Иван Иванович Козлов (3)

РАЗОРЕНИЕ РИМА И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА

 А. И. Тургеневу

Из мрачных северных лесов,
С восточных дальних берегов,
Сыны отваги и свободы,
Стремятся дикие народы
С двойной секирою, пешком,
В звериной коже, с булавами,
И на конях с копьем, с стрелами,
И череп вражий за седлом.
Дошли; рассыпались удары,
Клубится дым, горят пожары,
Стон тяжкий битвы заглушал,
И Рим, колосс державный, пал;
Порочный пал он, жертва мщенья,-
И шумно ветры разнесли
Ужасный гром его паденья
В концы испуганной земли.
Но туча грозная народов
С небесным гневом пронеслась,
И пыль от буйных переходов
В полях кровавых улеглась.
Навеки мертвое молчанье
Сменило вопли и стенанье.
Уже паденья страшный гул
В пустыне горестной уснул;
В тумане зарево не рдеет,
И черный дым уже редеет;
Яснеет мгла; с печальных мест
Вдали стал виден светлый крест.
Другие люди, вера, нравы,
Иной язык, права, уставы,
Чистейший мир, рожденный им,
Явился вдруг чудесно с ним,-
И проповедники святые
На пепелища роковые
Пришли с Евангельем в руках,
И меж развалин на могилы
Воссели, полны тайной силы;
Горела истина в очах;
Глас тихий, скорбных утешитель,
Небесной воли возвеститель,
Вселенной жизнь другую дал;
Так их божественный учитель
По вере мертвых воскрешал.

И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений. 
Ленинград: "Советский писатель", 1960.


НОВЫЕ СТАНСЫ

Прости! уж полночь; над луною,
Ты видишь, облако летит;
Оно туманной пеленою
Сиянье нежное мрачит.

Я мчуся вдаль, мой парус веет,
Шумит разлучница волна,-
Едва ли прежде прояснеет
На своде пасмурном луна.

И я, как облако густое,
Тебя, луна моя, затмил;
Я горем сердце молодое
И взор веселый омрачил.

Твой цвет, и радостный и нежный,
Моей любовью опален;
Свободна ты,- мой жар мятежный
Забудь скорей, как страшный сон!

Не увлекись молвою шумной!
Убило светлые мечты
Не то, что я любил безумно,
Но что не так любила ты.

Прости - не плачь! уже редеет
Туман пред ясною луной,
Взыграло море, парус веет -
И я в челнок бросаюсь мой.

И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений. 
Ленинград: "Советский писатель", 1960.


ВЕНГЕРСКИЙ ЛЕС

 Баллада

 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«Как сердцу сладостно любить
 Тебя, мой друг прелестный,
И здесь, в лесу дремучем, жить
 С тобой - в тиши безвестной!
Как ни красён наш Киев-град
 С его Днепром-рекою,
Но я, мой друг, скитаться рад
 В степях один с тобою;
С тобой любовь везде манит,
 Повсюду радость встретит,
Ярчее солнышко горит,
 Яснее месяц светит.

Покинул я, пленен твоей
 Девичьей красотою,
Край милый родины моей
 С приветливой семьею;
Я бросил шум кровавых сеч,
 И славу жизни ратной,
И верного коня, и меч,
 И шлем, и щит булатный,
И стрелы меткие моя,
 И почести княжие
За кудри русые твои,
 За очи голубые.

Но то волнует дух тоской,
 Что ты, родясь княжною,
Простилась с негой золотой,
 Простясь с родной страною.
Ах! прежде в тереме своем
 Ты жизнью лишь играла;
Теперь под бедным шалашом
 Кручину здесь узнала.
Бывало, в струны душу льешь,
 Их звоном всех пленяешь;
Теперь волну и лен прядешь,
 И хрупкий лист сбираешь.

И, жертвой гневного отца,
 В чужбине, в тяжкой доле,
Ты здесь подругой беглеца,
 Ты здесь не можешь боле
Себя, как прежде, наряжать
 Узорчатой парчою
И грудь прелестную скрывать
 Под дымчатой фатою.
Не для тебя, мой милый друг,
 И шелк, и бархат нежный;
Не вьется радужный жемчуг
 Вкруг шеи белоснежной».

- «О милый, милый! для чего,
 Крушась моей судьбою,
Ты ясность сердца моего
 Мрачишь своей тоскою?
Увяла б в светлых теремах
 Моя без цвета младость;
А здесь с тобой, в чужих лесах,
 Нашла любовь и радость;
И ты любил не жемчуги,
 Не камни дорогие,
А кудри русые мои
 И очи голубые».

Так на дунайских берегах,
 От родины далеко,
В дремучих Венгрии лесах,
 Гоним судьбой жестокой,
Скитался витязь молодой
 С подругою прекрасной,-
И дал край дикий и чужой
 Приют им безопасный.
Вотще разгневанный отец
 Погони посылает;
Их сочетал святый венец;
 Их темный лес скрывает.

Остан забыл, узнав ее,
 И славу, и свободу;
Он ею жил, он за нее
 Прошел бы огнь и воду;
Ах! за нее в борьбе с судьбой
 На что он ее решится?
Он с ней пылающей душой
 К прекрасному стремится.
Она отрадою в бедах,
 Всех чувств и дум виною,
Его надеждой в небесах
 И радостью земною.

И, чувством счастлива своим,
 В восторгах сердца тая,
Веледа в бедной доле с ним
 Нашла утехи рая;
Но что-то мрачное порой
 Останов дух смущает,
И что-то дивною тоской
 Взор ясный затмевает;
Какой-то думой угнетен,
 Таится он от милой
И будто гонит грозный сон
 Из памяти унылой.

И тайный страх расстаться с ней
 Невольно в грудь теснится;
Он ловит звук ее речей,
 Глядит - не наглядится,
И грусть свою, и тайный страх
 В молчаньи скрыв тяжелом,
С слезами часто на глазах,
 Твердит ей о веселом;
То вдруг задумчивый вздохнет,
 То вдруг с улыбкой взглянет;
Но сердце сердцу весть дает;
 И кто любовь обманет?

Печалью друга день и ночь
 Веледа волновалась;
Всё усладить, всему помочь
 Надежда ей мечталась.
Как бури сердца отгадать
 Безоблачной душою?
Остану можно ль тосковать,
 Когда Остан со мною?
И мнила: как он ни таит
 Тоски своей причину,
Любовь моя развеселит
 Останову кручину.

Чуть в думы милый погружен,-
 Она их разгоняет
Бесценной лаской тех имен,
 Что сердце вымышляет,-
И блеск дает красе своей
 Нарядами простыми,
И шелку золотых кудрей
 Цветками полевыми.
Когда ж в приютный уголок
 Уж темный вечер сходит,
Она, вздув яркий огонек,
 Беседу с ним заводит.

И быль родимой старины
 Рассказы оживляла;
Могучих прадедов войны
 С их славой вспоминала,
Иль юной пленницы тоску,
 И половцев набеги,
И Киев-град, и Днепр-реку,
 И роскошь мирной неги;
То песни родины святой
 Она ему певала;
То молча к груди молодой
 Со вздохом прижимала.

Но с детской нежностью она
 Как друга ни ласкает,-
Печалью всё душа полна,
 Ничто не услаждает;
Напрасно всё, и с каждым днем
 Его страшнее думы;
Сидит с нахмуренным челом,
 Задумчивый, угрюмый;
О странном вдруг заговорит,
 Бледнея, запинаясь;
Промолвит слово - и молчит,
 Невольно содрогаясь.

И уж на ту, кем он пленен,
 Едва возводит очи;
И в темном лесе бродит он
 С зари до темной ночи.
Раз смерклось, а Остана нет,-
 И бедная подруга,
В раздумье, подгорюнясь, ждет
 Тоскующего друга,-
И вне себя Остан вбежал,
 Пот градом, дыбом волос,
Взор дикий ужасом сверкал,
 Дрожащий замер голос.

«Он здесь, он здесь!» - «Кто, милый, кто?»
 - «Он в ночь придет за мною,
Он мертвым пал; страшись его!»
 - «О, друг мой! что с тобою?»
- «Луна и кровь!» - «Чья, милый, чья?
 Ах! страшными мечтами
Почто измучил ты себя?
 Хранитель-ангел с нами!
Какая кровь? удары чьи?
 За что? скажи! какие?»
- «За кудри русые твои,
 За очи голубые!»

И что придумать, что начать
 С тех пор она не знала,-
Лишь только пресвятую мать
 За друга умоляла.
И на младых ее щеках
 Уже не рдеют розы;
Не видно радости в очах,-
 И льются, льются слезы.
Всё то, чем сердце билось в ней,
 Что душу оживляло,
Исчезло всё - и светлых дней
 Как будто не бывало.

 ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Туманный небосклон яснел,
 Улегся вихрь летучий,
Лишь гром вдали еще гремел,
 И, рассекая тучи,
Вилася молния змеей;
 Дождь не шумел; пылает
Заря огнистой полосой,
 И блеск свой отражает
На темно-сизых облаках
 Румяною струею,
И тучи зыблются в волнах
 Багровою грядою.

Но вечер бурный догорел,
 Лишь зарево алеет;
Уж бор зеленый потемнел,
 Уж ночь прохладой веет;
Дыханье свежих ветерков
 Несет с полей росистых
И нежный аромат цветов,
 И запах трав душистых;
И по холмам уже горят
 Огни сторожевые;
И скалы мшистые стоят,
 Как призраки ночные.

Остан, давно забытый сном
 И мучимый тоскою,
Сидел на берегу крутом
 С подругой молодою;
Невольно всё его страшит,
 Всё в ужас дух приводит;
На свод небес она глядит,
 Он вдаль, где сумрак бродит;
И будто тайны вещий глас
 Ему напоминает,
Что к сердцу он в последний раз
 Веледу прижимает.

Но вот и полночь уж близка,
 Сгустился мрак в долинах,
В дремоте катится река,
 Сон мертвый на равнинах,-
Лишь там далеко за рекой
 Зарница всё мелькает,
Лишь тихий шорох чуть порой
 По рощам пробегает.
Но вот блеснул сребристый луч,
 Проник и в лес, и в волны,-
И над дубравой из-за туч
 Выходит месяц полный.

«О месяц, месяц, не свети!
 Померкни, месяц ясный!»
- «Зачем же меркнуть? друг, взгляни,
 Как, светлый и прекрасный,
Теперь спешит он разгонять
 Мрак ночи и туманы
И блеск таинственный бросать
 На сонные поляны!
Взгляни, как он с высот небес
 В струях реки играет,
И нивы мирные, и лес,
 И дол осеребряет!»

- «Ты помнишь ночь, как ты со мной
 Из терема бежала?
Он так светил!» - «О милый мой!
 И я о том мечтала.
Я помню: он тогда сиял
 Так радостно над нами,
И путь к венцу нам озарял
 Блестящими лучами».
- «Творец, ты знаешь всё!.. Прости!..
 Увы! в тот час ужасный!..
О месяц, месяц, не свети!
 Померкни, месяц ясный!»

И кинул он потухший взор
 С утесистой стремнины
На светлую реку, на бор,
 На тихие долины!
Но не красу их очи зрят;
 В нем чувства дух смущают:
Там звуки чудные страшат,
 Тут призраки летают,
То с тяжким стоном и глухим
 Волна ночная плещет,
То меч кровавый перед ним
 В дыму прозрачном блещет.

Нет, нет! Остан не победит
 Души своей тревоги,-
Встает, с Веледою спешит
 Скорей под кров убогий;
Идут, поля в глубоком сне,
 Ничто не колыхнется,
Лишь гул шагов их в тишине
 За ними вслед несется;
Глухая полночь; всё вокруг
 При месяце яснеет;
Чета проходит лес... и вдруг
 От страха цепенеет.

Неведомый в глуши лесной
 Пришлец их ожидает;
Но мрачный лик под пеленой
 От них пришлец скрывает;
И в свете лунном пелена
 Белеет гробовая,
И кровь струей на ней видна,
 Знать, тайно пролитая;
И пред четою он стоял
 Недвижен и безмолвный;
Остану только указал
 Рукой на месяц полный.

И тот, как громом поражен,
 Хотел бы в землю скрыться;
Не мог обнять Веледы он,
 Не мог перекреститься;
А что ж с Веледой? Ах! Она
 К Остану припадает;
Душа в ней ужасом полна;
 В ней сердце замирает;
Но страждет друг,- и страсть сильней;
 Прочь ужас, прочь смятенье!
Веледа робкая смелей
 Глядит на привиденье:

«О! кто же ты, пришлец ночной,
 Могилы хладной житель?
Как расступилась над тобой
 Подземная обитель?
Что к нам могло тебя привесть?
 Что страждущих тревожишь?
Откуда ты? какую весть
 Загробную приносишь?»
На те слова главой оно
 Задумчиво качнуло -
Пошевелилось полотно,-
 Под полотном вздохнуло,-

И томный голос пророптал,
 В слух тихо проникая:
«Мой час настал, мой цвет увял;
 Я жертва гробовая!
Но если кто перекрестит
 Меня тремя крестами,-
Опять, приняв мой прежний вид,
 Предстану я пред вами».
И вдруг чудесная далась
 Тогда Веледе сила,-
И мертвеца вот в первый раз
 Она перекрестила,-

И взвыл мертвец,- и в дым густой
 Облекся весь, и рделся,
Как уголь красный; кровь струей,-
 И саван загорелся.
Крестит в другой раз,- пелена
 Спадает, блещут очи,
Как два блуждающих огня
 Во тме осенней ночи;
И смерть лицо его мрачит;
 Уж страх владеет ею,
Чуть дышит; в третий раз крестит -
 И брат родной пред нею:

«Извед! Извед! родной мой брат!
 О детства спутник милый,
Останов друг! увы! ты взят
 Безвременной могилой».
И взор мертвец палящий свой
 На витязя бросает:
«Остан - твой муж - убийца мой,-
 Веледе он вещает,-
И знает то одна луна
 С днепровскими волнами;
Но кровь Изведова страшна,-
 И божий суд над нами!»

И что с преступником сбылось,
 То в мраке ночь сокрыла;
Следов жилища не нашлось,
 Явилась вдруг могила.-
И страшная о лесе том
 Молва везде несется;
И голос дровосека в нем
 С тех пор не раздается.
И как вечерний час пробьет
 И в сумрак бор оденет,
Ни пеший мимо не пройдет,
 Ни конный не проедет!

Когда ж повсюду тишина
 И мертвое молчанье
И полуночная луна
 Льет томное сиянье,
Из тесной кельи гробовой
 Тень бледная выходит
И грустно, в час урочный свой,
 В лесу дремучем бродит,
Луны в мерцающих лучах
 Под соснами мелькает,-
И вой могильный на скалах
 Протяжно умирает.

И с тех же пор, в лесной глуши,
 В пещере, близ Дуная,
Жить начала в святой тиши
 Отшельница младая.
И там пред ранней ли зарей
 Чуть брезжит над холмами,
Иль свод небес в красе ночной
 Усеян весь звездами,-
Она в молитве и в слезах
 И пламенной душою
Летит к тому, кто в небесах
 Отцом нам и судьею.

В пещере той пять целых лет
 Отшельница молилась;
Но раз ее в пещере нет;
 Куда, не знают, скрылась...
Лишь слух прошел по деревням,-
 Соседи прибежали,
Пошли за нею по следам,
 Искали, не сыскали;
Пришли и в лес, как ни страшна
 Останова могила,-
И на могиле той она
 Жизнь юную сложила.

И в вечном сне она цвела,-
 Те ж прелести младые,
И к небу очи подняла,
 Как небо голубые,
И кудри русые волной,
 Развившися, лежали
И грудь невинную собой
 Стыдливо одевали;
Вся в белых розах; на устах
 С улыбкою небесной;
И крест сияющий в руках,
 Кем данный, неизвестно.

И был тот день благих небес
 С виновным примиренья.
Уж не страшит дремучий лес;
 Уж нет там привиденья;
Опять, как прежде, всё цветет;
 Стал весел бор унылый,
И сладко соловей поет
 Над тихою могилой;
И звезды только что блеснут
 Приветными огнями,-
Девицы сельские идут
 К ней с свежими цветами.

И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений. 
Ленинград: "Советский писатель", 1960.