пиру мирском быть жаждет в свой черед!
 Твой тихий, мощный ход, твой берег, в злак одетый, -
 Его упорности живучий образ! Ты
 В безмолвных заводях его таишь мечты,
 Его печали, замыслы, обеты!
 В твоих чертах свои мы узнаем черты!
 В днях грозных, в ярких днях, в днях беспредельных теней
 В Эско зимой, в Эско весной, в Эско осенней
 Все изменения свои мы признаем;
 В дни бедствий нас крепишь, хранишь нас в дни победы
 Мы веруем, как веровали деды,
 Что должно лишь тебя любить,
 Чтоб каждый раз, несчастья побеждая,
 Страна разбитая, стенящая, больная
 Могла опять восстать с желаньем жить и жить!


 Той, что живет близ меня

 Лобзанья мертвые годов минувших
 Оставили печать на дорогих чертах;
 Поблекло много роз и на твоих щеках
 Под строгим ветром лет мелькнувших;

 Твои уста и ясные глаза
 Не блещут больше молнией летучей,
 И над твоим челом не виснет тучей
 Твоя густая черная коса;

 И руки милые, с задумчивым мерцаньем
 На пальцах, никогда уже не льнут ко мне,
 Чтоб целовать мой лоб в минутном сне,
 Как утро мхи целует с трепетаньем;

 И тело юное, то тело, что мечтой
 Я украшал с волнением когда-то,
 Уже не дышит свежестью и мятой,
 И плечи не сравню я с ивой молодой.

 Все гибнет и - увы! - все блекнет миг за мигом,
 И даже голос твой как будто изменен.
 Как зрелый мак, твой стройный стан склонен,
 И юность поддалась невидимым веригам!

 И все ж моя душа, верна, твердит тебе:
 Что мне до бега лет, назначенных судьбе!
 Я знаю, что никто во всей вселенной
 Не изменит восторженной мечты,
 И для любви, глубокой, неизменной,
 Не значат ничего прикрасы красоты!


 Герои Льежа

 Клятвопреступная смертельная война
 Прошла вдоль наших нив и побережий,
 И не забудет ввек под солнцем ни одна
 Душа - о тех, кто чашу пил до дна
 Там, в Льеже.

 Была суровая пора.
 Как некая идущая гора,
 Все сокрушая глыбами обвала,
 Германия громадой наступала
 На нас...

 То был трагический и безнадежный час.
 Бежали все к безвестному в смятенье.
 И только Льеж был в этот час готов,
 Подставив грудь, сдержать движенье
 Людей, и пушек, и штыков.

 Он ведал,
 Что рок ему в то время предал
 Судьбу
 И всей Британии, и Франции прекрасной,
 Что должен до конца он продолжать борьбу
 И после страстных битв вновь жаждать битвы страстной,
 В сознанье, что победы ждать - напрасно!

 Пусть там была
 Лишь горсть людей в тот час глухой и темный,
 Пред силами империи огромной,
 Пред ратью без числа.

 Все ж днем и ночью, напролет все сутки,
 Герои пламенно противились врагу,
 Давая битвы в промежутке
 И убивая на бегу.

 Их каждый шаг был кровью обозначен,
 И падал за снарядами снаряд
 Вокруг, что град;
 Но полночью, когда, таинственен и мрачен,
 На дымных небесах являлся цеппелин,
 Об отступлении не думал ни один,
 Бросались дружно все в одном порыве яром
 Вперед,
 Чтоб тут же под безжалостным ударом
 Склониться долу в свой черед...

 Когда велись атаки на окопы,
 Борцы бесстрашные, тот авангард Европы,
 Сомкнув свои ряды, как плотную мишень
 Для быстрых, ровных молний пулемета,
 Стояли твердо целый день
 И снова падали без счета,
 И над телами их смыкалась мирно тень...

 Лонсен, Бонсель, Баршон и Шофонтен
 Стонали, мужество свое утроив;
 Века лежали на плечах героев,
 Но не было для павших смен!
 В траншеях, под открытым небом,
 Они вдыхали едкий дым;
 Когда же с пивом или хлебом
 Туда являлись дети к ним, -
 Они с веселостью солдатской неизменной
 Рассказывали, вспоминая бой,
 О подвигах, свершенных с простотой, -
 Но в душах пламя тлело сокровенно,
 Был каждый - гнев, гроза, вражда:
 И не бывало никогда
 Полков столь яростных и стойких во вселенной!

 Весь город словно опьянел,
 Привыкнув видеть смерть во взорах;
 Был воздух полон славных дел,
 И их вдыхали там, как порох;
 Светились каждые глаза
 Величьем нового сознанья,
 И возвышали чудеса
 Там каждое существованье,
 Всё чем-то сверхземным и дивным осеня...

 Вы, люди завтрашнего дня!
 Быть может, все сметет вдоль наших побережий
 Клятвопреступная смертельная война,
 Но не забудет ввек под солнцем ни одна
 Душа - о тех, кто чашу пил до дна
 Там, в Льеже!