Пфальцграфиня Ютта на легком челне
Ночью по Рейну плывет при луне.
Служанка гребет, госпожа говорит:
"Ты видишь семь трупов? Страшен их вид!
Семь трупов за нами
Плывут над волнами...
Плывут мертвецы так печально!
То рыцари были в расцвете лет.
Каждый принес мне любовный обет,
Нежно покоясь в объятьях моих.
Чтоб клятв не нарушили, всех семерых
Швырнула в волну я,
В пучину речную...
Плывут мертвецы так печально!"
Графиня смеется, служанка гребет.
Злой хохот несется над лоном вод.
А трупы, всплывая, по пояс видны,
Простерли к ней руки и клятвам верны,
Все смотрят с укором
Стеклянным взором...
Плывут мертвецы так печально!..
От испанцев в Альпухару
Мавританский царь уходит.
Юный вождь, он, грустный, бледный,
Возглавляет отступленье.
С ним -- на рослых иноходцах,
На носилках золоченых
Весь гарем его. На мулах --
Чернокожие рабыни;
В свите -- сотня слуг надежных
На конях арабской крови.
Статны кони, но от горя
Хмуро всадники поникли.
Ни цимбал, ни барабанов,
Ни хвалебных песнопений,
Лишь бубенчики на мулах
В тишине надрывно плачут.
С вышины, откуда видно
Всю равнину вкруг.Дуэро,
Где в последний раз мелькают
За горой зубцы Гранады,
Там, о коня на землю спрыгнув,
Царь глядит на дальний город,
Что в лучах зари вечерней
Блещет, золотом, багряным.
Но, Аллах, - о стыд великий! -
Где священный полумесяц?
Над Альгамброй оскверненной
Реют крест и флаг испанский.
Видит царь позор ислама
И вздыхает сокрушенно
И потоком бурным слезы
По его щекам струятся.
Но царица-мать на сына
Мрачно смотрит с иноходца,
И бранит его, и в сердце
Больно жалит горьким словом.
"Полно, Боабдид эль-Чико,
Словно женщина ты плачешь
Оттого, что в бранном деле
Вел себя не как мужчина".
Был тот злой укор услышан
Первой из наложниц царских,
И она, с носилок спрыгнув,
Кинулась ему на шею.
"Полно, Боабдил эль-Чико,
Мой любимый повелитель!
Верь, юдоль твоих страданий
Расцветет зеленым лавром.
О, не только триумфатор,
Вождь, увенчанный победой,
Баловень слепой богини,
Но и кровный сын злосчастья,
Смелый воин, побежденный
Лишь судьбой несправедливой,
Будет в памяти потомков
Как герой вовеки славен".
И "Последним вздохом мавра"
Называется доныне
Та гора, с которой видел
Он в последний раз Гранаду.
А слова его подруги
Время вскоре подтвердило:
Юный царь прославлен в песне,
И не смолкнет песня славы
До тех пор, покуда струны
Не порвутся до последней
На последней из гитар,
Что звенят в Андалусии.
И МЕЛИСАНДА ТРИПОЛИ
В замке Блэ ковер настенный
Вышит пестрыми шелками.
Так графиня Триполи
Шила умными руками.
Ив шитье вложила душу,
И слезой любви и горя
Орошала ту картину,
Где представлено и море,
И корабль, и как Рюделя
Мелисанда увидала,
Как любви своей прообраз
В,умиравшем угадала.
Ах, Рюдель и сам впервые
В те последние мгновенья
Увидал ее, чью прелесть
Пел, исполнен вдохновенья.
Наклонясь к нему, графиня
И зовет, и ждет ответа,
Обняла его, целует
Губы бледные поэта.
Тщетно! Поцелуй свиданья
Поцелуем был разлуки.
Чаша радости великой
Стала чашей смертной муки.
В замке Блэ ночами слышен
Шорох, шелест, шепот странный.
Оживают две фигуры
На картине шелкотканой.
И, стряхнув оцепененье,
Дама сходит с трубадуром,
И до света обе тени
Бродят вновь по залам хмурым.
Смех, объятья, нежный лепет,
Горечь сладостных обетов,
Замогильная галантность
Века рыцарей-поэтов.
"Жоффруа! Погасший уголь
Загорелся жаром новым.
Сердце мертвое подруги
Ты согрел волшебным словом".
"Мелисанда! Роза счастья!
Всю земную боль и горе
Я забыл -- и жизни радость
Пью в твоем глубоком взоре".
"Жоффруа! Для нас любовь
Сном была в преддверье гроба.
Но Амур свершает чудо,--
Мы верны и в смерти оба".
"Мелисанда! Сон обманчив,
Смерть -- ты видишь -- также мнима.
Жизнь и правда -- лишь в любви,
Ты ж навеки мной любима!"
"Жоффруа! В старинном замке
Любо грезить под луною.
Нет, меня не тянет больше
К свету, к солнечному зною".
"Мелисанда! Свет и солнце --
Все в тебе, о дорогая!
Там, где ты, -- любовь и счастье,
Там, где ты, -- блаженство мая!"
Так болтают, так блуждают
Две влюбленных нежных тени,
И, подслушивая, месяц
Робко светит на ступени"
Но, видениям враждебный,
День восходит над вселенной --
И, страшась, они бегут
В темный зал, в- ковер настенный.
К одному приходит злато,
Серебро идет к другому,--
Для простого человека
Все томаньг -- серебро.
Но в устах державных шаха
Все томаны -- золотые,
Шах дарит и принимает
Только золотые деньги,
Так считают все на свете,
Так считал и сам великий
Фирдуси, творец бессмертной
Многоелавной "Шах-наме".
Эту песню о героях.
Начал он по воле шаха.
Шах сулил певцу награду:
Каждый стих -- один томан.
Расцвело семнадцать весен,
Отцвело семнадцать весен,
Соловей прославил розу
И умолк семнадцать раз,
А поэт-сидел прилежно
У станка крылатой мысли,
День и ночь трудясь прилежно,
Ткал ковер узорной песни!
Ткал поэт ковер узорный
И вплетал в него искусно
Все легенды Фарсистана,
Славу древних властелинов,
Своего народа славу,
Храбрых витязей деянья,
Волшебство и злые чары
В раме сказочных цветов.
Все цвело, дышало, пело,
Пламенело, трепетало,--
Там сиял, как свет небес,
Первозданным свет Ирана,
Яркий, вечный свет, не меркший
Вопреки Корану, муфти,
В храме огненного духа,
В сердце пламенном поэта.
Завершив свое творенье,
Переслал поэт владыке.
Манускрипт великой песни:
Двести тысяч строк стихов.
Это было в банях Гасны,--
В старых банях знойной Гасны
Шаха черные посланцы
Разыскали Фирдуси.
Каждый нес мешок с деньгами
И слагал к ногам поэта,
На колени став, высокий,
Щедрый дар за долгий труд.
И поэт нетерпеливо
Вскрыл мешки, чтоб насладиться
Видом золота желанным,--
И отпрянул, потрясенный.
Перед ним бесцветной грудой
Серебро в мешках лежало --
Двести тысяч, и поэт
Засмеялся горьким смехом.
С горьким смехом разделил он
Деньги на три равных части.
Две из них посланцам черным
Он, в награду за усердье,
Роздал -- поровну обоим,
Третью банщику он бросил
За его услуги в бане:
Всех по-царски наградил.
Взял он страннический посох
И, столичный град покинув,
За воротами с презреньем
Отряхнул с сандалий прах.
"Если б только лгал он мне,
Обещав -- нарушил слово,
Что же, людям лгать не ново,
Я простить бы мог вполне.
Но ведь он играл со мной,
Обнадежил обещаньем,
Ложь усугубил молчаньем,--
Он свершил обман двойной.
Был он статен и высок,
Горд и благороден ликом,--
Не в пример другим владыкам
Царь от головы до ног.
Он, великий муж Ирана,
Солнцем глядя мне в глаза,--
Светоч правды, лжи гроза,--
Пал до низкого обмана!"
Шах Магомет окончил пир.
В его душе любовь и мир.
В саду у фонтана, под сенью маслин,
На красных подушках сидит властелин.
В толпе прислужников смиренной --
Анзари, любимец его неизменный.
В мраморных вазах, струя аромат,
Буйно цветущие розы горят,
Пальмы, подобны гуриям рая,
Стоят, опахала свои колыхая.
Спят кипарисы полуденным сном,
Грезя о небе, забыв о земном.
И вдруг, таинственной вторя струне,
Волшебная песнь полилась в тишине.
И шах ей внемлет с огнем в очах.
"Чья эта песня?" -- молвит шах.
Анзари в ответ: "О владыка вселенной,
Той песни творец -- Фирдуси несравненный".
"Как? Фирдуси? -- изумился шах.--
Но где ж он, великий, в каких он краях?"
И молвил Анзари: "Уж много лет
Безмерно бедствует поэт.
Он в Туе воротился, к могилам родным,
И кормится маленьким садом своим".
Шах Магомет помолчал в размышленье
И молвил: "Анзари, тебе повеленье!
Ступай-ка на скотный мой двор с людьми,
Сто мулов, полсотни верблюдов возьми.
На них,нагрузи драгоценностей гору,
Усладу сердцу, отраду взору, --
Заморских диковин, лазурь" изумруды,
Резные эбеновые сосуды,
Фаянс, оправленный кругом
Тяжелым золотом и серебром,
Слоновую кость, кувшины и кубки,
Тигровы шкуры, трости, трубки,
Ковры и шали, парчовые ткани,
Изготовляемые в Иране.
Не позабудь вложить в тюки
Оружье, брони и чепраки
Да самой лучшей снеди в избытке,
Всех видов яства и напитки,
Конфеты, миндальные торты, варенья,
Разные пироги, соленья..
Прибавь двенадцать арабских коней,
Что стрел оперенных и ветра быстрей,
Двенадцать невольников чернотелых,
Крепких, как бронза, в работе умелых.
Анзари, сей драгоценный груз
Тобой доставлен будет в Туе
И весь, включая мой поклон,
Великому Фирдуси вручен".
Анзари исполнил повеленья,
Навьючил верблюдов без промедленья, --
Была несметных подарков цена
Доходу с провинции крупной равна.
И вот Анзари в назначенный срок
Собственноручно поднял флажок
На них,нагрузи драгоценностей гору,
Усладу сердцу, отраду взору, --
Заморских диковин, лазурь" изумруды,
Резные эбеновые сосуды,
Фаянс, оправленный кругом
Тяжелым золотом и серебром,
Слоновую кость, кувшины и кубки,
Тйгровы шкуры, трости, трубки,
Ковры и шали, парчовые ткани,
Изготовляемые в Иране.
Не позабудь вложить в тюки
Оружье, брони и чепраки
Да самой лучшей снеди в избытке,
Всех видов яства и напитки,
Конфеты, миндальные торты, варенья,
Разные пироги, соленья..
Прибавь двенадцать арабских коней,
Что стрел оперенных и ветра быстрей,
Двенадцать невольников чернотелых,
Крепких, как бронза, в работе умелых.
Анзари, сей драгоценный груз
Тобой доставлен будет в Туе
И весь, включая мой поклон,
Великому Фирдуси вручен".
Анзари исполнил повеленья,
Навьючил верблюдов без промедленья, --
Была несметных подарков цена
Доходу с провинции крупной равна.
И вот Анзари в назначенный срок
Собственноручно поднял флажок
И знойною -степью вглубь Ирана
Двинулся во главе каравана.
Шли восемь дней и с девятой зарей
Туе увидали вдали под горой.
Шумно и весело, под барабан,
С запада в город вошел караван.
Грянули враз: "Ля-иль-ля иль алла!"
Это ль не песня триумфа была!
Трубы ревели, рога завывали,
Верблюды, погонщики -- все ликовали.
А в тот же час из восточных ворот
Шел с погребальным плачем народ.
К тихим могилам, белевшим вдали,
Прах Фирдуси по дороге несли.