Феликс Давидович Кривин (2)

ИЗВОЗЧИКИ ГОРОДА ГЛАЗГО

Извозчики города Глазго съезжались на свой очередной
сбор, официально называемый слетом работников
транспорта.

Стояла зябкая, слякотная погода. В такую погоду хорошо
иметь за спиной веселого седока, потому что ничто
так не согревает, как разговор,- это отлично знают извозчики.

Но веселые седоки брели в этот день пешком, возложив
на транспорт только свои надежды. На городской
транспорт возлагались сегодня очень большие надежды,
и, возможно, поэтому он подвигался так тяжело.

Слет проходил на центральной торговой площади. Первые
ряды занимали многоконные дилижансы, за
ними шли двуконные кареты, одноконные пролетки, а в самом
конце толпилась безлошадная публика.

Среди этой публики находился и Джемс Уатт.

Разговор шел на уровне дилижансов. Там, наверху,
говорилось о том, что лошади - наше будущее, что если мы
хотим быстрее прийти к нашему будущему, то, конечно,
лучше к нему приехать на лошадях.

Одноконные пролетки подавали унылые реплики. Дескать,
не в коня корм. Дескать, конь о четырех ногах -
и то спотыкается.

Но эти реплики не достигали высокого уровня дилижансов.

- Дайте мне сказать! - крикнул безлошадный
Уатт.- У меня есть идея!

- Где ваша лошадь, сэр?- спросили с передних козел.

- У меня нет лошади... У меня идея...

На него прищурились десятки насмешливых глаз.
Десятки ртов скривились в брезгливой гримасе:

- Нам не нужны идеи, сэр. Нам нужны лошади.

Потому что, продолжали они, лошади - наше будущее,
и если мы хотим быстрее прийти к нашему будущему, то,
конечно, лучше к нему приехать на лошадях.

Собрание проходило успешно. Отмечалось, что за
истекший год городской транспорт увеличился на несколько
лошадиных сил, а за текущий год он увеличится еще на
несколько лошадиных сил, а за будущий
год - еще на несколько.

Потому что лошади - наше будущее, и если мы хотим
быстрее прийти к нашему будущему, то, конечно, лучше
к нему приехать на лошадях.

- Дайте мне сказать!

Стояла зябкая, слякотная погода. Моросил дождь, и
Уатт прятал под плащом модель своего паровоза. Он
прятал ее не от дождя, а от этих десятков глаз, которым ни
к чему паровоз, когда идет такой серьезный разговор о
транспорте.

Настоящий, большой разговор о транспорте.

О будущем нашего транспорта.

Об огромных его перспективах.


...Разъезжались на лошадях.

Феликс Кривин. Ученые сказки.
Ужгород: Карпаты, 1967.


МЮНХГАУЗЕН

 Ври, Мюнхгаузен!
 Выдумывай, барон!
 Выдавай за чистую монету!
 Не стесняйся, старый пустозвон,-
 Все равно на свете правды нету!

 Скептическая песня

- Итак, я летел с двадцать третьего этажа...

Мюнхгаузен посмотрел на своих слушателей. Они
сидели, ухмылялись и не верили ни одному его слову.

И тогда ему захотелось рассказать о том, что у него
на душе, о том, что его давно печалило и волновало.

- Я летел и думал,- заговорил он так правдиво и искренне,
как не говорил никогда.- Земля, думал я, в сущности,
неплохая планета, хотя не всегда с ней приятно
сталкиваться. Вот и сейчас она тянет меня к себе, даже
не подозревая о возможных последствиях. А потом, когда
я больше не смогу ей противиться, она спрячет меня,
как прячет собака кость. Прячет, а после сама не может
найти. Земля тоже не сможет меня найти - если станет
искать когда-нибудь...

Мюнхгаузен опять посмотрел на слушателей. Они
по-прежнему ухмылялись м не верили ни одному его слову.

И ему стало грустно - так грустно, что он величественно
поднял голову и небрежно окончил рассказ:

- Я задумался и пролетел свою конечную остановку.
Только это меня и спасло.

Феликс Кривин. Ученые сказки.
Ужгород: Карпаты, 1967.


ГОМЕР

А ведь старик Гомер был когда-то молодым человеком.
Он пел о могучем Ахилле, хитроумном Одиссее и Елене -
женщине мифической красоты.

- Вы знаете, в этом Гомере кое-что есть,- говорили
древние греки.- Но пусть поживет с наше - посмотрим,
что он тогда запоет.

И Гомер жил, хотя многие теперь в этом сомневаются.
И он пел - в этом теперь не сомневается никто. Но для
древних греков он был просто способный молодой поэт,
починивший пару неплохих поэм - "Илиаду" и "Одиссею".

Ему нужно было состариться, ослепнуть и даже умереть,
для того чтобы в него поверили.

Для того, чтоб сказали о нем:

- О, Гомер! Он так хорошо видит жизнь!

Феликс Кривин. Ученые сказки.
Ужгород: Карпаты, 1967.


ЖЕНА ЦЕЗАРЯ

Это был тот день, когда к Помпее, жене великого Цезаря,
под видом женщины проник переодетый мужчина.

- Кай Юлий, это уже не в первый раз! - сказали Цезарю его
приверженцы.

- Не в первый? Я что-то не вспомню других.

- Кай Юлий, у тебя просто плохая память.

Цезарь был оскорблен:

- Ну, знаете... Мне может изменить жена, но память мне
изменить не может.

- Может, может! - хором твердили приверженцы.

И тогда Цезарь заколебался.

- Уходи, Помпея,- сказал он.- Жена Цезаря должна быть
вне подозрений.

Это был тот день. Это был последний день Помпеи
в доме у Кая Юлия Цезаря.

- До свиданья, Юлий,- грустно сказала она.- Я думаю,
ты еще будешь раскаиваться.

Жена ушла.

Подозрения остались.

Жена Цезаря была вне подозрений.

Феликс Кривин. Ученые сказки.
Ужгород: Карпаты, 1967.


РАБСТВО

Туллий Цицерон был рабом своего красноречия.
Гней Помпей был рабом своего успеха.
Юлий Цезарь был рабом своего величия.
Один был в Риме свободный человек: раб Спартак.

Феликс Кривин. Ученые сказки.
Ужгород: Карпаты, 1967.


МУШКЕТЕРЫ

Бражники, задиры, смельчаки - словом, настоящие
мужчины... Молодеют в зале старики, женщины вздыхают
беспричинно.

Горбятся почтенные отцы: их мечты - увы! - не так
богаты. Им бы хоть бы раз свести концы не клинков, а
собственной зарплаты.

Но зовет их дивная страна, распрямляет согнутые
спины,- потому что женщина, жена хочет рядом чувствовать
мужчину.

Бой окончен. Выпито вино. Мир чудесный скрылся за
экраном.

Женщины выходят из кино. Каждая уходит с д'Артаньяном.

Феликс Кривин. Ученые сказки.
Ужгород: Карпаты, 1967.


ОСТРОВ ЛИЛИПУТОВ

Если бы у лилипутов не было Гулливера, то как бы
лилипуты писали свою историю?

Но у лилипутов был Гулливер...

"Лемюэль Гулливер, лилипут по рождению, воспитанию
и вероисповеданию. Происходил из довольно низкого
рода, но сумел подняться до невиданных высот и высоко
поднять знамя нашей великой, славной Лилипутии..."

Лилипуты читают эти строки и вырастают в собственных глазах.

Феликс Кривин. Ученые сказки.
Ужгород: Карпаты, 1967.


ДОН-КИХОТ

1

Говорят, что в самом конце Дон-Кихот все-таки женился
на своей Дульцинее. Они продали Росинанта и купили
себе козу. Коза дает два литра молока, но это, говорят,
не предел. Говорят, бывают такие козм, которые дают
в день до трех литров...

Впрочем, это только так говорят...

2

Санчо Панса, трезвый человек, человек не сердца, а
расчета, вот уже подряд который век ходит на могилу
Дон-Кихота.

И уже не бредом, не игрой обернулись мельничные
крылья... Старый рыцарь - это был герой. А сегодня он
лежит в могиле.

Был старик до подвигов охоч, не в пример иным из
молодежи. Он старался каждому помочь, а сегодня - кто
ему поможет?

Снесены доспехи на чердак, замки перестроены в хоромы.
Старый рыцарь был большой чудак, а сегодня -
мыслят по-другому...

Видно, зря идальго прожил век, не стяжал он славы
и почета...

Санчо Панса, трезвый человек, плачет на могиле Дон-Кихота.

Феликс Кривин. Ученые сказки.
Ужгород: Карпаты, 1967.


ФАУСТ

1

Над землей повисло небо - просто воздух. И зажглись
на небе звезды - миф и небыль, след вселенского
пожара, свет летучий... Но закрыли звезды тучи - сгустки
пара. Слышишь чей-то стон и шепот? Это ветер.

Что осталось нам на свете? Только опыт.

Нам осталась непокорность заблужденью. Нам остался
вечный поиск - дух сомненья.

И еще осталась вера в миф и небыль. В то, что наша
атмосфера - это небо. Что космические искры - это звезды...

Нам остались наши мысли - свет и воздух.

2

- Доктор Фауст, хватит философии, и давайте говорить
всерьез!

Мефистофель повернулся в профиль, чтобы резче
обозначить хвост.

Все темнее становилась темень, за окном неслышно
притаясь. За окном невидимое время уносило жизнь -
за часом час. И в старинном кресле - неподвижен -
близоруко щурился на свет доктор Фауст, маг и червой
чернокнижник, утомленный старый человек.

- Доктор Фауст, будьте оптимистом, у меня для вас в
запасе жизнь. Двести лет... пожалуй, даже триста - за
здоровый этот оптимизм!

Что он хочет, этот бес нечистый, этот полудемон, полушут?

- Не ищите, Фауст, вечных истин. Истины к добру не приведут...

Мало ли иллюзий есть прекрасных? Доктор Фауст, ну же,
откажись!

Гаснут звезды. В доме свечи гаснут. В старом кресле
угасает жизнь.

Феликс Кривин. Ученые сказки.
Ужгород: Карпаты, 1967.


ЙОРИК

Мне хочется во времена Шекспира, где все решали
шпага и рапира, где гордый Лир, властительный король,
играл не выдающуюся роль; где Гамлет, хоть и долго
колебался, но своего, однако, добивался; где храбрый
Ричард среди бела дня мог предложить полцарства за коня;
где клеветник и злопыхатель Яго марал людей, но не марал
бумагу; где даже череп мертвого шута на мир глазницы
пялил неспроста.

Мне хочется во времена Шекспира. Я ровно в полночь
выйду из квартиры, миную двор, пересеку проспект и -
пошагаю... Так, из века в век, приду я к незнакомому порогу.
Ссудит мне Шейлок денег на дорогу, а храбрый Ричард своего
коня. Офелия, влюбленная в меня, протянет мне отточенную
шпагу... И я поверю искренности Яго, я за него вступлюсь,
презрев испуг. И друг Гораций, самый верный друг, меня
сразит в жестоком поединке, чтобы потом справлять по мне
поминки.

И будет это долгое - Потом, в котором я успею позабыть, что
выпало мне - быть или не быть? Героем - или попросту шутом?

Феликс Кривин. Ученые сказки.
Ужгород: Карпаты, 1967.