Глава 1
Процессы интеграции и дифференциации как проявление человеческих
взаимоотношений

 

Существенный для отечественной психологии принцип, сформулированный С.Л. Рубинштейном для исследования психических явлений и поведения человека, состоит в том, что внешние факторы действуют, преломляясь через внутренние условия [221]. Он справедлив не только для объяснения детерминации поведения индивида, но и для социальных образований. «В организационных комбинациях, или произвольных, или непроизвольных, все, что происходит в интерорганизационных взаимосвязях, делается интраорганизационным» [405, с. 190].
В нашей проблеме принцип детерминизма конкретизируется в виде определяющего влияния внешних, межсубъектных дифференцирующих сил как на формирование межиндивидуальных отношений внутри коллективных субъектов, так и на своеобразие личности индивидуального субъекта отношений.
Силы дифференциации могут варьироваться в широких пределах: от уничтожения других субъектов, через изоляцию к полной их интеграции и слияния с ними. Х. Блэлок и Р. Уилкин выделяют такие дополнительные формы дифференцирующих процессов, как: дискриминация — обогащение одного субъекта за счет другой из-за неравенства распределения результатов взаимодействия; сегрегация — одностороннее ограничение физических контактов с определенным внешним, обычно низко статусным субъектом, но при сохранении социального взаимодействия и обмена; инсуляция — создание защитных механизмов от влияния другого субъекта в отличие от изоляции, предполагающей полное прекращение как физических, так и социальных контактов; избегание — процесс пространственного отдаления и снижения социального взаимодействия [340]. Впрочем, обоснованная классификация стратегий дифференциации представляется нам специальной задачей
Именно дифференцирующие силы задают энергетику обмена социально-психологическими отношениями, приводя в процессе этого обмена к внутренней интеграции элементов социальной системы. Подтверждением тому служат многочисленные наблюдения и эксперименты, отражающие характер зависимости межгрупповых и внутригрупповых процессов.
Факт того, что межсистемная напряженность способствует повышению сплоченности и эффективности взаимодействия между группами внутри системы, хорошо известен политикам. Примерами тому являются арабо-израильский конфликт, межнациональные конфликты в России, американо-иракский конфликт и т.д.
Дж. Тернер на основе анализа результатов многочисленных экспериментов пришел к выводу о том, что межгрупповая дифференциация предполагает увеличение восприятия подобия внутри группы членства и, следовательно, можно предположить, ведет к увеличению солидарности и снижению энтропии элементов этой группы [262]. Пепитон и Рейчлинг (1955) провели эксперименты, показавшие повышение чувства безопасности членов хорошо сплоченных групп перед лицом внешней угрозы, снижение тревоги за свое членство. Мейерс (1962) и Джулиан со своими коллегами (1966) получили очень сходные результаты [389].
Аналогичные выводы мы встречаем у многих сторонников «реалистической теории группового конфликта: Саммнера, Шерифа, Козера, Боулдинга и т.д. [341, 366, 461, 471]. Уайлдер в своей докторской диссертации подтвердил гипотезу, предполагавшую, что агрегат индивидов (состояние сильной дифференциации) оказывает большее влияния на личность, чем то же количество индивидов, преобразованное в социальную группу, а степень влияния будет расти по мере того, как неизменное количество индивидов будет формироваться во все большее количество групп [438], т.е. при росте межгрупповой дифференциации.
Роль процессов дифференциации в формировании межсубъектных отношений подчеркивалась преимущественно при анализе развития больших общностей: государств, наций, общественных движений, крупных производственных объединений. Однако некоторые результаты, полученные в лабораторных экспериментах, отражают неоднозначность такой роли и вызывают сомнения [см. например: 347, 379].
Но эти сомнения сокращаются, если учесть следующие факторы: 1) во-первых, в экспериментах, затрагивающих процессы межгрупповой дифференциации, нередко исследовалось влияние межгрупповых отношений на межиндивидуальные (внутригрупповые) отношения, а эксперименты Уилсон и Каэтани [498] показали, что межгрупповое взаимодействие создало вдвое большую конкурентность, чем межперсональное; 2) тенденции межгрупповой дифференциации заменялись фактом введения различных форм взаимосвязей между субъектами (например, конкурентной, независимой или зависимой), которые могли просто маскировать истинное выражение дифференцирующих процессов; 3) исследования процессов дифференциации взаимоотношений субъектов корректно проводить на межсистемном уровне, когда коллективные и индивидуальные субъекты рассматриваются как элементы целостности, а не как вырванные из органичного пространства системы, взаимодействующие и самодостаточные единицы; это не всегда соблюдалось при организации экспериментов и трактовке их результатов.
Определенность социальным системам, т.е. направление дфференцирующе-интегрирующих процессов, задается материальным и идеальным фоном, т.е. совокупностью свойств окружающего мира, которые воспринимаются взаимодействующими субъектами, влияют на формирование конкретной социологической системы, но системообразующими факторами не становятся, т.е. в качестве фона выступают иные системы организации универсума, действующие на конкретную социальную систему лишь опосредованно и до определенного момента не затрагивающие ее сущность.
В реальной практике поведения структура материального и идеального фона обладает большой ситуативностью. Возьмем гипотетического Джона Смита из статьи Мирона Розбарта и Оливера Джона [456]. Этот Джон Смит — высокообразованный человек, известный биохимик. Он обладает такими свойствами: Черный (негроидная раса), Мужчина, Ученый. Если вы столкнетесь с ним в зоне распространения эпидемии, когда он спасает зараженных вирусом детей, то вам и в голову не придет проявлять по отношению к нему акты поведения, стимулированные первыми двумя свойствами. Тот же Джон Смит вызовет некоторое замешательство и умиление многих женщин, если они застанут его кормящим манной кашей двухлетнего малыша. Второе свойство фона станет самым актуальным. И уж совсем ярких реакций можно ожидать, если наши российские старушки, приведя своих внучат в районную поликлинику где-нибудь в Вологодской области, встретят там Джона Смита, приехавшего по межгосударственному обмену специалистами. Тогда даже все внешние атрибуты врача и объяснения местных медработников не развеют их тревоги при встрече с первым в этих краях афроамериканцем.
Но трактовка приведенного выше примера Розбартом и Джоном также справедлива и очень важна. Авторы не касаются внешней, окружающей субъекта, реальности. А говорят о субъективном мире. Человек, имеющий традиционный стереотип, сочетающий признак «черный» с признаком «низкий уровень образования», легче воспримет в Джоне Смите Ученого, чем Черную Персону со всем вытекающим отсюда отношением к нему и моделями поведения. Можем добавить, что большую роль в этом исходе сыграет и феномен когнитивного диссонанса [385], который «вытаскивает» из материального и идеального фона именно те факты, которые согласуются с усвоенным стереотипом.
В приведенном примере столкнулись две стороны реальности, которые в исторических системах играют решающую роль при формировании взаимоотношений социальных групп. Объективные требования системы сталкиваются с субъективным миром, а последние, испытав некоторые метаморфозы, начинают, зачастую не осознавая этого, служить целям системы.
Материальный и идеальный фон определяют формальные характеристики социальной системы на основе измерений, которые уже заданы системообразующим принципом. Это наглядно видно на примере истории изменения форм общественного управления на Руси.
Первый семейный принцип объединения, доставшийся первобытному человеку от животного мира и построенный на полной власти вожака, отца семьи, сменяется задружным, при котором отсутствует наследование имущества и все принадлежит задруге. Социальные группы сохраняют форму семьи, но лидером группы уже автоматически не становился патриарх. Он может быть заменен при необходимости одним из сыновей.
В Киевской Руси эпохи Русской Правды с ростом задружного землевладения и элементного состава сообщества создается семейное право и создаются основы корпоративных отношений. Это приводит к формированию более крупные сообществ — вервей, объединяющих задруги-дворища, поселки, т.е. возникает совершенно новая форма социальных объединений...
Смена (по мере роста количества землевладений и населения) кровного принципа территориальным требует определенного возврата патриархальных черт в виде княжеской власти, управляющей волостью и включающей несколько вервей. Одновременно дифференцируются первые социологические слои общества, возникают иерархия и ощущение различий в социальном статусе этих слоев. Княжие люди заняты по преимуществу социальным контролем, взаимоотношениями между структурными единицами и торговлей, население задруг и поселков — материально-практической деятельностью. Последняя требует сохранения внутри этих общностей корпоративного, связанного с самоуправлением принципа регулирования взаимоотношений в форме веча.
При Андрее Боголюбском единая иерархия начинает пронизывать сообщество до низов, знаменуя собой переход к новому принципу построения взаимоотношений — территориально-производственному. Отмирает вече, и весь социальный контроль сосредотачивается в руках династически предопределенного (кровная преемственность) монарха. Перед нами возникает в какой-то мере социальная проекция биологического уровня организации управления сообществом. Но в отличие от биологического уровня, ее гуманистическая сущность требует освящения власти конкретного лица подданными [206, 238].
Так с изменением физических характеристик и связей возникают новые социологические признаки, которые формируют совершенно новые формы социальных объединений, несмотря на то, что основных системообразующие принципы социальных систем повторяются снова и снова.
Не только продукты жизнедеятельности социальных систем, но и просто природные факторы влияют на их формообразование.
Г.В. Плеханов отмечал: «Однообразие природных форм ослабляет областные привязанности, ведет народонаселение к однообразным занятиям; однообразность занятий производит однообразие нравов, обычаев и верований исключает враждебные столкновения; одинаковые потребности указывают одинаковые средства к их удовлетворению, — и равнина, как бы ни было вначале разноплеменно ее население, рано или поздно станет областью одного государства: отсюда понятна обширность русской государственной области, однообразие частей и крепкая связь между ними». [193, с. 160].
Предыдущие рассуждения и особенно примеры истории подсказывают, что конкретной реализацией дифференцирующих тенденций является сложный процесс прохождения взаимодействующими субъектами ряда качественно различных этапов. В соответствии с этими этапами субъекты выстраивают свои взаимоотношения. При этом личность, формируя свои отношения, выступает или как элемент коллективного субъекта, или индивидуальный и самодостаточный субъект, утверждающий себя в своем социальном окружении и культуре своего сообщества. Но все же коллективный субъект для личности в ее логическом развитии получает приоритетное значение и необходимое условие ее дальнейшего развития и приобретения субъектности индивидуального уровня.Итак, мы предположили, что человек подчиняет свою жизнь двум психологическим реальностям. Первая — это реальность «макромира» коллективных субъектов. Вторая — это реальность «микромира», связанная с существованием собственного сообщества индивида как продолжения самого себя среди «своих». Эти два уровня организации жизнедеятельности человека определяют то, что главной целью для него становятся сохранение и развитие своего сообщества и сохранение и развитие своей индивидуальности, а главными объектами, отношения которых для него важны,— социальная группа и личность.