- 960 Просмотров
- Обсудить
Последней стаи журавлей Под небом крики прозвучали. Сад облетел. Из-за ветвей Сквозят безжизненные дали. Давно скосили за рекой Широкий луг, и сжаты нивы. Роняя листья, над водой Грустят задумчивые ивы. В красе нетронутой своей Лишь озимь зеленеет пышно, Дразня подобьем вешних дней... — Зима, зима ползет неслышно!— Как знать. Невидимым крылом Уж веет смерть и надо мною... О, если б с радостным челом Отдаться в руки ей без бою; И с тихой, кроткою мольбой, Безропотно, с улыбкой ясной Угаснуть осенью безгласной Пред неизбежною зимой!
К.Р. Времена года. Избранное.
Библиотека русской классической литературы.
Санкт-Петербург: Северо-Запад, 1994.
Чем солнце зимнее теплее, Тем ослепительней снега; А нагота ветвей в аллее Все так же мертвенно строга. Хоть не сдают еще морозы — Но жизни чуется прилив, И светлые роятся грезы, Печаль унылую сменив. Назло зиме, где в полдень жарче, Уж тает ледяной наряд, И капли с крыш алмазов ярче Слезами счастия горят. Уже не хохлится сонливо Семья домашних голубей И суетится хлопотливо, Купаясь в золоте лучей. Царица Ночь изнемогает, Дню покоряясь, как царю, А он все шире раздвигает Утра и вечера зарю. И крыльев плеск, и воркованье, И жизнерадостные сны, И всепобедное сиянье — Все веет близостью весны.
К.Р. Времена года. Избранное.
Библиотека русской классической литературы.
Санкт-Петербург: Северо-Запад, 1994.
К.Р. Времена года. Избранное.I Ревет и клокочет стремнина седая И хлещет о звонкий гранит, И влагу мятежную, в бездны свергая, Алмазною пылью дробит. На берег скалистый влечет меня снова. И любо, и страшно зараз: Душа замирает, не вымолвить слова, Не свесть очарованных глаз. И блеск, и шипенье, и брызги, и грохот, Иная краса каждый миг, И бешеный вопль, и неистовый хохот В победный сливаются клик. Весь ужаса полный, внимая, гляжу я,— И манит, и тянет к себе Пучина, где воды, свирепо бушуя, Кипят в вековечной борьбе. II Над пенистой, бурной пучиной Стою на крутом берегу, Мятежной любуюсь стремниной И глаз оторвать не могу. Нависшими стиснут скалами, Клокочет поток и бурлит; Сшибаются волны с волнами, Дробясь о недвижный гранит. И рвутся, и мечутся воды Из камня гнетущих оков, И молит немолчно свободы Их вечный неистовый рев. О, если б занять этой силы, И твердости здесь почерпнуть, Чтоб смело свершать до могилы Неведомый жизненный путь; Чтоб с совестью чистой и ясной, С открытым и светлым челом Пробиться до цели прекрасной В бореньи с неправдой и злом.
Библиотека русской классической литературы.
Санкт-Петербург: Северо-Запад, 1994.
Я посетил родное пепелище — Разрушенный родительский очаг, Моей минувшей юности жилище, Где каждый мне напоминает шаг О днях, когда душой светлей и чище, Вкусив впервые высшее из благ, Поэзии святого вдохновенья Я пережил блаженные мгновенья. Тогда еще был цел наш милый дом. Широко сад разросся благовонный Средь диких скал на берегу морском; Под портиком фонтан неугомонный Во мраморный струился водоем, Прохладой в зной лаская полуденный, И виноград, виясь между колонн, Как занавескою скрывал балкон. А ныне я брожу среди развалин: Обрушился балкон; фонтан разбит; Обломками пол каменный завален; Цветы пробились между звонких плит; Глицинией, беспомощно печален, Зарос колонн развечанных гранит; И мирт, и лавр, и кипарис угрюмый Вечнозеленою объяты думой. Побеги роз мне преградили путь... Нахлынули гурьбой воспоминанья И тихой грустью взволновали грудь. Но этот край так полн очарованья, И суждено природе здесь вдохнуть Так много прелести в свои созданья, Что перед этой дивною красой Смирился я плененною душой.
К.Р. Времена года. Избранное.
Библиотека русской классической литературы.
Санкт-Петербург: Северо-Запад, 1994.
Люблю тебя, приют уединенный! Старинный дом над тихою рекой И белорозовый, в ней отраженный Напротив сельский храм над крутизной. Сад незатейливый, но благовонный, Над цветом липы пчел гудящий рой; И перед домом луг с двумя прудами, И островки с густыми тополями. Люблю забраться в лес, поглубже в тень; Там, после солнцем залитого сада, Засушным летом, в яркий знойный день И тишина, и сумрак, и прохлада... Люблю присесть на мхом обросший пень: Среди зеленой тьмы что за отрада, Когда в глаза сверкнет из-за дерев Река, зеркальной гладью заблестев! Под ельника мохнатыми ветвями Таинственный, суровый полумрак. Ковер опавшей хвои под ногами; Она мягка и заглушает шаг. А дальше манит белыми стволами К себе веселый, светлый березняк С кудрявою, сквозистую листвою И сочною, росистою травою. Схожу в овраг. Оттуда вверх ведет Ступенями тропа на холм лесистый; Над нею старых елей мрачный свод Навис, непроницаемый, ветвистый, И потайной пробился в чаще ход. Там аромат обдаст меня смолистый. В густой тени алеет мухомор И белый гриб украдкой дразнит взор. Другой овраг. Вот мост желтеет новый. С него взберусь опять на холм другой, И прихожу, минуя бор сосновый, К ответному обрыву над рекой. Мне видны здесь: отлив ее свинцовый, Далекий бег и заворот крутой, Простор, и гладь, и ширь, и зелень луга Прибрежнего напротив полукруга. А вдалеке на берегу наш дом С колоннами, классическим фронтоном, Широкой лестницей перед крыльцом, Двумя рядами окон и балконом. — Смеркается. Малиновым огнем Река горит под алым небосклоном. Уж огонек между колонн в окне Из комнаты моей сияет мне. Домой, где ждет пленительный, любимый За письменным столом вседневный труд! Домой, где мир царит невозмутимый, Где тишина, и отдых, и уют! Лишь маятник стучит неутомимый, Твердя, что слишком скоро дни бегут... О, как душа полна благодаренья Судьбе за благодать уединенья!
К.Р. Времена года. Избранное.
Библиотека русской классической литературы.
Санкт-Петербург: Северо-Запад, 1994.
Давно черемуха завяла, И на сирени средь садов Уж не качались опахала Благоухающих цветов. По длинным жердям хмель зеленый Вился высокою стеной, И рдели пышные пионы, Нагнувшись низко над травой. Гляделись звезды золотые В струи прозрачные реки, И словно очи голубые Во ржи синели васильки. Мы дождались средины лета, Но вешних дней мне было жаль, И с этой радостью расцвета Прокралась в душу мне печаль. Лишиться вновь мне страшно стало Всего, чем жизнь так хороша, Чего так долго сердце ждало, Чего так жаждала душа!
К.Р. Времена года. Избранное.
Библиотека русской классической литературы.
Санкт-Петербург: Северо-Запад, 1994.
Собираясь, как жрецы на жертвоприношенье, Перед художества священным алтарем, Служа искусству, мы свои произведенья На суд товарищей смиренно отдаем. Не ищем мы, друзья, ни славы, ни хвалений,— Пусть безымянные в могиле мы уснем, Лишь бы Измайловцы грядущих поколений, Священнодействуя пред тем же алтарем, Собравшись, как и мы, стремяся к той же цели, В досужие часы чрез многие года Те песни вспомнили, что мы когда-то пели, Не забывая нас и нашего труда. Гремите, пойте же, Измайловские струны, Во имя доблести, добра и красоты! И меч наш с лирою неопытной и юной Да оплетут нежней художества цветы.
Примечания
Измайловский досуг — так называются литературные вечера л.-гв. в Измайловском полку.
Стихотворение написано к состязанию на одном из этих вечеров.
К.Р. Времена года. Избранное.
Библиотека русской классической литературы.
Санкт-Петербург: Северо-Запад, 1994.
Знакомые места! Здесь над оврагом Стояли мы привалом прошлый год: Мы долго шли все в ногу, крупным шагом И сделали далекий переход. Составив ружья, кто на суковатом Уселся пне, кто скатку подложил, Одолженную вежливым солдатом, А мне сиденьем барабан служил. Увешанный медалями, крестами, Степенно, важно, сидя на бревне, Курил фельдфебель трубку в стороне. Фланговый шапку украшал цветами, Один прилаживал манерку к ранцу, Другой зевал,— раздался храп и свист; Дремавшему на травке новобранцу Стеблем цветка нос щекотал горнист. А вот и луг за рощею тенистой, Где на участке ротный жалонёр Нарвал мне ландышей букет душистый, Пока мы брали приступом забор. Вот речка,— здесь победу одержали Мы над петрушками1; был славный бой! Одну сторожку мы атаковали, Где овладел противник высотой. Я людям прочитал нравоученье И вкратце объяснил атаки ход; У «скачек» начали мы наступленье; По правилам — шагов за восемьсот — В атаку перешли; два первых взвода В цепи. Была чудесная погода,— Полковник наш отъехал далеко,— Дышалось так свободно и легко. Цепь перебежками все подвигалась, Пока во рву не удалось залечь. Я подозвал резерв; тут открывалась Позиция врага. Его картечь Давно бы всех перекрошила нас, Но там не неприятельская пушка Была, а только красная петрушка! И стойко мы держались. Здесь как раз Мы очутились на краю обрыва, Где перекинут мост через реку. Четвертый взвод за третий вздвоил живо, Ура!— и мы на вражьем берегу Рассыпались. Вторая полурота В цепи, а взводы первый и второй Теперь в резерв сомкнулись за рекой. Нам предстояла главная работа: Уж близко неприятеля стрелки, Уж подготовлен был удар в штыки, И я шагов за двести приказал Горнисту с барабанщиком сигнал Подать к атаке. Не поняв, в чем дело, Цепь на петрушек бросилась бегом; Ура на всю окрестность загремело, И по дороге пыль взвилась столбом. Но вот уж храбрецы приутомились, Пройдя с утра верст десять по жаре, Бегут все тише и... остановились. А белая петрушка на горе, Недосягаема, неуязвима, Торчит одна, цела и невредима! «Поручик Дрентельн! Где ваш третий взвод? Назад! Кто вас просил начать атаку? Мы все сначала повторим». И вот Назад по моему вернулись знаку Мои богатыри со всех сторон; И взводному я унтер-офицеру Стал выговаривать за то, что он Не выучился лучше глазомеру, Что слишком рано закричал ура, Что лишь тогда в штыки идти пора, Когда уверен, что ничто не может Атаки нашей боле удержать, Что все она сомнет и уничтожит. Поручику Цицовичу начать Все снова поручил я. И опять Под мнимым мы огнем перебегали Все тот же мост; цепь снова рассыпали, Раздался звук знакомого сигнала, И сомкнутая часть к нам подбежала, Опять вступили мы в отважный бой, Но уж теперь я сам повел атаку И шашкой замахал над головой; Мои бойцы чуть не вступили в драку С петрушками; стремглав они бегут, И высота осталася за нами. Мы торжествуем, наш окончен труд, И утираем пот с лица платками. Знакомые места, где мы не раз Учились с Государевою ротой, Где с конницей дрались мы и с пехотой, Как нежно, горячо люблю я вас! Я вас люблю все более и боле, И каждый лес люблю, деревню, поле, Люблю и зелень каждого куста! О, юная, лихая жизнь на воле, О, милые, знакомые места!
Примечания
1. Петрушки — Цветные значки, обозначающие противника: красные артиллерию, желтые — резерв, белые — цепь.
К.Р. Времена года. Избранное.
Библиотека русской классической литературы.
Санкт-Петербург: Северо-Запад, 1994.
Смеркалось; мы в саду сидели, Свеча горела на столе. Уж в небе звезды заблестели, Уж смолкли песни на селе... Кусты смородины кивали Кистями спелых ягод нам, И грустно астры доцветали, В траве пестрея здесь и там. Между акаций и малины Цвел мак махровый над прудом, И горделиво георгины Качались в сумраке ночном. Тут и березы с тополями Росли, и дуб, и клен, и вяз, И ветви с зрелыми плодами Клонила яблоня на нас; Трещал кузнечик голосистый В кусте осыпавшихся роз... Под этой яблоней тенистой В уме столпилось столько грез И столько радужных мечтаний, Живых надежд, волшебных снов И дорогих воспоминаний Былых, счастливейших годов! . . . . . . . . . . . . . . Сад задремал; уже стемнело, И воцарилась тишина... Свеча давно уж догорела, Всходила полная луна,— А мы... мы все в саду сидели, Нам не хотелось уходить! Лишь поздней ночью еле-еле Могли домой нас заманить.
К.Р. Времена года. Избранное.
Библиотека русской классической литературы.
Санкт-Петербург: Северо-Запад, 1994.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.