- 931 Просмотр
- Обсудить
Иннокентий Анненский. Трактир жизни.Сонет Я завожусь на тридцать лет, Чтоб жить, мучительно дробя Лучи от призрачных планет На "да" и "нет", на "ах!" и "бя", Чтоб жить, волнуясь и скорбя Над тем, чего, гляди, и нет... И был бы, верно, я поэт, Когда бы выдумал себя, В работе ль там не без прорух, Иль в механизме есть подвох, Но был бы мой свободный дух - Теперь не дух, я был бы бог... Когда б не пиль да не тубо, Да не тю-тю после бо-бо!..
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.
Иннокентий Анненский.Вы за мною? Я готов. Нагрешили, так ответим. Нам — острог, но им — цветов... Солнца, люди, нашим детям! В детстве тоньше жизни нить, Дни короче в эту пору... Не спешите их бранить, Но балуйте... без зазору. Вы несчастны, если вам Непонятен детский лепет, Вызвать шепот — это срам, Горший — в детях вызвать трепет. Но безвинных детских слез Не омыть и покаяньем, Потому что в них Христос, Весь, со всем своим сияньем. Ну, а те, что терпят боль, У кого как нитки руки... Люди! Братья! Не за то ль И покой наш только в муке...
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.
Иннокентий Анненский.В белом поле был пепельный бал, Тени были там нежно-желанны, Упоительный танец сливал, И клубил, и дымил их воланы. Чередой, застилая мне даль, Проносились плясуньи мятежной, И была вековая печаль В нежном танце без музыки нежной. А внизу содроганье и стук Говорили, что ужас не прожит; Громыхая цепями, Недуг Там сковал бы воздушных — не может И была ль так постыла им степь, Или мука капризно-желанна,— То и дело железную цепь Задевала оборка волана.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.
ПримечанияЕсли б вдруг ожила небылица, На окно я поставлю свечу, Приходи... Мы не будем делиться, Всё отдать тебе счастье хочу! Ты придешь и на голос печали, Потому что светла и нежна, Потому что тебя обещали Мне когда-то сирень и луна. Но... бывают такие минуты, Когда страшно и пусто в груди... Я тяжел — и немой и согнутый... Я хочу быть один... уходи!
Canzone — Песня (ит.). — Ред.
Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.
Иннокентий Анненский. Трактир жизни.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . Не било четырех... Но бледное светило Едва лишь купола над нами золотило, И, в выцветшей степи туманная река, Так плавно двигались над нами облака, И столько мягкости таило их движенье, Забывших яд измен и муку расторженья, Что сердцу музыки хотелось для него... Но снег лежал в горах, и было так мертво, И оборвали в ночь свистевшие буруны Меж небом и землей протянутые струны... А к утру кто-то нам, развеяв молча сны, Напомнил шепотом, что мы осуждены. Гряда не двигалась и точно застывала, Ночь надвигалась ощущением провала...
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.
Клубятся тучи сизоцветно. Мой путь далек, мой путь уныл. А даль так мутно-безответна Из края серого могил. Вот кем-то врезан крест замшенный В плите надгробной, и, как тень, Сквозь камень, Лазарь воскрешенный, Пробилась чахлая сирень. Листы пожёлкли, обгорели... То гнет ли неба, камня ль гнет,— Но говорят, что и в апреле Сирень могилы не цветет. Да и зачем? Цветы так зыбки, Так нежны в холоде плиты, И лег бы тенью свет улыбки На изможденные черты. А в стражах бледного Эреба Окаменело столько мук... Роса, и та для них недуг, И смерть их — голубое небо. Уж вечер близко. И пути Передо мной еще так много, Но просто силы нет сойти С завороженного порога. И жизни ль дерзостный побег, Плита ль пробитая жалка мне,— Дрожат листы кустов-калек, Темнее крест на старом камне.
Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.
Как я любил от городского шума Укрыться в сад, и шелесту берез Внимать, в запущенной аллее сидя... Да жалкую шарманки отдаленной Мелодию ловить. Ее дрожащий Сродни закату голос: о цветах Он говорит увядших и обманах. Пронзая воздух парный, пролетит С минутным шумом по ветвям ворона, Да где-то там далеко прокричит Петух, на запад солнце провожая, И снова смолкнет всё,— душа полна Какой-то безотчетно-грустной думы, Кого-то ждешь, в какой-то край летишь, Мечте безвестный, горячо так любишь Кого-то... чьих-то ждешь задумчивых речей И нежной ласки, и в вечерних тенях Чего-то сердцем ищешь... И с тем сном Расстаться и не может и не хочет Душа... Сидишь забытый и один, И над тобой поникнет ночь ветвями... О, майская, томительная ночь, Ты севера дитя, его поэтов Любимый сон... Кто может спать, скажи, Кого постель горячая не душит, Когда, как грезу нежную, опустишь Ты на сады и волны золотые Прозрачную завесу, и за ней, Прерывисто дыша, умолкнет город — И тоже спать не может, и влюбленный С мольбой тебе, задумчивой, глядит В глаза своими тысячами окон...
Примечания
Mater Dolorosa — Мать скорбящая (лат.).— Ред.
Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.
Иннокентий Анненский. Трактир жизни.Давно меж листьев налились Истомой розовой тюльпаны, Но страстно в сумрачную высь Уходит рокот фортепьянный. И мука там иль торжество, Разоблаченье иль загадка, Но он - ничей, а вы - его, И вам сознанье это сладко. А я лучей иной звезды Ищу в сомненьи и тревожно, Я, как настройщик, все лады Перебираю осторожно. Темнеет... Комната пуста, С трудом я вспоминаю что-то, И безответна и чиста, За нотой умирает нота.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.
Есть слова - их дыхание, что цвет, Так же нежно и бело-тревожно, Но меж них ни печальнее нет, Ни нежнее тебя, невозможно. Не познав, я в тебе уж любил Эти в бархат ушедшие звуки: Мне являлись мерцанья могил И сквозь сумрак белевшие руки. Но лишь в белом венце хризантем, Перед первой угрозой забвенья, Этих вэ, этих зэ, этих эм Различить я сумел дуновенья. И, запомнив, невестой в саду Как в апреле тебя разубрали,- У забитой калитки я жду, Позвонить к сторожам не пора ли. Если слово за словом, что цвет, Упадает, белея тревожно, Не печальных меж павшими нет, Но люблю я одно - невозможно.
Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.
Часы не свершили урока, А маятник точно уснул, Тогда распахнул я широко Футляр их — и лиру качнул. И, грубо лишенная мира, Которого столько ждала, Опять по тюрьме своей лира, Дрожа и шатаясь, пошла. Но вот уже ходит ровнее, Вот найден и прежний размах. . . . . . . . . . . . . . . О сердце! Когда, леденея, Ты смертный почувствуешь страх, Найдется ль рука, чтобы лиру В тебе так же тихо качнуть, И миру, желанному миру, Тебя, мое сердце, вернуть?..
Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.
Под стоны тяжкие метели Я думал — ночи нет конца: Таких порывов не терпели Наш дуб и тополь месяца. Но солнце брызнуло с постели Снопом огня и багреца, И вмиг у моря просветлели Морщины древнего лица... И пусть, как ночью, ветер рыщет, И так же рвет, и так же свищет,— Уж он не в гневе божество. Кошмары ночи так далеки, Что пыльный хищник на припеке — Шалун и больше ничего.
Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.
Иннокентий Анненский. Трактир жизни.Я полюбил безумный твой порыв, Но быть тобой и мной нельзя же сразу, И, вещих снов иероглифы раскрыв, Узорную пишу я четко фразу. Фигурно там отобразился страх, И как тоска бумагу сердца мяла, Но по строкам, как призрак на пирах, Тень движется так деланно и вяло; Твои мечты - менады по ночам, И лунный вихрь в сверкании размаха Им волны кос взметает по плечам. Мой лучший сон - за тканью Андромаха. На голове ее эшафодаж, И тот прикрыт кокетливо платочком, Зато нигде мой строгий карандаш Не уступал своих созвучий точкам. Ты весь - огонь. И за костром ты чист. Испепелишь, но не оставишь пятен, И бог ты там, где я лишь моралист, Ненужный гость, неловок и невнятен. Пройдут года... Быть может, месяца... Иль даже дни, и мы сойдем с дороги: Ты - в лепестках душистого венца, Я просто так, задвинутый на дроги. Наперекор завистливой судьбе И нищете убого-слабодушной, Ты памятник оставишь по себе, Незыблемый, хоть сладостно-воздушный... Моей мечты бесследно минет день... Как знать? А вдруг с душой, подвижней моря, Другой поэт ее полюбит тень В нетронуто-торжественном уборе... Полюбит, и узнает, и поймет, И, увидав, что тень проснулась, дышит,- Благословит немой ее полет Среди людей, которые не слышат... Пусть только бы в круженьи бытия Не вышло так, что этот дух влюбленный, Мой брат и маг не оказался я В ничтожестве слегка лишь подновленный.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.
В ароматном краю в этот день голубой Песня близко: и дразнит, и вьется; Но о том не спою, что мне шепчет прибой, Что вокруг и цветет, и смеется. Я не трону весны — я цветы берегу, Мотылькам сберегаю их пыль я, Миг покоя волны на морском берегу И ладьям их далекие крылья. А еще потому, что в сияньи сильней И люблю я сильнее в разлуке Полусвет-полутьму наших северных дней, Недосказанность песни и муки...
Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.