ФРИДРИХ НИЦШЕ. ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА (11)

100289 Просмотров

ГНОСЕОЛОГИЯ ( 1 ) ( 2 ) ( 3 ) ( 4 ) / ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЙ
ГРУППА / ГРУППОВОЕ / КОЛЛЕКТИВ / КОЛЛЕКТИВНОЕ / СОЦИАЛЬНЫЙ / СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ
ПСИХИКА / ПСИХИЧЕСКИЙ / ПСИХОЛОГИЯ / ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ / ПСИХОАНАЛИЗ
ФИЛОСОФИЯ / ЭТИКА / ЭСТЕТИКА / ФИЛОСОФ / ПСИХОЛОГ / ПОЭТ / ПИСАТЕЛЬ
РИТОРИКА \ КРАСНОРЕЧИЕ \ РИТОРИЧЕСКИЙ \ ОРАТОР \ ОРАТОРСКИЙ

FRIEDRICH WILHELM NIETZSCHE / ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ НИЦШЕ

НИЦШЕ / NIETZSCHE / ЕССЕ HOMO / ВОЛЯ К ВЛАСТИ / К ГЕНЕАЛОГИИ МОРАЛИ / СУМЕРКИ ИДОЛОВ /
ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА / ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА / ЗЛАЯ МУДРОСТЬ / УТРЕННЯЯ ЗАРЯ /
ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СЛИШКОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ / СТИХИ НИЦШЕ / РОЖДЕНИЕ ТРАГЕДИИ

Фридрих Вильгельм Ницше

ФРИДРИХ НИЦШЕ
ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА
"Also Sprach Zarathustra"

О тарантулах

Взгляни, вот яма тарантула! Не хочешь ли ты посмотреть на него самого? Вот висит его сеть -- тронь, чтобы она задрожала. Вот идет он добровольно: здравствуй, тарантул! Черным сидит на твоей спине твой треугольник и примета; и я знаю также, что сидит в твоей душе. Мщение сидит в твоей душе: куда ты укусишь, там вырастает черный струп; мщением заставляет твой яд кружиться душу! Так говорю я вам в символе, вы, проповедники равенства, заставляющие кружиться души! Тарантулы вы для меня и скрытые мстители! Но я выведу ваши притоны на свет; поэтому и смеюсь я вам в лицо своим смехом высоты. Поэтому и рву я вашу сеть, чтобы ярость ваша выманила вас из вашей пещеры лжи и чтобы месть ваша выскочила из-за вашего слова "справедливость". Ибо, да будет человек избавлен от мести -- вот для меня мост, ведущий к высшей надежде, и радужное небо после долгих гроз. Но другого, конечно, хотят тарантулы. "По-нашему, справедливость будет именно в том, чтобы мир был полон грозами нашего мщения" -- так говорят они между собою. "Мщению и позору хотим мы предать всех, кто не подобен нам" -- так клянутся сердца тарантулов. И еще: "Воля к равенству -- вот что должно стать отныне именем для добродетели; и против всего власть имущего поднимаем мы свой крик!" Проповедники равенства! Бессильное безумие тирана вопиет в вас о "равенстве": так скрывается ваше сокровенное желание тирании за словами о добродетели! Истосковавшийся мрак, скрытая зависть, быть может, мрак и зависть ваших отцов -- вот что прорывается в вас безумным пламенем мести. То, о чем молчал отец, начинает говорить в сыне; и часто находил я в сыне обнаженную тайну отца. На вдохновенных похожи они; но не сердце вдохновляет их -- а месть. И если они становятся утонченными и холодными, это не ум, а зависть делает их утонченными и холодными. Их зависть приводит их даже на путь мыслителей; и в том отличительная черта их зависти, что всегда идут они слишком далеко; так что их усталость должна в конце концов засыпать на снегу. В каждой жалобе их звучит мщение, в каждой похвале их есть желание причинить страдание; и быть судьями кажется им блаженством. Но я советую вам, друзья мои: не доверяйте никому, в ком сильно стремление наказывать! Это -- народ плохого сорта и происхождения; на их лицах виден палач и ищейка. Не доверяйте всем тем, кто много говорят о своей справедливости! Поистине, их душам недостает не одного только меду. И если они сами себя называют "добрыми и праведными", не забывайте, что им недостает только -- власти, чтобы стать фарисеями! Друзья мои, я не хочу, чтобы меня смешивали или ставили наравне с ними. Есть такие, что проповедуют мое учение о жизни -- и в то же время они проповедники равенства и тарантулы. Они говорят в пользу жизни, эти ядовитые пауки, хотя они сидят в своих пещерах, отвернувшись от жизни: ибо этим они хотят причинять страдание. Этим они хотят причинять страдание всем, у кого теперь власть: ибо у этих преобладает еще проповедь смерти. Будь иначе, и тарантулы учили бы иначе: ибо они некогда были худшими клеветниками на мир и сожигателями еретиков. Я не хочу, чтобы меня смешивали или ставили наравне с этими проповедниками равенства. Ибо так говорит ко мне справедливость: "люди не равны". И они не должны быть равны! Чем была бы моя любовь к сверхчеловеку, если бы я говорил иначе? Пусть по тысяче мостов и тропинок стремятся они к будущему и пусть между ними будет все больше войны и неравенства: так заставляет меня говорить моя великая любовь! Изобретателями образов и призраков должны они стать во время вражды своей, и этими образами и призраками должны они сразиться в последней борьбе! Добрый и злой, богатый и бедный, высокий и низкий, и все имена ценностей: все должно быть оружием и кричащим символом и указывать, что жизнь должна всегда сызнова преодолевать самое себя! Ввысь хочет она воздвигаться с помощью столбов и ступеней, сама жизнь: дальние горизонты хочет она изведать и смотреть на блаженные красоты, -- для этого ей нужна высота! И так как ей нужна высота, то ей нужны ступени и противоречия ступеней и поднимающихся по ним! Подниматься хочет жизнь и, поднимаясь, преодолевать себя. И посмотрите, друзья мои! Здесь, где пещера тарантула, высятся развалины древнего храма, -- посмотрите на них просветленными глазами! Поистине, тот, кто некогда здесь, в камне, воздвигал свои мысли вверх, знал о тайне всякой жизни наравне с мудрейшим из людей! Что даже в красоте есть борьба, и неравенство, и война, и власть, и чрезмерная власть, -- этому учит он нас здесь с помощью самого ясного символа. Как божественно преломляются здесь, в борьбе, своды и дуги; как светом и тенью они устремляются друг против друга, божественно стремительные, -- Так же уверенно и прекрасно будем врагами и мы, друзья мои! Божественно устремимся мы друг против друга! -- Горе! Тут укусил меня самого тарантул, мой старый враг! Божественно уверенно и прекрасно укусил он меня в палец! "Должны быть наказание и справедливость -- так думает он, -- ведь недаром же ему петь здесь гимны в честь вражды!" Да, он отомстил за себя! И, горе! теперь мщением заставит он кружиться и мою душу! Но чтобы не стал я кружиться, друзья мои, привяжите меня покрепче к этому столбу! Уж лучше хочу я быть столпником, чем вихрем мщения! Поистине, не вихрь и не смерч Заратустра; а если он и танцор, то никак не танцор тарантеллы! -- Так говорил Заратустра.

О прославленных мудрецах

Народу служили вы и народному суеверию, вы все, прославленные мудрецы! -- а не истине! И потому только платили вам дань уважения. И потому только выносили ваше неверие, что оно было остроумным окольным путем к народу. Так предоставляет господин волю своим рабам и еще потешается над их своеволием. Но кто же ненавистен народу, как волк собакам, -- свободный ум, враг цепей, кто не молится и живет в лесах. Выгнать его из его убежища -- это называлось всегда у народа "чувством справедливости"; на него он все еще натравливает своих самых кусачих собак. "Истина существует: ибо существует народ! Горе, горе ищущему!" -- так велось исстари. Своему народу хотели вы дать оправдание в его поклонении; это называли вы "волею к истине", вы, прославленные мудрецы! И ваше сердце всегда говорило себе: "Из народа вышел я, оттуда же низошел на меня голос Бога". Упрямые и смышленые, как ослы, вы всегда были ходатаями за народ. И многие властители, желавшие ладить с народом, впрягали впереди своих коней -- осленка, какого-нибудь прославленного мудреца. А теперь, прославленные мудрецы, хотелось бы мне, чтобы вы наконец совсем сбросили с себя шкуру льва! Пеструю шкуру хищного зверя и космы исследующего, ищущею и завоевывающего! Ах, чтобы научился я верить в вашу "правдивость", вам надо сперва отказаться от вашей воли к поклонению. Правдивым называю я того, кто идет в пустыни, где нет богов, и разбивает свое сердце, готовое поклониться. На желтом песке, палимый солнцем, украдкой смотрит он с жадностью на богатые источниками острова, где все живущее отдыхает под тенью деревьев. Но его жажда не может заставить его сделаться похожим на этих довольных: ибо, где есть оазисы, там есть и идолы. Быть голодным, сильным, одиноким и безбожным -- так хочет воля льва. Быть свободным от счастья рабов, избавленных от богов и поклонения им, бесстрашным и наводящим страх, великим и одиноким, -- такова воля правдивого. В пустыне жили исконно правдивые, свободные умы, как господа пустыни; но в городах живут хорошо откормленные, прославленные мудрецы -- вьючные животные. Ибо всегда тянут они, как ослы, -- телегу народа! За это не сержусь я на них; но слугами остаются они для меня и людьми запряженными, даже если сбруя их сверкает золотом. И часто бывали они хорошими слугами, достойными награды. Ибо так говорит добродетель: "Если должен ты быть слугою, ищи того, кому твоя служба всего полезнее!" "Дух и добродетель твоего господина должны расти благодаря тому, что ты его слуга, -- так будешь ты расти и сам вместе с его духом и его добродетелью!" И поистине, вы, прославленные мудрецы, вы, слуги народа! Вы сами росли вместе с духом и добродетелью народа -- а народ через вас! К вашей чести говорю я это! Но народом остаетесь вы для меня даже в своих добродетелях, близоруким народом, -- который не знает, что такое дух! Дух есть жизнь, которая сама врезается в жизнь: своим собственным страданием увеличивает она собственное знание, знали ли вы уже это? И счастье духа в том, чтобы помазанным быть и освященным быть слезами на заклание, -- знали ли вы уже это? И слепота слепого, и его искание ощупью свидетельствуют о силе солнца, на которое глядел он, -- знали ли вы уже это? С помощью гор должен учиться строить познающий! Мало того, что дух двигает горами, -- знали ли вы уже это? Вы знаете только искры духа -- но вы не видите наковальни, каковой является он, и жестокости его молота! Поистине, вы не знаете гордости духа! Но еще менее перенесли бы вы скромность духа, если бы когда-нибудь захотела она говорить! И никогда еще не могли вы ввергнуть свой дух в заснеженную яму: вы недостаточно горячи для этого! Оттого и не знаете вы восторгов его холода. Но во всем обходитесь вы, по-моему, слишком запросто с духом; и из мудрости делали вы часто богадельню и больницу для плохих поэтов. Вы не орлы -- оттого и не испытывали вы счастья в испуге духа. И кто не птица, не должен парить над пропастью. Вы кажетесь мне теплыми; но холодом веет от всякого глубокого познания. Холодны, как лед, самые глубокие источники духа: услада для горячих рук и для тех, кто не покладает рук. Вот стоите вы, чтимые, строгие, с прямыми спинами, вы, прославленные мудрецы! -- вами не движет могучий ветер и сильная воля. Видели ли вы когда-нибудь парус на море, округленный, надутый ветром и дрожащий от бури? Подобно парусу, дрожащему от бури духа, проходит по морю моя мудрость -- моя дикая мудрость! Но вы, слуги народа, вы, прославленные мудрецы, -- как могли бы вы идти со мною! -- Так говорил Заратустра.

Ночная песнь

Ночь: теперь говорят громче все бьющие ключи. И моя душа тоже бьющий ключ. Ночь: теперь только пробуждаются все песни влюбленных. И моя душа тоже песнь влюбленного. Что-то неутоленное, неутолимое есть во мне; оно хочет говорить. Жажда любви есть во мне; она сама говорит языком любви. Я -- свет; ах, если бы быть мне ночью! Но в том и одиночество мое, что опоясан я светом. Ах, если бы быть мне темным и ночным! Как упивался бы я сосцами света! И даже вас благословлял бы я, вы, звездочки, мерцающие, как светящиеся червяки на небе! -- и был бы счастлив от ваших даров света. Но я живу в своем собственном свете, я вновь поглощаю пламя, что исходит из меня. Я не знаю счастья берущего; и часто мечтал я о том, что красть должно быть еще блаженнее, чем брать. В том моя бедность, что моя рука никогда не отдыхает от дарения; в том моя зависть, что я вижу глаза, полные ожидания, и просветленные ночи тоски. О горе всех, кто дарит! О затмение моего солнца! О алкание желаний! О ярый голод среди пресыщения! Они берут у меня; но затрагиваю ли я их душу? Целая пропасть лежит между дарить и брать; но и через малейшую пропасть очень трудно перекинуть мост. Голод вырастает из моей красоты; причинить страдание хотел бы я тем, кому я свечу, ограбить хотел бы я одаренных мною -- так алчу я злобы. Отдернуть руку, когда другая рука уже протягивается к ней; медлить, как водопад, который медлит в своем падении, -- так алчу я злобы. Такое мщение измышляет мой избыток; такое коварство рождается из моего одиночества. Мое счастье дарить замерло в дарении, моя добродетель устала от себя самой и от своего избытка! Кто постоянно дарит, тому грозит опасность потерять стыд; кто постоянно раздает, у того рука и сердце натирают себе мозоли от постоянного раздавания. Мои глаза не делаются уже влажными перед стыдом просящих; моя рука слишком огрубела для дрожания рук наполненных. Куда же девались слезы из моих глаз и пушок из моего сердца? О одиночество всех дарящих! О молчаливость всех светящих! Много солнц вращается в пустом пространстве; всему, что темно, говорят они своим светом -- для меня молчат они. О, в этом и есть вражда света ко всему светящемуся: безжалостно проходит он своими путями. Несправедливое в глубине сердца ко всему светящемуся, равнодушное к другим солнцам -- так движется всякое солнце. Как буря, несутся солнца своими путями, в этом -- движение их. Своей неумолимой воле следуют они, в этом -- холод их. О, это вы, темные ночи, создаете теплоту из всего светящегося! О, только вы пьете молоко и усладу из сосцов света! Ах, лед вокруг меня, моя рука обжигается об лед! Ах, жажда во мне, которая томится по вашей жажде! Ночь: ах, зачем я должен быть светом! И жаждою тьмы! И одиночеством! Ночь: теперь рвется, как родник, мое желание -- желание говорить. Ночь: теперь говорят громче все бьющие ключи. И душа моя тоже бьющий ключ. Ночь: теперь пробуждаются все песни влюбленных. И моя душа тоже песнь влюбленного. -- Так пел Заратустра.