Г.В.Ф.Гегель ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ДУХА (34)

C. ДУХ, ОБЛАДАЮЩИЙ ДОСТОВЕРНОСТЬЮ СЕБЯ САМОГО. МОРАЛЬНОСТЬ

Нравственный мир показал лишь отошедший в нем дух, единичную самость, как свою судьбу и свою истину. Но это правовое лицо имеет свою субстанцию и осуществление вне себя. Движение мира образованности и веры снимает эту абстракцию лица, и благодаря совершённому отчуждению, благодаря высшей абстракции субстанция для самости духа превращается сперва во всеобщую волю и, наконец, в ее собственность. Таким образом, здесь знание, по-видимому, стало, наконец, совершенно равным своей истине; ибо его истина есть само это знание, и всякая противоположность обеих сторон исчезла; и притом не для нас или в себе, а для самого самосознания. А именно оно овладело противоположностью самого сознания. Последнее покоится на противоположности достоверности себя самого и предмета; но теперь для него сам предмет есть достоверность себя, есть знание, – равным образом и достоверность его самого как таковая не имеет более собственных целей, следовательно, не находится более в определенности, а есть чистое знание.

Знание самосознания, таким образом, есть для самосознания сама субстанция. Она есть для него столь же непосредственно, как и абсолютно опосредствованно в некотором нераздельном единстве.Непосредственно в том смысле, что нравственное сознание знает и само выполняет долг, повинуясь ему как своей натуре; но оно не есть характер, как то нравственное сознание, которое в силу своей непосредственности есть некоторый определенный дух, принадлежит только одной из нравственных существенностей и заключает в себе сторону незнания. – Оно есть абсолютное опосредствование в том смысле, что оно есть образующее себя и верующее сознание; ибо оно по существу есть движение самости, направленное на снятие абстракции непосредственного наличного бытия и на превращение себя во всеобщее, но не путем чистого отчуждения и разрывания своей самости и действительности, и не путем бегства. Оно для себя непосредственно наличествует в своей субстанции, ибо она есть знание, она есть созерцаемая чистая достоверность его самого; и именно эта непосредственность, которая есть его собственная действительность, есть вся действительность, ибо непосредственное есть само бытие, и как чистая непосредственность, очищенная абсолютной негативностью, она есть чистое бытие, она есть бытие вообще или все бытие.

Абсолютная сущность поэтому не исчерпывается определением ее как простой сущности мышления, она есть вся действительность, и эта действительность существует только как знание; то, чего сознание не знало бы, не имело бы смысла и не может быть для него силой; в его знающую волю отступила вся предметность и мир. Оно абсолютно свободно в том, что оно знает свою свободу, и именно это знание своей свободы есть его субстанция и цель и единственное содержание.

a. Моральное мировоззрение

[ 1. Постулированная гармония долга и действительности. ] – Самосознание знает долг как абсолютную сущность; оно связано только долгом, и эта субстанция есть его собственное чистое сознание; долг не может обрести для него формы чего-то чуждого. Но замкнутое таким образом в самом себе, моральное самосознание еще не установлено и не рассматривается каксознание. Предмет есть непосредственное знание, и столь всецело проникнутый самостью, он не есть предмет. Но будучи по существу опосредствованием и негативностью, это знание в своем понятии соотносится с некоторым инобытием и есть сознание. Так как долг составляет его единственную существенную цель и предмет, то это инобытие, с одной стороны, есть для него лишенная всякого значениядействительность. Но так как это сознание столь совершенно замкнуто в самом себе, то оно относится к этому инобытию совершенно свободно и равнодушно, и наличное бытие поэтому есть, с другой стороны, наличное бытие, полностью предоставленное самосознанием себе самому, соотносящееся точно так же лишь с собою; чем свободнее становится самосознание, тем свободнее и негативный предмет его сознания. Поэтому он есть мир, внутри себя завершенный до собственной индивидуальности, самостоятельное целое специфических законов, равно как их самостоятельное течение и свободное претворение в действительность, некоторая природа вообще, законы которой, как и ее действия, принадлежат ей самой как некоей сущности, столь же мало заботящейся о моральном самосознании, как и оно о ней.

Начиная с этого определения развивается моральное мировоззрение, которое состоит в соотношении морального в-себе- и для-себя-бытия с природным в-себе- и для-себя-бытием. В основе этого соотношения лежит как полное равнодушие и собственная самостоятельность природы и моральных целей и деятельности друг по отношению к другу, так, с другой стороны, и сознание единственной существенности долга и сознание полной несамостоятельности и несущественности природы. Моральное мировоззрение содержит развитие моментов, которые имеются в этом соотношении столь совершенно противоречивых предпосылок.

Итак, прежде всего предполагается моральное сознание вообще; долг имеет для него значение сущности, для него – действительного и деятельного и в своей действительности и деятельности выполняющего долг. Но в то же время для этого морального сознания существует в качестве предпосылки свобода природы, другими словами, оно на опыте узнает, что природа не заботится о том, чтобы сообщить ему сознание единства его действительности с ее действительностью, и, следовательно, может быть, позволяет ему стать счастливым, а может быть, и не позволяет. Неморальное сознание, напротив того, быть может, случайно найдет себе претворение в действительность там, где моральное сознание видит только повод к совершению поступков, но видит также, что благодаря этому на его долю не выпадает счастья исполнения и наслаждения осуществлением. Поэтому оно скорее находит основание жаловаться на такое состояние несоответствия между ним и наличным бытием и на несправедливость, ограничивающую его тем, что оно имеет свой предмет только в качестве чистого долга, но отказывающую ему в том, чтобы увидеть этот долг и себя претворенными в действительность.

Моральное сознание не может отказаться от блаженства и устранить этот момент из своей абсолютной цели. Цель, выраженная чистым долгом, по существу заключает в себе "это" единичноесамосознание; индивидуальное убеждение и знание о нем составляли абсолютный момент моральности. Этот момент в опредмеченной цели, в исполненном долге есть единичное сознание, созерцающее себя претворенным в действительность, иначе говоря, есть наслаждение, которое в силу этого содержится хотя и не непосредственно в понятии моральности, рассматриваемой как образ мыслей, но в понятии претворения ее в действительность. Но тем самым наслаждение заключается и в моральности как образе мыслей; ибо этот последний направлен не на то, чтобы оставаться образом мыслей в противоположность образу действия, а на то, чтобы совершать поступки и претворять себя в действительность. Цель, выраженная как целое вместе с сознанием ее моментов, состоит, следовательно, в том, чтобы исполненный долг в такой же мере был чисто моральным поступком, как и реализованной индивидуальностью, и чтобы природа как сторона единичности по отношению к абстрактной цели составляла одно с этой последней. – Насколько необходим опыт относительно дисгармонии обеих сторон в силу того, что природа свободна, настолько же и долг есть единственно "существенное", и природа по отношению к нему есть то, что лишено самости. Указанная цель в целом, составляемая гармонией, содержит внутри себя самое действительность. Эта цель есть в то же время мысль о действительности. Гармония моральности и природы, – или: так как природа лишь постольку принимается во внимание, поскольку сознание испытывает ее единство с собою, – гармония моральности и блаженства мыслится необходимо сущею, или она постулирована. Ибо "требование" выражает, что нечто, что еще не действительно, мыслится сущим, выражает необходимость не понятия как понятия, а необходимость бытия. Но в то же время необходимость по существу есть отношение через понятие. Требуемое бытие, следовательно, не есть принадлежность процесса представления случайного сознания, а заключается в понятии самой моральности, истинное содержание которой есть единство чистого и единичного сознания; последнему свойственно то, что это единство существует для него в качестве некоторой действительности, – что составляет в содержании цели счастье, а в ее форме – наличное бытие вообще. – Это требуемое наличное бытие или единство обоих не есть поэтому какое-нибудь пожелание, или: будучи рассматриваемо как цель, не есть такая цель, достижение которой было бы еще недостоверно, а она есть требование разума или его непосредственная достоверность и предпосылка.

Указанный первый опыт и этот постулат – не единственный постулат, а открывает для себя целый круг постулатов. Именно природа есть не только этот совершенно свободный внешний модус, в котором, как в чистом предмете, сознание должно было бы реализовать свою цель. Сознанию самому по существу присуще быть таким сознанием, для которого есть это другое свободное действительное, т.е. оно само есть нечто случайное и природное. Эта природа, которая для него есть его природа, есть чувственность, которая в формах проявления воли, в виде побуждений и склонностей, имеет для себя собственную определенную существенность или единичные цели и, следовательно, противоположна чистой воле и ее чистым целям. Но в противоположность этому противоположению сущность для чистого сознания есть, напротив, соотношение чувственности с ним, ее абсолютное единство с ним. Оба, чистое мышление и чувственность сознания, суть в себе одно сознание, и чистое мышление есть именно то, для которого и в котором существует чистое единство; но для него как сознания существует эта противоположность его самого и побуждений. В этом конфликте разума и чувственности для разума сущность состоит в том, чтобы конфликт разрешился и чтобы в результате получилось то единство обоих, которое есть не упомянутое первоначальное единство, состоящее в том, что оба суть в одном индивиде, а такое единство, которое проистекает из ставшей уже известной противоположности обоих. Лишь такое единство есть действительная моральность, ибо в нем содержится противоположность, благодаря которой самость есть сознание, или лишь она есть действительное, и на деле самость и в то же время всеобщее; иными словами, в этом выражено то опосредствование, которое, как мы видели, существенно для моральности. Так как из этих двух моментов противоположности чувственность есть просто инобытие или негативное, а чистое мышление о долге есть сущность, в которой ни от чего нельзя отказаться, то, по-видимому, полученное единство может быть осуществлено только путем снятия чувственности. Но так как чувственность сама есть момент этого становления, момент действительности, то для обозначения единства придется прежде всего довольствоваться выражением, что чувственность находится в соответствии с моральностью. – Это единство есть равным образомпостулированное бытие, у него нет наличного бытия; ибо то, что имеет наличное бытие, есть сознание, или противоположность чувственности и чистого сознания. Но в то же время это единство не есть некоторое в-себе[-бытие], подобно первому постулату, в котором одну сторону составляет свободная природа, и гармония ее с моральным сознанием находится поэтому вне этого сознания; здесь природа есть та природа, которая имеется в нем самом, и здесь все дело – в моральности как таковой, в гармонии, которая есть собственная гармония действующей самости; сознание поэтому само должно осуществить ее и всегда должно прогрессировать в моральности. Но завершение этого прогресса должно отодвигаться до бесконечности, ибо если бы завершение это действительно наступило, то моральное сознание сняло бы себя. Ибо моральность есть моральное сознание лишь как негативная сущность, для чистого долга которой чувственность имеет только некоторое негативное значение, есть только несоответствие. Но в гармонии исчезает моральность как сознание или ее действительность, подобно тому как в моральном сознании или действительности исчезает ее гармония. Поэтому действительно достигнуть завершения нельзя, а можно только мыслить его как абсолютную задачу, т.е. как такую, которая так и остается задачей. В то же время, однако, ее содержание следует мыслить как такое, которое должно было бы просто быть и не оставаться задачей; допустим, что в этой предельной цели сознание представляют себе совершенно снятым, либо не снятым; как, собственно говоря, быть в таком случае, этого нельзя уже отчетливо различить в темной дали бесконечности, куда именно вследствие этого нужно отодвинуть достижение предельной цели. Собственно, следовало бы сказать, что нет надобности интересоваться определенным представлением и нет надобности доискиваться его, потому что это ведет к противоречиям – к противоречию задачи, которая должна оставаться задачей и все же должна быть выполнена, к противоречию моральности, которая более не должна быть сознанием, не должна быть действительной. Но от того соображения, что завершенная моральность содержит противоречие, пострадала бы святость моральной существенности, и абсолютный долг показался бы чем-то недействительным.

Первым постулатом была гармония моральности и предметной природы, конечная цель мира; вторым – гармония моральности и чувственной воли, конечная цель самосознания как такового; первый постулат, следовательно, есть гармония в форме в-себе-бытия, второй – в форме для-себя-бытия. Связывает же обе эти мысленные крайние конечные цели движение самого совершениядействительных поступков как посредствующее звено. Они суть гармонии, моменты которых в своей абстрактной различенности еще не превратились в предметы; это совершается в действительности, где стороны в собственном сознании выступают каждая как другая сторона другой. Возникающие в силу этого постулаты, подобно тому как прежде они содержали только разделенные гармонии, в себе сущие идля себя сущие, теперь содержат гармонии в-себе- и для-себя-сущие.

[ 2. Божественный законодатель и несовершенное моральное самосознание. ] – Моральное сознание как простое знание и желание чистого долга соотнесено в поступках с предметом, противоположным простоте этого сознания, с действительностью многообразного случая, и в силу этого обладает многообразным моральным отношением. Здесь возникает по содержанию много законов вообще, а по форме – противоречивые силы знающего сознания и бессознательного. – Что касается прежде всего многих обязанностей, то для морального сознания вообще значение в них имеет только чистый долг; многие обязанности как многие суть определенные обязанности и как таковые они поэтому для морального сознания не составляют ничего святого. Но в то же время, будучи необходимыми благодаря понятию совершения поступков, которое заключает в себе многообразную действительность и поэтому – многообразное моральное отношение, они должны рассматриваться как в себе и для себя сущие. Так как, далее, они могут быть только в одном моральном сознании, то они суть в то же время в некотором ином сознании, а не в том, для которого только чистый долг как чистый есть в себе и для себя и священный.

Итак, постулировано, что есть некоторое иное сознание, которое освящает их или которое знает и желает их как обязанности. Первое сознание содержит чистый долг безразлично ко всякому определенному содержанию, и долг есть лишь это равнодушие к содержанию. Но другое сознание заключает в себе столь же существенное отношение к поступкам и необходимость определенного содержания; так как для него обязанности имеют значение как определенные обязанности, то тем самым для него содержание как таковое столь же существенно, как и форма, в силу которой содержание есть долг. Это сознание, следовательно, есть такое сознание, в котором всеобщее и особенное составляют одно, его понятие, стало быть, то же, что понятие гармонии моральности и счастья. Ибо эта противоположность в такой же мере выражает отделение равного себе самому морального сознания от действительности, которая как многоразличное бытие вступает в конфликт с простой сущностью долга. Но если первый постулат выражает лишь сущую гармонию моральности и природы, потому что природа в нем есть это негативное самосознания, момент бытия, то теперь, напротив, это в-себе[-бытие] по существу установлено как сознание. Ибо сущее имеет теперь форму содержания долга, или: оно есть определенность в определенном долге. В-себе[-бытие], следовательно, есть единство таких существенностей, которые, будучи простыми, суть существенности мышления и потому суть только в одном сознании. Это последнее, таким образом, отныне – некий господин и властелин мира, который создает гармонию моральности и счастья и в то же время освещает обязанности в их множественности. Последнее обстоятельство означает лишь, что для сознания чистого долга непосредственно не может быть священным определенный долг; но так как определенный долг в равной мере необходим для совершения действительных поступков, которое есть определенное действование, то его необходимость относится не к указанному сознанию, а к некоторому иному сознанию, которое тем самым есть опосредствующее сознание определенного и чистого долга и является основанием того, что первый также обладает значимостью.

Но в действительном поступке сознание ведет себя как "эта" самость, как некоторое совершенно единичное; оно направлено на действительность как таковую и имеет ее своей целью; ибо оно проявляет волю к осуществлению. Таким образом, долг вообще оказывается вне сознания в некоторой иной сущности, которая есть сознание и священный законодатель чистого долга. Для того, кто совершает поступки, именно потому, что он совершает поступки, непосредственно имеет значение "иное" чистого долга; последний, стало быть, есть содержание некоторого иного сознания и лишь через посредство [чего-то], а именно в этом последнем, он священен для совершающего поступки.

Так как этим установлено, что значимость долга как того, что священно в себе и для себя, оказывается вне действительного сознания, то последнее как несовершенное моральное сознание благодаря этому вообще находится по одну сторону. Как с точки зрения знания оно знает себя, следовательно, как такое, знание и убеждение которого несовершенно и случайно, так и с точки зрения своей воли оно знает себя как такое, цели которого находятся под воздействием чувственности. В силу своей недостойности оно не может, поэтому, считать счастье необходимым, а видит в нем нечто случайное и может ожидать его только как милости.

Но хотя действительность его и несовершенна, однако для его чистой воли и знания долг имеет значение сущности; в понятии, поскольку оно противоположно реальности, или в мышлении, моральное сознание, стало быть, совершенно. Но абсолютная сущность есть именно это мысленное и постулированное по ту сторону действительности; она поэтому есть мысль, в которой морально несовершенное знание и проявление воли имеют значение совершенного и тем самым, так как эта сущность считает их важными, она наделяет счастьем по достоинству, а именно согласно приписываемой им заслуге.

[ 3. Моральный мир как представление. ] – Мировоззрение на этом завершено; ибо в понятии морального самосознания обе стороны, чистый долг и действительность, установлены в одном единстве, и в силу этого и та и другая сторона установлены не как в себе и для себя сущие, а как моменты, т.е. как снятые. Это открывается сознанию в последней части морального мировоззрения; а именно, оно помещает чистый долг в иную сущность, нежели оно само, т.е. оно устанавливает его, с одной стороны, как нечто представленное, а с другой стороны, как нечто такое, что отличается от того, что обладает значимостью в себе и для себя, а не-моральное, напротив, считается совершенным. Точно так же оно утверждает себя само как такое сознание, действительность которого, не соответствующая долгу, снята и, будучи снятой или в представлении абсолютной сущности, более не противоречит моральности.

Для самого морального сознания, однако, его моральное мировоззрение не означает, что оно [моральное сознание] развивает в нем свое собственное понятие и делает последнее своим предметом; оно не имеет сознания ни относительно этой противоположности формы, ни относительно противоположности по содержанию, части которого оно не соотносит друг с другом и не сравнивает, а двигается дальше в своем развитии, не будучи связующим понятием моментов. Ибо оно знает только чистую сущность или предмет (поскольку последний есть долг, поскольку он есть абстрактный предмет его чистого сознания), – знает как чистое знание или как себя само. В своем поведении оно, стало быть, только мыслит, но не оперирует понятиями. Поэтому для него предмет его действительного сознания еще не прозрачен; оно не есть абсолютное понятие, которое единственно постигает инобытие как таковое или свою абсолютную противоположность как само себя. Его собственная действительность, точно так же как и вся предметная действительность, имеет для него, правда, значение несущественного, но его свобода есть свобода чистого мышления, в противоположность которой поэтому в то же время возникла природа как нечто столь же свободное. Так как то и другое одинаково существуют в моральном сознании – свобода бытия и включенность бытия в сознание, – то его предмет становится некоторым сущимпредметом, который в то же время есть предмет лишь мысленный; в последней части его воззрения содержание по существу устанавливается так, что его бытие есть некоторое представленное бытие, и эта связь бытия и мышления выражается как то, что она есть на деле, как процесс представления.

Мы рассматриваем моральное мировоззрение так, что этот предметный модус есть не что иное, как то понятие самого морального самосознания, которое оно делает для себя предметным; поэтому через сознание о форме происхождения этого мировоззрения возникает некоторый другой вид его изображения. – А именно, первое, что служит исходным пунктом, есть действительное моральное самосознание, или то обстоятельство, что таковое существует. Ибо понятие определяет это самосознание так, что для него вся действительность вообще имеет сущность лишь постольку, поскольку действительность соответствует долгу, и понятие устанавливает эту сущность как знание, т.е. в непосредственном единстве с действительной самостью; это единство, таким образом, само действительно, оно есть некоторое моральное действительное сознание. – Последнее же как сознание представляет себе свое содержание как предмет, а именно как конечную цель мира, как гармонию между моральностью и всей действительностью. Но так как оно представляет это единство как предмет и еще не есть понятие, которое обладает властью над предметом как таковым, то это единство для него есть некоторое "негативное" самосознания, или: это единство оказывается вне его как некоторое потустороннее его действительности, но в то же время как такое потустороннее, которое становится также сущим, но лишь мысленно.

То, что таким образом остается для морального самосознания, которое как самосознание есть нечто иное, нежели предмет, есть не-гармония между сознанием долга и действительностью и притом его собственной действительностью. Положение поэтому теперь гласит: морально совершенного действительного самосознания не существует; а так как моральное вообще есть лишь постольку, поскольку оно совершено (ибо долг есть чистое беспримесное в-себе[-бытие], а моральность состоит только в соответствии этому "чистому"), то второе положение вообще гласит, что морально действительного не существует.

Но так как, в-третьих, моральное самосознание есть одна самость, то в себе оно есть единство долга и действительности; это единство становится для него предметом как совершённая моральность, но как некоторое потустороннее его действительности, долженствующее вое же быть действительным.

В этой предельной цели синтетического единства обоих первых положений обладающая самосознанием действительность, точно так же как и долг, установлены лишь в качестве снятого момента; ибо ни то, ни другое не бывает в отдельности, но каждое из них, в существенное определение которых входит – быть свободным от другого, – в этом единстве, таким образом, более не свободно от другого, следовательно, каждое снято, и тем самым они становятся по содержанию предметом как такие, из которых каждое обладает значимостью для другого, а по форме оказывается, что этот их обмен в то же время имеется только в представлении. – Иными словами, действительно неморальное, поскольку оно точно так же есть чистое мышление и возвышается над своей действительностью, в представлении все же морально и считается полнозначным. Этим восстанавливается первое положение, что моральное самосознание существует, но в сочетании со вторым положением – что его не существует, т.е. некое моральное самосознание существует, но только в представлении; или: хотя никакого морального самосознания не существует, но некоторым другим [сознанием] оно все же признается существующим.