Ершов Петр Павлович (2)

 "Всю я ноченьку не спал,
 Звезды на небе считал;
 Месяц, ровно, тоже светил, -
 Я порядком не приметил.
 Вдруг приходит дьявол сам,
 С бородою и с усам;
 Рожа словно как у кошки,
 А глаза-то-что те плошки!
 Вот и стал тот черт скакать
 И зерно хвостом сбивать.
 Я шутить ведь не умею -
 И вскочи ему на шею.


 Уж таскал же он, таскал,
 Чуть башки мне не сломал,
 Но и я ведь сам не промах,
 Слышь, держал его как в жомах.
 Бился, бился мой хитрец
 И взмолился наконец:
 "Не губи меня со света!
 Целый год тебе за это
 Обещаюсь смирно жить,
 Православных не мутить".
 Я, слышь, слов-то не померил,
 Да чертенку и поверил".
 Тут рассказчик замолчал,
 Позевнул и задремал.
 Братья, сколько ни серчали,
 Не смогли - захохотали,
 Ухватившись под бока,
 Над рассказом дурака.
 Сам старик не мог сдержаться,
 Чтоб до слез не посмеяться,
 Хоть смеяться - так оно
 Старикам уж и грешно.
 Много ль времени аль мало
 С этой ночи пробежало,-
 Я про это ничего
 Не слыхал ни от кого.
 Ну, да что нам в том за дело,
 Год ли, два ли пролетело, -


 Ведь за ними не бежать...
 Станем сказку продолжать.
 Ну-с, так вот что! Раз Данило
 (В праздник, помнится, то было),
 Натянувшись зельно пьян,
 Затащился в балаган.
 Что ж он видит? - Прекрасивых
 Двух коней золотогривых
 Да игрушечку-конька
 Ростом только в три вершка,
 На спине с двумя горбами
 Да с аршинными ушами.
 "Хм! Теперь-то я узнал,
 Для чего здесь дурень спал!" -
 Говорит себе Данило...
 Чудо разом хмель посбило;
 Вот Данило в дом бежит
 И Гавриле говорит:
 "Посмотри, каких красивых
 Двух коней золотогривых
 Наш дурак себе достал:
 Ты и слыхом не слыхал".
 И Данило да Гаврило,
 Что в ногах их мочи было,
 По крапиве прямиком
 Так и дуют босиком.

 Спотыкнувшися три раза,
 Починивши оба глаза,
 Потирая здесь и там,
 Входят братья к двум коням.
 Кони ржали и храпели,
 Очи яхонтом горели;
 В мелки кольца завитой,
 Хвост струился золотой,
 И алмазные копыты
 Крупным жемчугом обиты.
 Любо-дорого смотреть!
 Лишь царю б на них сидеть!
 Братья так на них смотрели,
 Что чуть-чуть не окривели.
 "Где он это их достал? -
 Старший среднему сказал. -
 Но давно уж речь ведется,
 Что лишь дурням клад дается,
 Ты ж хоть лоб себе разбей,
 Так не выбьешь двух рублей.
 Ну, Гаврило, в ту седмицу
 Отведем-ка их в столицу;
 Там боярам продадим,
 Деньги ровно поделим.
 А с деньжонками, сам знаешь,
 И попьешь и погуляешь,
 Только хлопни по мешку.
 А благому дураку
 Недостанет ведь догадки,
 Где гостят его лошадки;
 Пусть их ищет там и сям.
 Ну, приятель, по рукам!"
 Братья разом согласились,
 Обнялись, перекрестились


 И вернулися домой,
 Говоря промеж собой
 Про коней и про пирушку
 И про чудную зверушку.
 Время катит чередом,
 Час за часом, день за днем.
 И на первую седмицу
 Братья едут в град-столицу,
 Чтоб товар свой там продать
 И на пристани узнать,
 Не пришли ли с кораблями
 Немцы в город за холстами
 И нейдет ли царь Салтан
 Басурманить христиан.
 Вот иконам помолились,
 У отца благословились,
 Взяли двух коней тайком
 И отправились тишком.
 Вечер к ночи пробирался;
 На ночлег Иван собрался;
 Вдоль по улице идет,
 Ест краюшку да поет.
 Вот он поля достигает,
 Руки в боки подпирает


 И с прискочкой, словно пан,
 Боком входит в балаган.
 Все по-прежнему стояло,
 Но коней как не бывало;
 Лишь игрушка-горбунок
 У его вертелся ног,
 Хлопал с радости ушами
 Да приплясывал ногами.
 Как завоет тут Иван,
 Опершись о балаган:
 "Ой вы, кони буры-сивы,
 Добры кони златогривы!
 Я ль вас, други, не ласкал,
 Да какой вас черт украл?
 Чтоб пропасть ему, собаке!
 Чтоб издохнуть в буераке!
 Чтоб ему на том свету
 Провалиться на мосту!
 Ой вы, кони буры-сивы,
 Добры кони златогривы!"
 Тут конек ему заржал.
 "Не тужи, Иван, - сказал, -
 Велика беда, не спорю,
 Но могу помочь я горю.

 Ты на черта не клепли:
 Братья коников свели.
 Ну, да что болтать пустое,
 Будь, Иванушка, в покое.
 На меня скорей садись,
 Только знай себе держись;
 Я хоть росту небольшого,
 Да сменю коня другого:
 Как пущусь да побегу,
 Так и беса настигу".
 Тут конек пред ним ложится;
 На конька Иван садится,
 Уши в загреби берет,
 Что есть мочушки ревет.
 Горбунок-конек встряхнулся,
 Встал на лапки, встрепенулся,
 Хлопнул гривкой, захрапел
 И стрелою полетел;
 Только пыльными клубами
 Вихорь вился под ногами.
 И в два мига, коль не в миг,
 Наш Иван воров настиг.
 Братья, то есть, испугались,
 Зачесались и замялись.

А Иван им стал кричать:
 "Стыдно, братья, воровать!
 Хоть Ивана вы умнее,
 Да Иван-то вас честнее:
 Он у вас коней не крал".
 Старший, корчась, тут сказал:
 "Дорогой наш брат Иваша,
 Что переться - дело наше!
 Но возьми же ты в расчет
 Некорыстный наш живот.

 Сколь пшеницы мы ни сеем,
 Чуть насущный хлеб имеем.
 А коли неурожай,
 Так хоть в петлю полезай!
 Вот в такой большой печали
 Мы с Гаврилой толковали
 Всю намеднишнюю ночь -
 Чем бы горюшку помочь?
 Так и этак мы вершили,
 Наконец вот так решили:
 Чтоб продать твоих коньков
 Хоть за тысячу рублев.
 А в спасибо, молвить к слову,
 Привезти тебе обнову -
 Красну шапку с позвонком
 Да сапожки с каблучком.
 Да к тому ж старик неможет,
 Работать уже не может;
 А ведь надо ж мыкать век, -
 Сам ты умный человек!" -
 "Ну, коль этак, так ступайте, -
 Говорит Иван, - продайте
 Златогривых два коня,
 Да возьмите ж и меня".
 Братья больно покосились,
 Да нельзя же! согласились.
 Стало на небе темнеть;
 Воздух начал холодеть;
 Вот, чтоб им не заблудиться,
 Решено остановиться.

 Под навесами ветвей
 Привязали всех коней,
 Принесли с естным лукошко,
 Опохмелились немножко
 И пошли, что боже даст,
 Кто во что из них горазд.
 Вот Данило вдруг приметил,
 Что огонь вдали засветил.
 На Гаврилу он взглянул,
 Левым глазом подмигнул
 И прикашлянул легонько,
 Указав огонь тихонько;
 Тут в затылке почесал,
 "Эх, как темно! - он сказал. -
 Хоть бы месяц этак в шутку
 К нам проглянул на минутку,
 Все бы легче. А теперь,
 Право, хуже мы тетерь...
 Да постой-ка... мне сдается,
 Что дымок там светлый вьется...
 Видишь, эвон!.. Так и есть!..
 Вот бы курево развесть!
 Чудо было б!.. А послушай,
 Побегай-ка, брат Ванюша!
 А, признаться, у меня
 Ни огнива, ни кремня".
 Сам же думает Данило:
 "Чтоб тебя там задавило!"
 А Гаврило говорит:
 "Кто-петь знает, что горит!

 Коль станичники пристали
 Поминай его, как звали!"
 Все пустяк для дурака.
 Он садится на конька,
 Бьет в круты бока ногами,
 Теребит его руками,
 Изо всех горланит сил...
 Конь взвился, и след простыл.
 "Буди с нами крестна сила! -
 Закричал тогда Гаврило,
 Оградясь крестом святым. -
 Что за бес такой под ним!"
 Огонек горит светлее,
 Горбунок бежит скорее.
 Вот уж он перед огнем.
 Светит поле словно днем;
 Чудный свет кругом струится,
 Но не греет, не дымится.
 Диву дался тут Иван.
 "Что, - сказал он, - за шайтан!
 Шапок с пять найдется свету,
 А тепла и дыму нету;
 Эко чудо-огонек!"

 Говорит ему конек:
 "Вот уж есть чему дивиться!
 Тут лежит перо Жар-птицы,
 Но для счастья своего
 Не бери себе его.
 Много, много непокою
 Принесет оно с собою". -
 "Говори ты! Как не так!" -
 Про себя ворчит дурак;
 И, подняв перо Жар-птицы,
 Завернул его в тряпицы,
 Тряпки в шапку положил
 И конька поворотил.
 Вот он к братьям приезжает
 И на спрос их отвечает:
 "Как туда я доскакал,
 Пень горелый увидал;
 Уж над ним я бился, бился,
 Так что чуть не надсадился;
 Раздувал его я с час -
 Нет ведь, черт возьми, угас!"
 Братья целу ночь не спали,
 Над Иваном хохотали;
 А Иван под воз присел,
 Вплоть до утра прохрапел.