- 1038 Просмотров
- Обсудить
П р и н ц О р а н с к и й. Беречь народ и преследовать князей.
Э г м о н т. Как многие уже давно боялись этого! Тут нечего стараться.
П р и н ц О р а н с к и й. Однако старались. Я все больше подозревал это и наконец уверился.
Э г м о н т. А есть ли у короля слуги вернее нас?
П р и н ц О р а н с к и й. Мы служим ему на свой лад и между нами можем признаться, что мы отлично умеем соразмерять права короля и свои.
Э г м о н т. Да кто этого не делает? Мы ему подвластны и послушны, как подобает.
П р и н ц О р а н с к и й. А если бы он счел себя вправе на большее и назвал бы нарушением верности то, что мы именуем соблюдением своих прав?
Э г м о н т. Мы сможем отстоять себя. Пусть он созовет рыцарей Руна, и мы потребуем, чтобы нас рассудили.
П р и н ц О р а н с к и й. А как быть в случае приговора до разбирательства? Или наказания до приговора?
Э г м о н т. Это было бы беззаконие, до какого Филипп никогда не унизится, и безумие, на которое я не считаю способным ни его, ни его советников.
П р и н ц О р а н с к и й. А ну как они окажутся беззаконниками и безумцами?
Э г м о н т. Нет, Оранский, это немыслимо. Кто мог бы осмелиться наложить на нас руку? Наш арест был бы пропащим и бесплодным делом. Нет, у них не хватит решимости вздернуть так высоко стяг тирании! Дуновение ветра, которое разнесло бы такое известие по стране, раздуло бы вместе с тем чудовищное пламя. И какого бы исхода они хотели? Судить и приговорить своей властью король не может, а решились ли бы они предательски посягнуть на нашу жизнь? Они не могут этого захотеть. Грозный союз объединил бы тогда народ в одно мгновение. И бурно бы проявилась тогда ненависть и вечное отвращение к самому имени Испании!
П р и н ц О р а н с к и й. Пламя бушевало бы тогда над нашими могилами, и кровь друзей наших лилась бы напрасной искупительной жертвой. Оставь меня думать по-моему, Эгмонт!
Э г м о н т. Но как же они будут действовать?
П р и н ц О р а н с к и й. Альба на пути к нам.
Э г м о н т. Не может быть!
П р и н ц О р а н с к и й. Это мне известно.
Э г м о н т. Правительница, очевидно, ничего не знала.
П р и н ц О р а н с к и й. Тем более я в этом уверен. Правительница ему уступит место. Мне известна его кровожадность, а он ведет с собою войско.
Э г м о н т. Снова придавить провинции гнетом? Народу будет невыносимо тяжко.
П р и н ц О р а н с к и й. Начнут захватывать стоящих во главе!
Э г м о н т. Нет! Нет!
П р и н ц О р а н с к и й. Идем, каждый в свою область! Укрепимся там. С открытого насилия он не начнет.
Э г м о н т. Но обязаны ли мы его приветствовать, когда он явится?
П р и н ц О р а н с к и й. Помедлим.
Э г м о н т. А если он при своем приезде именем короля нас потребует?
П р и н ц О р а н с к и й. Поищем отговорок.
Э г м о н т. А если будет принуждать?
П р и н ц О р а н с к и й. Начнем приводить оправдания.
Э г м о н т. А если будет настаивать?
П р и н ц О р а н с к и й. Тем решительнее будем уклоняться.
Э г м о н т. И война объявлена, и мы изменники! Оранский, не давай мудрствованию соблазнить тебя! Знаю, ты не можешь паддаться страху. Обдумай этот шаг.
П р и н ц О р а н с к и й. Я обдумал.
Э г м о н т. Обдумай, какую вину берешь ты на себя, если заблуждаешься! Вину губительнейшей войны, какая только опустошила когда-либо какую бы то ни было страну. Отказом своим ты подашь сигнал, который сразу призывает к оружию все провинции, который оправдывает всякую бесчеловечность, а для нее Испания искони жадно выискивала только предлога. То самое, что мы так долго, с таким трудом умиротворяли, единым мановением вновь возбудишь ты к ужаснейшему смятению. Подумай о городах, о дворцах, о народе, о торговле, о земледелии, промыслах! И представь себе опустошение и убийство! Спокойно может видеть солдат на поле битвы, как возле него падают его товарищи; но мимо тебя вниз по реке будут проплывать тела простых обывателей, детей, девушек, а ты, ошеломленный, тут стоишь и сам уже не знаешь: чью свободу защищаешь ты, если тонут те, за кого ты поднял оружие? И каково все это будет тебе, когда ты вынужден будешь безмолвно себе признаться: "Ими я воспользовался, чтобы сохранить свою безопасность".
П р и н ц О р а н с к и й. Мы не просто люди, сами по себе, Эгмонт. Нам подобает жертвовать собой для тысяч людей, но нам же подобает и щадить себя ради тысяч.
Э г м о н т. Кто щадит себя, должен сделаться самому себе подозрителен.
П р и н ц О р а н с к и й. Кто себя знает, тот без опасений может наступать и подаваться назад.
Э г м о н т. Беда, которой ты боишься, неизбежна при таком образе действия.
П р и н ц О р а н с к и й. Мудро и мужественно неизбежной беде идти прямо навстречу.
Э г м о н т. При такой великой опасности учитывается и самая слабая надежда.
П р и н ц О р а н с к и й. У нас больше нет места и для осторожнейшего шага: пропасть прямо перед нами.
Э г м о н т. Разве милость короля уж такая зыбкая почва?
П р и н ц О р а н с к и й. Не такая уж зыбкая, но скользкая.
Э г м о н т. Боже мой, к нему несправедливо относятся! Для меня невыносимо, что о нем думают недостойное! Он сын Карла и не способен ни на что низкое.
П р и н ц О р а н с к и й. Короли не делают ничего низкого.
Э г м о н т. Его надо научиться понимать.
П р и н ц О р а н с к и й. Как раз это понимание учит нас не дожидаться опасного опыта.
Э г м о н т. Никакой опыт не опасен, если на него хватит отваги.
П р и н ц О р а н с к и й. Ты раздражен, Эгмонт.
Э г м о н т. Я должен смотреть своими глазами.
П р и н ц О р а н с к и й. Ах, если бы только на этот раз ты смотрел моими! Друг, если твои открыты, так ты думаешь, что видишь. Я отправляюсь! Ожидай прибытия Альбы, и да будет бог с тобою! Может быть, отказ мой спасет тебя. Может быть, этот дракон откажется от добычи, если не сможет проглотить нас обоих сразу. Авось он помешкает, чтобы свой умысел надежнее выполнить, а ты тем временем авось разглядишь положение вещей в его подлинном виде. Только уж тогда скорей, скорей! Спасайся, спасайся! Прости! Не допусти, чтобы хоть что-нибудь ускользнуло от твоего внимания: сколько войск он с собой приведет, какими способами займет он город, в какой мере власть удержится за правительницей, насколько решительны окажутся друзья твои. Извести меня... Эгмонт.
Э г м о н т. В чем дело?
П р и н ц О р а н с к и й (схватывая его за руки). Дай убедить тебя! Иди со мной!
Э г м о н т. Как? Ты плачешь, Оранский?
П р и н ц О р а н с к и й. И мужчине не стыдно оплакивать погибшего.
Э г м о н т. Ты воображаешь, будто я погиб?
П р и н ц О р а н с к и й. Ты погиб? Подумай! Тебе остается кратчайший срок. Прости! (Уходит.)
Э г м о н т (один). Чтобы мысли другого человека - и могли так влиять на нас! Мне никогда этого в голову не приходило. А этот человек переносит в меня всю свою тревогу. Прочь! Это чужая капля в крови моей. Извергни ее, здоровая природа! А смыть со лба моего морщины раздумья - на это есть у меня благое средство.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ДВОРЕЦ ПРАВИТЕЛЬНИЦЫ
М а р г а р и т а П а р м с к а я. Это мне следовало ожидать. Ах, когда жизнь проводишь в заботе и работе и только их видишь впереди, думаешь постоянно, что делаешь едва ли не больше возможного; а кто наблюдает издали и повелевает, тот полагает, будто только возможного требует. О, эти короли! Я бы никак не подумала, что это может так меня расстроить. Повелевать так прекрасно! А отрекаться? Не знаю, как смог это сделать отец, но я тоже хочу.
Макьявель появляется в глубине.
П р а в и т е л ь н и ц а. Подойдите ближе, Макьявель. Я здесь раздумываю над письмом брата.
М а к ь я в е л ь. Смею ли осведомиться, о чем оно?
П р а в и т е л ь н и ц а. Столько же нежной заботливости обо мне, сколько попечительности о своих владениях. Он превозносит стойкость, старание и верность, с какими я в этой стране до сих пор стояла на страже прав его величества. Он сожалеет, что необузданный народ так много доставляет мне тревоги. Он в глубине моей прозорливости так безусловно уверен, мудростью моего образа действий так исключительно удовлетворен, что, кажется, я готова сказать: письмо написано слишком хорошо, - даже для короля, не только для брата.
М а к ь я в е л ь. Уже не впервые он свидетельствует вам справедливое свое удовольствие.
П р а в и т е л ь н и ц а. Но впервые является в ораторском обличий.
М а к ь я в е л ь. Я не понимаю вас.
П р а в и т е л ь н и ц а. Но поймете. После этого приступа он переходит к мысли: без солдат, без небольшой армии я всегда буду здесь изображать печальную фигуру! Мы неправильно поступили, говорит он, когда склонились на жалобы жителей и вывели свои войска из провинций. Он полагает, что гарнизон, отягчая горожанину затылок, своим весом мешает ему делать большие скачки.
М а к ь я в е л ь. Это значило бы привести умы в крайнее раздражение.
П р а в и т е л ь н и ц а. Король полагает, однако, - ты слышишь? - он полагает, что дельный генерал - этакий, чтоб не принимал никаких резонов, очень скоро сумел бы управиться с народом и дворянством, с горожанами и мужиками, и в силу этого шлет сюда с крепким войском герцога Альбу.
М а к ь я в е л ь. Альбу?
П р а в и т е л ь н и ц а. Ты изумляешься?
М а к ь я в е л ь. Вы говорите - шлет. Верно, запрашивает, не может ли послать?
П р а в и т е л ь н и ц а. Король не запрашивает, он шлет.
М а к ь я в е л ь. Итак, вы будете иметь к вашим услугам искусного военачальника.
П р а в и т е л ь н и ц а. К моим услугам? Высказывайся с полной откровенностью, Макьявель!
М а к ь я в е л ь. Я не хотел бы упреждать вас.
П р а в и т е л ь н и ц а. А я хотела бы притвориться. Мне это больно, очень больно. Я бы предпочла, чтобы лучше брат сказал мне все, как думает, чем подписывать формальные послания, сочиняемые статс-секретарем.
М а к ь я в е л ь. Не должно ли было предвидеть?
П р а в и т е л ь н и ц а. Я знаю их вдоль и поперек. Им бы очень хотелось, чтобы все это оказалось вычищено и выметено; а сами они за дело не принимаются, - вот и облекается их доверием первый попавшийся молодец, какой явится с метлой в руке. Ах, я живо представляю их себе, словно король и его совет вытканы на этих шпалерах.
М а к ь я в е л ь. Настолько ярко?
П р а в и т е л ь н и ц а. До малейшей черточки. В их числе есть порядочные люди. Честный Родриг - человек бывалый и знающий меру, который на залетает высоко, но все-таки ничего не упустит; прямодушный Алонсо, усердный Френеда, твердый Лас Варгас и еще несколько человек, которые всякий раз идут заодно с благонамеренной стороной совета, когда она восторжествует. Однако там же сидит меднолобый толедец, со своими ввалившимися глазами и горящим взором, да ворчит сквозь зубы о женской снисходительности, о несвоевременной сговорчивости да о том, что на объезженных лошадях женщины могут хорошо ездить, а сами они плохие наездницы - и другие подобные шутки, которые мне, бывало, приходилось выслушивать от почтенных политиков.
М а к ь я в е л ь. Вы сумели выбрать чудесную палитру красок для своей картины.
П р а в и т е л ь н и ц а. Однако признайтесь, Макьявель, что во всех оттенках, - по крайней мере, тех, какими я могла пользоваться в своей живописи, - нет другого такого желто-бурого, желчно-черного тона, как в окраске лица Альбы и как та краска, которой он малюет. Всякий в его глазах богохульник и оскорбитель величества, потому что по этой статье можно их всех немедленно колесовать, сажать на кол, четвертовать и сжигать. То благо, какое я здесь совершала, издали, очевидно, представляется прямо ничем, уже из-за того одного, что это - благо. И вот он придирается ко всякой пустой вспышке, уже миновавшей, вспоминает всякое возбуждение, уже утихшее, и перед взорами короля оказывается такая бездна мятежей, восстаний, безумств, что ему представляется, будто здесь поедают друг друга, а между тем мимолетная выходка грубой толпы у нас давным-давно забыта. Тут начинает он питать искреннюю ненависть к бедным этим людям; они кажутся отвратительными, как звери, как чудовища, и вот он уже поглядывает, как бы пустить в ход огонь и меч, и воображает, что таким способом возможно обуздывать людей.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.