Ершов Петр Павлович (5)

"Что за челядь тут такая? -
 Говорит Иван вставая. -
 Как хвачу я вас бичом,
 Так не станете потом
 Без пути будить Ивана".
 Говорят ему дворяна:
 "Царь изволил приказать
 Нам тебя к нему позвать". -
 "Царь?.. Ну ладно! Вот сряжуся
 И тотчас к нему явлюся", -
 Говорит послам Иван.

 Тут надел он свой кафтан,
 Опояской подвязался,
 Приумылся, причесался,
 Кнут свой сбоку прицепил,
 Словно утица поплыл.
 Вот Иван к царю явился,
 Поклонился, подбодрился,
 Крякнул дважды и спросил:
 "А пошто меня будил?"
 Царь, прищурясь глазом левым,
 Закричал к нему со гневом,
 Приподнявшися: "Молчать!
 Ты мне должен отвечать:
 В силу коего указа
 Скрыл от нашего ты глаза
 Наше царское добро -
 Жароптицево перо?
 Что я - царь али боярин?
 Отвечай сейчас, татарин!"
 Тут Иван, махнув рукой,
 Говорит царю: "Постой!
 Я те шапки ровно не дал,
 Как же ты о том проведал?
 Что ты - ажно ты пророк?
 Ну, да что, сади в острог,
 Прикажи сейчас хоть в палки -
 Нет пера, да и шабалки!.." -
 "Отвечай же! запорю!.." -
 "Я те толком говорю:

 Нет пера! Да, слышь, откуда
 Мне достать такое чудо?"
 Царь с кровати тут вскочил
 И ларец с пером открыл.
 "Что? Ты смел еще переться?
 Да уж нет, не отвертеться!
 Это что? А?" Тут Иван
 Задрожал, как лист в буран,
 Шапку выронил с испуга.
 "Что, приятель, видно, туго? -
 Молвил царь. - Постой-ка, брат!.." -
 "Ох, помилуй, виноват!
 Отпусти вину Ивану,
 Я вперед уж врать не стану".
 И, закутавшись в полу,
 Растянулся на полу.
 "Ну, для первого случаю
 Я вину тебе прощаю, -
 Царь Ивану говорит. -
 Я, помилуй бог, сердит!
 И с сердцов иной порою
 Чуб сниму и с головою.
 Так вот, видишь, я каков!
 Но, сказать без дальних слов,
 Я узнал, что ты Жар-птицу
 В нашу царскую светлицу,
 Если б вздумал приказать,
 Похваляешься достать.
 Ну, смотри ж, не отпирайся
 И достать ее старайся".
 Тут Иван волчком вскочил.
 "Я того не говорил! -
 Закричал он утираясь. -
 О пере не запираюсь,

 Но о птице, как ты хошь,
 Ты напраслину ведешь".
 Царь, затрясши бородою:
 "Что? Рядиться мне с тобою! -
 Закричал он. - Но смотри,
 Если ты недели в три
 Не достанешь мне Жар-птицу
 В нашу царскую светлицу,
 То, клянуся бородой,
 Ты поплатишься со мной:
 На правеж - в решетку - на кол!
 Вон, холоп!" Иван заплакал
 И пошел на сеновал,
 Где конек его лежал.
 Горбунок, его почуя,
 Дрягнул было плясовую;
 Но, как слезы увидал,
 Сам чуть-чуть не зарыдал.
 "Что, Иванушка, невесел?
 Что головушку повесил? -
 Говорит ему конек,
 У его вертяся ног. -
 Не утайся предо мною,
 Все скажи, что за душою.
 Я помочь тебе готов.
 Аль, мой милый, нездоров?
 Аль попался к лиходею?"
 Пал Иван к коньку на шею,
 Обнимал и целовал.

 "Ох, беда, конек! - сказал. -
 Царь велит достать Жар-птицу
 В государскую светлицу.
 Что мне делать, горбунок?"
 Говорит ему конек:
 "Велика беда, не спорю;
 Но могу помочь я горю.
 Оттого беда твоя,
 Что не слушался меня:
 Помнишь, ехав в град-столицу,
 Ты нашел перо Жар-птицы;
 Я сказал тебе тогда:
 Не бери, Иван, - беда!
 Много, много непокою
 Принесет оно с собою.
 Вот теперя ты узнал,
 Правду ль я тебе сказал.
 Но, сказать тебе по дружбе,
 Это - службишка, не служба;
 Служба все, брат, впереди.
 Ты к царю теперь поди
 И скажи ему открыто:
 "Надо, царь, мне два корыта
 Белоярова пшена
 Да заморского вина.
 Да вели поторопиться:
 Завтра, только зазорится,
 Мы отправимся, в поход".

 Вот Иван к царю идет,
 Говорит ему открыто:
 "Надо, царь, мне два корыта
 Белоярова пшена
 Да заморского вина.
 Да вели поторопиться:
 Завтра, только зазорится,
 Мы отправимся в поход".
 Царь тотчас приказ дает,
 Чтоб посыльные дворяна
 Все сыскали для Ивана,
 Молодцом его назвал
 И "счастливый путь!" сказал.
 На другой день, утром рано,
 Разбудил конек Ивана:
 "Гей! Хозяин! Полно спать!
 Время дело исправлять!"
 Вот Иванушка поднялся,
 В путь-дорожку собирался,
 Взял корыта, и пшено,
 И заморское вино;
 Потеплее приоделся,
 На коньке своем уселся,
 Вынул хлеба ломоток
 И поехал на восток -
 Доставать тое Жар-птицу.

 Едут целую седмицу,
 Напоследок, в день осьмой,
 Приезжают в лес густой.
 Тут сказал конек Ивану:
 "Ты увидишь здесь поляну;
 На поляне той гора
 Вся из чистого сребра;
 Вот сюда то до зарницы
 Прилетают жары-птицы
 Из ручья воды испить;
 Тут и будем их ловить".
 И, окончив речь к Ивану,
 Выбегает на поляну.
 Что за поле! Зелень тут
 Словно камень-изумруд;
 Ветерок над нею веет,
 Так вот искорки и сеет;
 А по зелени цветы
 Несказанной красоты.
 А на той ли на поляне,
 Словно вал на океане,
 Возвышается гора
 Вся из чистого сребра.
 Солнце летними лучами
 Красит всю ее зарями,
 В сгибах золотом бежит,
 На верхах свечой горит.
 Вот конек по косогору
 Поднялся на эту гору,
 Версту, другу пробежал,
 Устоялся и сказал:

"Скоро ночь, Иван, начнется,
 И тебе стеречь придется.
 Ну, в корыто лей вино
 И с вином мешай пшено.
 А чтоб быть тебе закрыту,
 Ты под то подлезь корыто,
 Втихомолку примечай,
 Да, смотри же, не зевай.
 До восхода, слышь, зарницы
 Прилетят сюда жар-птицы
 И начнут пшено клевать
 Да по-своему кричать.

 Ты, которая поближе,
 И схвати ее, смотри же!
 А поймаешь птицу-жар,
 И кричи на весь базар;
 Я тотчас к тебе явлюся".-
 "Ну, а если обожгуся?-
 Говорит коньку Иван,
 Расстилая свой кафтан. -
 Рукавички взять придется:
 Чай, плутовка больно жгется".
 Тут конек из глаз исчез,
 А Иван, кряхтя, подлез
 Под дубовое корыто
 И лежит там как убитый.

 Вот полночною порой
 Свет разлился над горой, -
 Будто полдни наступают:
 Жары-птицы налетают;
 Стали бегать и кричать
 И пшено с вином клевать.
 Наш Иван, от них закрытый,
 Смотрит птиц из-под корыта
 И толкует сам с собой,
 Разводя вот так рукой:
 "Тьфу ты, дьявольская сила!
 Эк их, дряней, привалило!

 Чай, их тут десятков с пять.
 Кабы всех переимать, -
 То-то было бы поживы!
 Неча молвить, страх красивы!
 Ножки красные у всех;
 А хвосты-то - сущий смех!
 Чай, таких у куриц нету.
 А уж сколько, парень, свету,
 Словно батюшкина печь!"
 И, скончав такую речь,
 Сам с собою под лазейкой,
 Наш Иван ужом да змейкой

 Ко пшену с вином подполз, -
 Хвать одну из птиц за хвост.
 "Ой, Конечек-горбуночек!
 Прибегай скорей, дружочек!
 Я ведь птицу-то поймал", -
 Так Иван-дурак кричал.
 Горбунок тотчас явился.
 "Ай, хозяин, отличился! -
 Говорит ему конек. -
 Ну, скорей ее в мешок!
 Да завязывай тужее;
 А мешок привесь на шею.
 Надо нам в обратный путь". -
 "Нет, дай птиц-то мне пугнуть!
 Говорит Иван. - Смотри-ка,
 Вишь, надселися от крика!"
 И, схвативши свой мешок,
 Хлещет вдоль и поперек.
 Ярким пламенем сверкая,
 Встрепенулася вся стая,
 Кругом огненным свилась
 И за тучи понеслась.
 А Иван наш вслед за ними
 Рукавицами своими
 Так и машет и кричит,
 Словно щелоком облит.
 Птицы в тучах потерялись;
 Наши путники собрались,
 Уложили царский клад
 И вернулися назад.

 Вот приехали в столицу.
 "Что, достал ли ты Жар-птицу?" -
 Царь Ивану говорит,
 Сам на спальника глядит.
 А уж тот, нешто от скуки,
 Искусал себе все руки.
 "Разумеется, достал", -
 Наш Иван царю сказал.
 "Где ж она?" - "Постой немножко,
 Прикажи сперва окошко
 В почивальне затворить,
 Знашь, чтоб темень сотворить".
 Тут дворяна побежали
 И окошко затворяли.
 Вот Иван мешок на стол:
 "Ну-ка, бабушка, пошел!"
 Свет такой тут вдруг разлился,
 Что весь двор рукой закрылся.
 Царь кричит на весь базар:
 "Ахти, батюшки, пожар!
 Эй, решеточных сзывайте!
 Заливайте! Заливайте!" -
 "Это, слышь ты, не пожар,
 Это свет от птицы-жар, -
 Молвил ловчий, сам со смеху
 Надрываяся. - Потеху
 Я привез те, осударь!"
 Говорит Ивану царь:
 "Вот люблю дружка Ванюшу!
 Взвеселил мою ты душу,

 И на радости такой -
 Будь же царский стремянной!"
 Это видя, хитрый спальник,
 Прежний конюших начальник,
 Говорит себе под нос:
 "Нет, постой, молокосос!
 Не всегда тебе случится
 Так канальски отличиться.
 Я те снова подведу,
 Мой дружочек, под беду!"
 Через три потом недели
 Вечерком одним сидели
 В царской кухне повара
 И служители двора;
 Попивали мед из жбана
 Да читали Еруслана.
 "Эх! - один слуга сказал, -
 Как севодни я достал
 От соседа чудо-книжку!
 В ней страниц не так чтоб слишком,
 Да и сказок только пять,
 А уж сказки - вам сказать,
 Так не можно надивиться;
 Надо ж этак умудриться!"