- 1130 Просмотров
- Обсудить
(Из Вордсворта) А. В. В. Радушное дитя, Легко привыкшее дышать, Здоровьем, жизнию цветя, Как может смерть понять? Навстречу девочка мне шла. Лет восемь было ей, Ее головку облегла Струя густых кудрей; И дик был вид ее степной, И дик простой наряд, И радовал меня красой Малютки милой взгляд. «Всех сколько вас?— ей молвил я, И братьев и сестер?» — «Всего нас семь»,— и на меня, Дивясь, бросает взор. «А где ж они?» — «Нас семь всего.— В ответ малютка мне.— Нас двое жить пошли в село, — И два на корабле, И на кладбище брат с сестрой Лежат из семерых, А за кладбищем я с родной,— Живем мы подле них». — «Как? двое жить в село пошли, Пустились двое плыть,— А всё вас семь! Дружок, скажи, Как это может быть?» — «Нас семь, нас семь,— она тотчас Опять сказала мне,— Здесь на кладбище двое нас, Под ивою в земле». — «Ты бегаешь вокруг нее, Ты, видно, что жива; Но вас лишь пять, дитя мое, Когда под ивой два». — «На их гробах земля в цветах, И десяти шагов Нет от дверей родной моей До милых нам гробов; Я часто здесь чулки вяжу, Платок мой здесь рублю, И подле их могил сижу И песни им пою; И если позднею порой Светло горит заря, То, взяв мой сыр и хлеб с собой, Здесь ужинаю я. Малютка Дженни день и иочь Томилася больна, Но бот ей не забыл помочь,— И спряталась она; Когда ж ее мы погребли И расцвела земля, К ней на могилу мы пришли Резвиться — Джон и я; Но только дождалась зимой Коньков я и саней, Ушел и Джон, братишка мой, И лег он рядом с ней». — «Так сколько ж вас?»— был мой ответ. — «На небе двое, верь!» — «Вас только пять».— «О барин, нет, Сочти,— нас семь теперь». — «Да нет уж двух,— они в земле, А души в небесах!» Но был ли прок в моих словах? Всё девочка твердила мне: «О нет, нас семь, нас семь!»
И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений.
Ленинград: "Советский писатель", 1960.
Вольное подражание Шатобриану С любовью вечною, святой Я помню о стране родной, Где жизнь цвела; Она мне видится во сне. Земля родная, будь ты мне Всегда мила! Бывало, мы пред огоньком Сидим с родимой вечерком - Сестра и я, Поем, смеемся,— полночь бьет — И к сердцу нас она прижмет, Благословя. Я вижу тихий, синий пруд, Как ивы с тростником растут На берегах; И лебедь вдоль него летит, И солнце вечера горит В его волнах. И вижу я: невдалеке Зубчатый замок на реке В тиши стоит С высокой башней, и на ней Я слышу, мнится, в тме ночей, Как медь гудит. И как я помню, как люблю Подругу милую мою! О! где ж она? Бывало, в лес со мной пойдет, Цветов, клубники наберет... Мила, нежна! Когда ж опять увижу я Мою Сияну, лес, поля И над рекой Тот сельский домик, где я жил?.. О, будь, всегда будь сердцу мил, Мой край родной!
И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений.
Ленинград: "Советский писатель", 1960.
Вольное подражание Графине С. И. Лаваль День гаснул в зареве румяном,— И я, в смятеньи дум моих, Бродил на береге песчаном, Внимая ропот волн морских, И я увидел меж песками Корабль разбитый погружен; Он в бурю шумными волнами На дикий берег занесен,— И влага мхом давно одела Глубоких скважин пустоты; Уже трава в них зеленела, Уже являлися цветы. Стремим грозой в утес прибрежный, Откуда и куда он плыл? Кто с ним в час бури безнадежной Его крушенье разделил? Утес и волны, всё молчало, Всё мрак в уделе роковом,— Лишь солнце вечера играло Над ним, забытым мертвецом. И на корме его сидела Жена младая рыбака, Смотрела вдаль и песни пела Под томный ропот ветерка. С кудрявой русой головою Младенец близ нее играл, Над звучной прыгал он волною, А ветер кудри развевал. Он нежные цветы срывает, Лелея детские мачты. Младенец радостный не знает, Что он на гробе рвет цветы.
И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений.
Ленинград: "Советский писатель", 1960.
На каменной горе святая Обитель инокинь стоит; Под той горой волна морская, Клубяся, бурная шумит. Нежна, как тень подруги милой, Мелькая робко в облаках, Луна взошла, и блеск унылый Дрожит на башнях и крестах. И над полночными волнами, Рассеяв страх в их грозном сне, Она жемчужными снопами Ложится в зыбкой глубине. Корабль меж волн, одетых мраком, Был виден, бурям обречен. И уж фонарь отплытья знаком Был на корме его зажжен. Там бездны тайной роковою Судьба пловцов отравлена, А здесь небесной тишиною Обитель инокинь полна. Пловец крушится, обнимая Весь ужас бед,— надежды тень; А здесь отшельница святая Всю жизнь узнала в первый день. Но есть за мирными стенами Еще любви земной обман; Сердца, волнуемы страстями, Страшней, чем бурный океан! На камне пред стеной угрюмой, Один в безмолвии ночном, Встревожен кто-то мрачной думой Сидит, таяся под плащом. Он молод, но следы печали, Тоска и память черных дней На бледном лике начертали Клеймо губительных страстей. И вдруг лампада пламенеет В убогой келье на окне, И за решеткою белеет Подобье тени при огне.— И долго... Но уж миновала Ночная мгла, и в небесах Румяная заря сияла,— Исчезли призраки и страх. И виден был далеко в море Корабль, и вдаль он путь стремил, И уж пловца младого горе Лишь воздух влажный разносил.
И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений.
Ленинград: "Советский писатель", 1960.
My good, my guilt, my well, my woe, My hope on high, my all below. Byron1 Скажи мне, витязь, что твой лик Весною дней темнее ночи? Ты вне себя, главой поник, Твои тревожно блещут очи, Твой пылкий дух мрачит тоска. Откуда ты?— «Издалека». О, вижу я, младая кровь Кипит, волнуема отравой; Крушит ли тайная любовь? Вражда ль изменою лукавой? Черна бедами жизнь твоя? Кто твой злодей?— «Злодей мой — я». И дико витязь кинул взор На тмой покрытую долину; Мятежной совести укор Стеснял душу его кручиной; Он изумлялся; мнилось, он Какой-то видит грозный сон. И вдруг он молвил: «В небесах Страшнее волн клубятся тучи, И с мертвецами в облаках Ужасно воет вихрь летучий; Как сердце с язвою любви — Взгляни — меж них луна в крови! И буря носит дальний звон И веет мне напев унылый. Склонись к траве: подземный стон, Увы, не заглушен могилой! И тень ее во мгле ночной Летит под белой пеленой. О Вамба! ты была моей, Цвела в любви, краса младая, Но буйный пыл, но яд страстей, Но жизни тайна роковая, Ревнивый мой, безумный жар — Свершили пагубный удар. И с ней не разлучаюсь я. Недавно мчался я горою, Где замок, колыбель моя, С своей зубчатою стеною... Он освещен, она в окне, Она рукой манила мне. Вчера я, грешный, в божий храм Вошел, ищу в тоске отрады. И близ иконы вижу там При тусклом зареве лампады: Она, колена преклоня, Стоит и молит за меня. Горит война в святых местах. Хочу не славы — покаянья! Я с ней в нетленных небесах Хочу последнего свиданья. Она простит...» И свой кинжал К устам он в бешенстве прижал. Он шлем надел, схватил он щит, На борзого коня садится, И чудный взор к звездам стремит, И вдаль на бой кровавый мчится; Но с боя из земли святой Не возвратился в край родной.
Примечания
1. Мое добро, моя вина, мое благо, моя скорбь, моя надежда
на небесах, моя вся жизнь на земле. Байрон (англ.). — Ред.
И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений.
Ленинград: "Советский писатель", 1960.
Баллада В лесу прибит на дубе вековом Булатный щит, свидетель грозных сеч; На том щите видна звезда с крестом, А близ щита сверкает острый меч. И свежую могилу осеняет Тенистый дуб, и тайны роковой Ужасен мрак: никто, никто не знает, Кто погребен в лесу при тме ночной. Промчался день, опять порой урочной Ночь темная дубраву облегла; Безмолвно всё, и медь уж час полночный На башне бьет соседнего села. И никогда страшнее не темнела Осення ночь: она сырою мглой Дремучий лес, реку и холм одела — Везде покров чернеет гробовой. Но меж дерев багровый блеск мелькает, И хрупкий лист шумит невдалеке, И факел уж вблизи дуб озаряет: Его чернец в дрожащей нес руке. К могиле шел отшельник престарелый, И вместе с ним безвестно кто, в слезах, Идет, бледней своей одежды белой; Печаль любви горит в ее очах. И пел чернец по мертвом панихиду, Но кто он был — чернец не поминал; Отпел, вдали сокрылся он из виду, Но факел всё в тени густой мерцал. На свежий дерн прекрасная упала И, белую откинув пелену, Потоки слез по мертвом проливала, Могильную тревожа тишину; И, вне себя, вдруг очи голубые На щит она внезапно подняла И, локоны отрезав золотые, Кровавый меч их шелком обвила; Безумья яд зажегся в мутном взоре, Сердечный вопль немеет на устах. Она ушла, и лишь в дремучем боре Таинственный один остался страх; И меж дерев уж факел не мерцает, Не шепчет лист, и тайны роковой Ужасен мрак: никто, никто не знает, Кто погребен в лесу при тме ночной.
И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений.
Ленинград: "Советский писатель", 1960.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.