Лев Семенович Выготский. ПСИХОЛОГИЯ РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕКА 24

Мы должны представить себе в самой общей форме,  что путем указания достигается катализация некоторых процессов. Обезьяна или ребенок, глядящие на обстановку опыта, видят серый цвет; когда же мы указываем на этот серый цвет,  то не создаем новых путей,  а только сенсибилизируем или катализируем соответствующие нервные пути. Таким образом, с помощью добавочного раздражения мы вмешиваемся в межцентральные отношения,  создающиеся в коре головного мозга,  в отношения,  которые играют решающую роль в направлении нашего поведения.  Межцентральные влияния,  говорит Ухтомский,  приходится считать за факторы весьма могущественные.  Благодаря нашему вмешательству происходит перераспределение энергии в нервных путях.  Мы знаем,  да и Келер установил в своих опытах,  что в состоянии аффекта и обезьяна,  и человек все свое внимание направляют на цель и не отвлекают его на вспомогательные предметы и орудия. И. П. Павлов называет один из врожденных рефлексов рефлексом «Что такое?». Малейшее изменение в колебании среды, говорит он, вызывает сейчас же нарушение равновесия в состоянии животного, вызывает сейчас же видимый доминантный рефлекс настораживания, установки на новый момент и ориентировки в перемене. Собственно говоря, мы и создаем рефлекс «Что такое?» в отношении той ситуации, на которую смотрит ребенок. Мы бросаем как бы добавочную гирьку на чашу весов, нарушая создавшееся равновесие, и изменяем сложившиеся межцентральные отношения. Мы приходим,  таким образом,  к следующему выводу:  естественной основой влияния знаков на внимание является не создание новых путей как знаков памяти, а изменение межцентральных отношений,  катализация соответствующих процессов,  вызывание дополнительных рефлексов  «Что такое?».  Мы предполагаем,  что у ребенка развитие произвольного внимания протекает именно таким образом.  Наши первоначальные слова имеют для ребенка именно функцию указания. Вместе с этим, нам кажется, мы приходим к первоначальной функции речи, которая не была еще до нас выдвинута ни одним исследователем. Первоначальная функция речи не в том, что слова имеют для ребенка значение,  не в том,  что при помощи слова создается соответствующая новая связь,  а в том,  что первоначально слово является указанием. Слово как указание —  первичная функция в развитии речи,  из которой можно вывести все остальные. Таким образом, развитие внимания ребенка с самых первых дней его жизни попадает в сложную среду,  состоящую из двоякого рода стимулов. С одной стороны,  вещи,  предметы и явления привлекают в силу присущих им свойств внимание ребенка, с другой — соответствующие стимулы-катализаторы, а именно 439 слова,  направляют внимание ребенка.  Внимание ребенка с самого начала становится направляемым вниманием.  Первоначально им руководят взрослые,  однако вместе с постепенным овладеванием речью ребенок начинает овладевать таким же свойством управлять вниманием сначала в отношении других,  а затем и в отношении себя. Используя сравнения,  мы могли бы сказать,  что внимание ребенка в первый период жизни движется не так,  как мяч,  попавший в морские волны,  в зависимости от силы каждой отдельной волны,  бросающей его туда и сюда, но движется как бы по отдельным проложенным каналам,  направляясь их течением к берегам.  Слова являются с самого начала для ребенка как бы выходами,  установленными на его пути для приобретения им опыта. Кто не учтет этой самой важной из начальных функций речи,  тот никогда не сумеет понять,  каким образом складывается весь высший психологический опыт ребенка. А дальше перед нами уже знакомый путь. Нам известно,  что общая последовательность культурного развития ребенка такова:  сначала другие люди действуют по отношению к ребенку,  затем ребенок вступает во взаимодействие с окружающими,  наконец, он начинает действовать на других и только в конце начинает действовать по отношению к себе.  Так протекает развитие речи, мышления и всех других высших процессов поведения. Так же обстоит дело и с произвольным вниманием.  Вначале взрослый направляет внимание ребенка словами,  создавая как бы добавочные указания —  стрелки —  к окружающим его вещам,  и вырабатывает из слов могущественные стимулы-указания.  Затем ребенок начинает активно участвовать в этом указании и сам начинает пользоваться словом или звуком как средством указания,  т.  е.  обращать внимание взрослых на интересующий его предмет. Стадия развития детского языка, которую Мейман называл волевой, аффективной стадией и которая, по его мнению, заключала только субъективное состояние ребенка, по нашему мнению, является стадией речи как указания. Например, детская фраза «ма-ма», которую В. Штерн переводит на наш язык: «Мама, посади меня на стул»,  на самом деле есть указание,  обращенное к матери,  есть обращение ее внимания на стул.  Если бы мы хотели передать наиболее точное и примитивное содержание «мама»,  мы должны были бы передать это сначала жестом схватывания или повертывания ручкой головы матери,  чтобы обратить ее внимание на себя, а затем указательным жестом, направленным на стул. В согласии с этим Бюлер говорит,  что первым и главным положением в учении о сравнении является функция указания,  без которой нет восприятия отношений; далее, к познанию отношений ведет только один путь — через знаки, более прямого воспри ия ят отношений не существует. Поэтому все поиски такового оставались безуспешны до сих пор. 440 Переходим к описанию дальнейших наших опытов.  У некоторых детей,  как мы отметили выше,  устанавливалась реакция выбора на более темный из двух оттенков.  Теперь обратимся ко второй части основных опытов,  которые как будто уводят нас от основной линии и ставят цель проследить,  по возможности в чистом виде,  проявления другого натурального процесса у ребенка —  деятельности абстракции. Что в абстракции при выделении частей общей ситуации внимание играет решающую роль, это можно оспаривать только в том случае, если под словом «внимание» не разуметь с самого начала понятия установки. Для нас в высшей степени выгодно проследить деятельность внимания в процессах абстракции у ребенка раннего возраста.  Для этого мы используем методику опытов,  развитую Элиасбергом и несколько видоизмененную нами в связи с другими задачами, которые перед нами стоят. Мы снова используем чужие опыты только как материал, так как основная операция в них изучена с достаточной ясностью, и пытаемся поставить себе другую цель. Нас в отличие от Элиасберга интересует не сам по себе естественный процесс абстракции, как он протекает у ребенка, а роль внимания в протекании этого процесса. Мы ставим ребенка в следующую ситуацию. Перед ним находятся несколько совершенно одинаковых чашек,  расставленных или в ряд,  или в беспорядке.  Часть чашек закрыта картонными крышками одного цвета,  часть —  другого. Под одними крышками,  например синими,  лежат орехи,  под другими,  например красными,  орехов нет. Как ведет себя ребенок в такой ситуации? Уже опыт Элиасберга показал,  а наши опыты подтвердили,  что ребенок открывает,  сначала случайно,  одну-две чашки и затем сразу уверенно начинает открывать только чашки с крышками определенного цвета. В наших опытах ребенка 5 лет сначала испытывали на критических опытах (они описаны раньше) с положительным успехом. На вопрос, почему он выбирает черную бумажку, он отвечает раздраженно: «Мне вчера объясняли, и не надо больше говорить об этом». Таким образом,  результат предшествовавших опытов сохранен.  Убедившись в этом,  мы переходим к дальнейшему.  Перед ребенком 11  чашек,  расставленных по дуге,  из которых пять покрыты синими крышками, и в них находятся орехи, а остальные покрыты красными и оставлены пустыми. Ребенок сразу задает вопрос: «А как выиграть?», желая получить объяснение. Поднимает синюю крышку —  угадывает,  потом выбирает все синие («Под синенькими всегда бывает орех»). Присутствующий при опыте ребенок 3  лет добавляет: «А в красных не бывает».  Красных мальчик не трогает,  говорит: «Красненькие одни остались». Во 2-м опыте белый цвет отрицательный, оранжевый — положительный. Ребенок быстро берет белую крышку, кладет обратно, берет оранжевую, затем открывает все оранжевые, остав- 441 ляя белые,  прибавляя: «В беленьких ничего нет». 3-й опыт:  черный —  отрицательный,  синий —  положительный. Ребенок открывает синие, оставляет черные. На предложение экспериментатора: «Хочешь еще попробовать черный?» —  отвечает: «Там ничего нету».  Итак,  мы можем констатировать:  опыт с первичной абстракцией протекает, как и у Элиасберга, совершенно нормально и гладко. Работаем с ребенком 3  лет.  Оранжевый —  отрицательный,  голубой —  положительный.  Ребенок открывает сразу оранжевую, платит штраф, затем открывает голубую, вскрывает все голубые, говорит: «В красненьких ничего нету».  Далее мы начинаем отвлекать внимание ребенка разговором,  и ребенок переходит к открыванию подряд всех чашек,  и красных,  и белых.  Абстракции нужного признака,  усмотрения нужного отношения у ребенка нет.  Ребенок и сам отвлекается,  раскладывая карты,  и от правильного решения задачи переходит к открыванию всех чашек. При дальнейшем отвлечении внимания ребенок поступает так же:  открывает все чашки,  проигрывает все орехи,  плачет.  Внимание его сильно отвлечено,  и в 4-м опыте он опять открывает подряд,  с небольшими изменениями,  всю группу.  В его высказываниях вместо обобщения: «В красненьких нет», как было раньше, только констатация: «Тут нету;  есть, я выиграл» и т. д. Итак, мы могли установить: у обоих детей в разной, правда, степени имеет место естественный процесс первичной абстракции,  у младшего ребенка он резко нарушается отвлечением внимания,  так что ребенок перестает обращать внимание на цвет и переходит к открыванию всех чашек подряд. Создается чрезвычайно интересная ситуация. Основное внимание ребенка, направленное на игру, почти не ослабевает, он ищет орехи с таким же вниманием, выигрывает и проигрывает с такими же эмоциями, но только цвет больше не имеет никакого значения в его реакции, несмотря на то что ребенок видел, как делает другой, сам делал правильно и давал даже сносное определение того, как надо выигрывать. Таким образом,  небольшое отвлечение внимания,  главным образом отклонение его от цветных крышек,  приводит к совершенно новой форме поведения ребенка.  Очевидно,  мы поступаем здесь противоположным образом тому, как мы поступали в прошлом опыте: если мы там обращали внимание ребенка на нужный момент, то здесь мы отвлекаем внимание ребенка от нужной абстракции. Если мы там катализировали недостаточно сильный процесс,  то здесь происходит как бы отрицательная катализация.  Если там мы могли экспериментально показать,  как наша маленькая добавочная гирька приводила к высвобождению всего интеллектуального процесса,  то здесь мы могли так же экспериментально показать,  как отвлечением внимания сразу переводят операцию на низший уровень.  Мы уже говорили,  что в указании мы видим первичную 442 форму опосредованного внимания,  которым мы начинаем руководить при помощи добавочных стимулов.  Здесь мы имеем обратное доказательство того же самого и можем установить,  как изменяется процесс,  когда мы вычитаем из него внимание,  направленное на цвета.  Внимание из опосредованного,  направленного на признак,  становится непосредственным, направленным прямо на цель. Если это назвать вычитанием внимания, то в предыдущем опыте мы имели сложение, прибавление внимания. Там, благодаря сосредоточению внимания на основном моменте,  мы получили сразу безошибочный переход от непосредственного внимания,  направленного на орех и заключающую его чашку,  к опосредованному вниманию, к выбору не орехов и не чашки,  а указательных признаков — оттенков. В этом мы видим две главные формы естественного опосредованного внимания и перехода от прямого к непрямому вниманию. Перейдем к изложению следующего опыта. Ребенок 5 лет ставится перед такой же ситуацией, как и в предыдущем опыте, с той только разницей, что теперь испытуемый имеет право открыть только одну чашку.  Если он угадывает, он может открыть следующую и т. д., если же открывает неверно, то проигрывает всю игру, т. е. ребенок ставится перед задачей без проб и ошибок заранее решить, какой из двух цветов верный.  Однако,  так как цвета каждый раз меняют свое значение, у ребенка нет возможности решить это заранее:  Поэтому мы объединяем вместе обе части опыта,  как они шли до сих пор, методику Келера и методику Элиасберга. На картонках разного цвета наклеиваем тонкую полоску черной или белой бумаги, давая таким образом ребенку указание, как он должен действовать. Эти полоски служат ребенку инструкцией, которую он должен вычитать из самого опыта.  В нашем опыте черные полоски наклеиваются на оранжевые картонки.  Ребенок открывает принцип сразу,  берет оранжевую картонку,  на которой наклеена черная бумажка; берет все оранжевые,  затем останавливается: «Больше нету». На вопрос выбора отвечает: «Я не знал, где, захотел красную и взял красную». В следующем опыте белые —  положительные,  красные —  отрицательные.  На красных картонках наклеена серая бумажка,  на белых —  черная.  Ребенок после некоторого раздумья открывает красную крышку и проигрывает игру. Далее опыт —  с серой и белой дополнительными полосками. Ребенок опять проигрывает и на вопрос,  почему проиграл,  отвечает: «Потому что захотелось».  Мы видим,  что две совершенно налаженные,  независимые друг от друга операции,  которые протекали у ребенка вполне успешно, именно — операция выбора между двумя оттенками серого цвета и операция выбора между двумя цветами — разделены. В результате процесс опять возвращен на первую стадию слепых попыток, проб и ошибок. 443 Что же затормозило всю операцию? Очевидно то, что, следуя нашей методике, мы поставили в центре внимания серые знаки, но уменьшили их. Ребенок видит их, он даже начинает выбор именно с тех крышек,  которые помечены серыми полосками, но он не обращает внимания на них, не руководствуется ими. Они не являются для него знаками — указателями пути, несмотря на то что связь, налаженная с ними, сохранилась. Теперь перед нами две возможности,  которые одинаково приводят к одному и тому же результату. В одних случаях мы заменяем маленькие бумажки прежними, участвовавшими в старом опыте, и прикрепляем точно таким же образом.  Задача сразу решается верно.  Ребенок объясняет: «Теперь я понял:  где темная бумажка —  там и орех. Теперь по этому я угадал», и даже при переносе опять правильно решает задачу,  восклицает: «Ага,  там темная бумажка». Но к такому же результату ребенок может прийти и совершенно другим путем — не путем возобновления старой связи, а путем простого обращения внимания. Расставляя чашки для нового опыта, мы опять применяем прежние, в три раза меньшие и поэтому не бросающиеся в глаза бумажки-указатели.  Снова видя,  как ребенок в колебании обводит глазами чашки,  указываем ему пальцем на одну из серых бумажек, обращая его внимание, и снова этого легчайшего толчка достаточно для того, чтобы остановившаяся машина пошла в ход, чтобы ребенок разрешил задачу выбора, стоящую перед ним. Он сразу,  благодаря нашему пальцу,  вычитывает инструкцию из опыта и сначала,  руководствуясь серыми знаками,  производит выбор между двумя цветами —  серым и красным,  а затем,  руководствуясь цветом, правильно абстрагирует и выделяет все нужные чашки. Таким образом, вторая операция выбора и абстракции протекает совершенно гладко благодаря легкому и ничтожному толчку —  привлечению внимания. Самыми важными в последнем опыте нам представляются несколько моментов. Во-первых,  в данном случае эффект привлечения внимания совершенно равен действию прямого оживления старой связи.  Оживление старой связи в случае,  когда мы употребляем те же самые серые карточки, приводит уже по прежде усвоенному структурному действию к правильному выбору. То же самое оживление связи происходит путем простого обращения внимания,  которое и приводит к усилению соответствующего сигнала.  Итак,  указывающий палец руководит вниманием ребенка,  но,  руководя его вниманием,  пускает в ход,  оживляет как старые условные связи,  так и новые процессы абстракции. Мы могли бы словесной инструкцией напомнить ребенку о действии серых знаков в новой обстановке, но в этом случае опыт ребенка и инструкция были бы соединением двух различных операций,  именно операции замыкания нужной связи и операции обраще- 444 ния внимания.  Мы пытались расчленить то и другое в двух параллельных опытах,  представить оба момента в разделенном виде. Во-вторых, ребенок обнаруживает уже большей сложности естественные опосредованные процессы. Его внимание здесь дважды опосредовано. Основное направление внимания все время остается тем же. Ребенок ищет орех по абстрагированному им признаку цвета и, следовательно, обращает внимание уже на цвета. Но для того чтобы сделать правильный выбор из двух цветов,  он должен руководствоваться двумя серыми карточками,  и,  таким образом,  все его внимание становится опосредованным.  Перед нами естественный опосредованный процесс, который, как мы знаем, встречается и при изучении развития памяти. В данном случае важно,  что мы создаем для ребенка эту опосредованную операцию,  мы руководим его первоначальным вниманием и только впоследствии ребенок сам начинает создавать то же самое. И наконец, в-третьих, серые карточки приобрели для ребенка функциональное значение указаний. Они были для него и в первом опыте признаком, по которому он производил выбор между чашками, сейчас он производит выбор между цветами.  Было бы неправильно сказать,  что серые оттенки играют роль слов,  имеющих уже значение «да» и «нет», «+» и « — ». Однако они играют роль знаков, обращающих внимание ребенка и направляющих его по определенному пути, но одновременно с этим и приобретающих уже нечто подобное общему значению. Соединение двух функций — знака указания и знака запоминания — и кажется нам самым характерным в этом опыте,  потому что функции серых карточек мы склонны понимать как модель первичного образования значения. Вспомним,  что в основном опыте ребенок для правильного решения задачи должен правильно абстрагировать признак цвета,  но сама абстракция производится благодаря направлению внимания с помощью указывающих знаков.  Указание,  приводящее в движение абстракцию,  и является,  по нашему мнению,  психологической моделью первого придания признаку известного значения,  иначе говоря,  моделью первого образования знака. Думается, что наши опыты проливают свет на процессы образования произвольного внимания у ребенка,  причем реакция является процессом,  который непосредственно вытекает из правильного направления внимания. На основе этого Элиасберг определяет внимание как функцию указания:  воспринимаемое,  говорит он,  становится указанием другого восприятия на сигнал, который ранее не выступал как доминирующий или не воспринимался.  Знаки и значения могут быть вначале совершенно независимы друг от друга,  и здесь указание устанавливает их отношение друг к другу. Пре- 445 имущество своих опытов Элиасберг видит в том,  что он может наблюдать момент внимания,  не привлекая гипотез о номинативной функции. Сравнивая свои опыты с опытами Axa,  он указывает,  что в опытах Axa  имя было не отделено от прочих свойств объекта,  но,  означая объект с помощью слова и указывая на него, мы тем самым ставили слово в известное отношение к объекту. Н.  Ах также подчеркивает,  что направление внимания приводит к образованию понятия.  В главе о понятиях мы увидим,  что действительно слово,  которое обозначает понятие,  выступает вначале в роли указателя,  выделяющего те или иные признаки предмета,  обращает внимание на эти признаки и только потом слово становится знаком,  обозначающим эти предметы.  Слова,  говорит Ах,  есть средство направления внимания,  так что в ряде предметов,  которые носят одно и то же имя, начинают выделяться общие свойства на основе имени, что, таким образом, приводит к образованию понятия. Имя, или слово, является указателем для внимания и толчком к образованию новых представлений. Если словесная система повреждена, например у раненных в мозг, страдает и вся функция обращения внимания с помощью слова. Ах совершенно справедливо указывает,  что слова являются,  следовательно,  как бы выходом,  который формирует социальный опыт ребенка и направляет его мысль на уже проложенные пути.  В переходном возрасте,  как думает Ах,  под влиянием речи внимание направляется все больше и больше в сторону абстрактных отношений и приводит к образованию абстрактных понятий.  Поэтому для педагогики величайшее значение имеет употребление языка как средства направления внимания и как способа образования представлений.  Со всей справедливостью Ах указывает,  что вместе с таким же понятием направления внимания при помощи слов мы выходим за пределы индивидуальной психологии и попадаем в область психологии социальной. Мы подошли с другого конца к упомянутому уже утверждению Т. Рибо, что произвольное внимание —  явление социальное.  Мы видим,  таким образом,  что процесс произвольного внимания,  направляемый языком или речью,  первоначально является,  как мы уже говорили,  процессом,  в котором ребенок скорее подчиняется взрослым,  чем господствует над своим восприятием.  Благодаря языку взрослые направляют внимание ребенка, и только на основе этого сам ребенок постепенно начинает овладевать своим вниманием.  И поэтому,  думается нам, прав Ах,  когда он под функциональным действием слова разумеет социальный момент общения. В.  Элиасберг правильно говорит,  что в том возрасте даже у самых молодых испытуемых,  которых исследовал Ах, язык уже давно сделался средством общения. Следует отметить, что толь- 446 ко на основе первоначальной функции языка —  функции общения —  может формироваться и его дальнейшая роль — направления внимания. Из этого можно сделать вывод, что не апперцептивное внимание определяет психические процессы, но