Юргис Казимирович Балтрушайтис (4)

Склонись с тоскою всякое чело —:
Пасется Мир в равнине Ватерло!
Где до небес рычал сраженный лев,
Стоят теперь корыто, ясли, хлев,
Шумит трава, и, в час иных забот,
Проходит плуг, и бродит мелкий скот...
Где грозно смерть гнала свою метель,
Теперь пастух поет в свою свирель...
Что в гордом сне замыслил Человек,
Смела гроза, суровый меч рассек!
Что ж, сердце, с болью мечешься в груди!
Тужи, но знай — Пустыня впереди...
Умолкнет в мире всякая молва...
На все прольет свой скорбный шум трава,
Склонив к покою каждое крыло —
Как этот мир в равнине Ватерло!

Среди людей, я средь — чужих...
Мне в этом мире не до них,
Как им, в борьбе и шуме дня,
Нет в жизни дела до меня...

В дороге дальней им, как мне,
Тужить, блуждать наедине...
Мне в мой простор, в мою тюрьму,
Входить на свете одному...

Пока в пути не встанет грань,
Нам всем томительную ткань
Рукою сирой в жизни ткать —
Душою замкнутой алкать...

Звучит по разному у всех
Один и тот же стон и смех,—
На всех ткачей один станок,
Но каждый сир и одинок...

Мысль в разлуке с вещим сном...
Сердце — в сумраке ночном...
Дождь пустынный за окном...

Свист за дверью, вой в трубе...
Век прожив в пустой борьбе,
Вспоминаю о себе...

Меркнет цвет и гаснет свет...
Ни тревог, ни мира нет...
В миге — много тысяч лет...

Точно я уж вечность жил,
Вечность сетовал, тужил,
Тайне вечности служил...

Ночь... И только мысль во мне,
С тьмой ночной наедине
Тускло тлеет в глубине...

Тьма... Лишь воет за окном
Все о том же, об одном,
Ветер в сумраке ночном...

 Tuba mirum spargens sonum
 Per sepulchra regionum.
 Памяти Н. Л. Тарасова

В снежной пустыне, при бледной луне,
Мечется Витязь на белом коне...
Скачет с угрюмым Своим трубачом,
Машет в пустыню тяжелым мечом...

Глухо и скорбно серебряный рог,
В мертвом безмолвии белых дорог,
Будит полуночный дремлющий мир,
Сирых и скорбных зовет на турнир...

Дико и сумрачно конь Его ржет,
С дрожью таинственной клич узнает,
Рвется, трепещет, встает на дыбы,
Ждет не дождется разгула борьбы...

Глухо ответствуя, льется в простор
Пение труб, повторяющих сбор...
Искрится, зыблется лунная мгла,
Дрогнула полночь, вся ночь ожила...

В снежной пустыне, средь лунных огней,
Белые всадники гонят коней...
Слышится с запада посвист лихой...
Близится с севера топот глухой...

Мчатся-сдвигаются с пеньем рогов,
В скорбном побоище вихри врагов...
Снежным туманом дымятся поля,..
Белым пожаром объята земля!

Только темнеет луна в небесах,
Только взрывает серебряный прах,
Грозно сойдясь — лезвием к лезвию —
Белая Конница в белом бою...

Проходит жизнь в томлении и страхе...
 Безмерен путь...
И каждый миг, как шаг к угрюмой плахе,
 Сжимает грудь...

Чем ярче день, тем сумрачнее смута
 И глуше час...
И, как в былом, солжет, солжет минута
 Не раз, не раз!

Мой дом, мой кров — безлюдная безбрежность
 Земных полей,
Где с детским плачем сетует мятежность
 Души моей,—

Где в лунный час, как ворон на кургане,
 Чернею я,
И жду, прозревший в жизненном обмане,
 Небытия!

 С. А. Полякову

Своенравным Зодчим сложен
Дом, в котором я живу,
Где мой краткий сон тревожен,
Где томлюсь я наяву...

Много в нем палат огромных,
Ниш пустынных и зеркал,
В чьих углах, в чьих безднах темных
Отблеск солнца не сверкал.

Много в нем — средь мрачных келий,
Масок, каменных зверей,
Лестниц, мшистых подземелий,
Ложных окон и дверей...

Скорбен в доме день короткий...
Скорбно месяц, зыбля мглу,
Черный крест моей решетки
Чертит в полночь на полу...

Низки сумрачные своды
Над твердыней серых стен —
В замке, где и дни и годы
Я влачу свой долгий плен...

Аминь! Аминь! Закончен круг дневной,
 Наш малый круг...
Почил и звон и гул борьбы земной,
 И серп и плуг...

Скудеет в небе светлая лазурь,
 Прошла волна!
Лишь в темном сердце отзвук дальних бурь
 Не знает сна...

Далекий вихрь увел свой пестрый шум,
 И блеск и цвет,
Оставив нам печаль бессильных дум
 И звездный свет...

Раскрылась ночь с безмолвием своим,
 В ее тени,
Толпа детей, без крова мы стоим,
 Одни, одни!

Рабы одной галеры в блеске дня,
 Уходим мы,
С отдельной болью жребий свой кляня,
 В отдельность тьмы...

Как дымный вечер, скорбен я...
Как шорох ночи — речь моя!

Бессильный трепет грез во мне,
Что лунный блеск в морской волне...
Порядок вещих дум моих,
Что звездный свет, печально-тих...

Моих часов докучный бег —
Как в час затишья плавный снег...

Глухая боль в груди моей,
Как стужа северных полей...
В моем пути поет метель...
Моя душа — ее свирель!

Как Молот, вскинутый судьбой,
Ночных часов пустынный бой
Поет, что будет новый день,
Иной рассвет, иная тень...

Но Тот, Кто мигам бег судил,
Их в нить таинственную свил,
В своей великой тишине
На роковом веретене...

Часы на башне полночь бьют,
Сказанье древнее поют,
Одно и то же в беге лет
И там, где тьма, и там, где свет!

Умолк двенадцатый удар...
И что же — старый столь же стар,
И нищий нищ, как в прежний срок,
И одинокий — одинок...

Правдиво время — верен счет!
Но жизнь проходит, жизнь течет,
Клоня-склоняясь в прах и тлен
Без новизны, без перемен...