Кантемир Антиох Дмитриевич (32)

САТИРА IV

К МУЗЕ СВОЕЙ

  

   1 Музо! не пора ли стиль отменить твой грубый

   И сатир уж не писать? Многим те нелюбы,

   И ворчит уж не один, что, где нет мне дела,

   Там вступаюсь и кажу себя чересчур смела.

  

   5 Много видел я таких, которы противно

   Никому не писали, угождая льстивно,

   Да и так мало счастья возмогли достати;

   А мне чего по твоей милости уж ждати?

   Всякое злонравие, тебе неприятно,

   10 Смело хулишь, а к тому и говоришь внятно;

   Досаждать злым вся жадна - то твое веселье,

   А я вижу, что в чужом пиру мне похмелье.

  

   Вон Клеоб уже протест на меня готовит,

   Что нечистый в тебе дух бороду злословит;

   15 Иной не хочет писать указ об отказе,

   Что о взятках говоришь, обычных в приказе;

   И Лентул с товарищи, сказывают, дышет

   Гневом и, стряпчих собрав, челобитну пишет,

   Хочет-де скоро меня уж на суд позвати,

   20 Что, хуля Клитесов нрав, тщуся умаляти

   Пьяниц добрых и с ними кружальны доходы.

   А Брутус, тверды всегда любящий доводы,

   Библию, говорит, всю острожской печати

   С доски до доски прошед, готов показати,

   25 Что противно закону и безбожных дело

   Мантию полосатой ризою звать смело.

   Одним словом, сатира, что чистосердечно

   Писана, досаждает многим, всеконечно,

   Ибо всяк в сем зеркале, как станет смотрети,

   30 Мнит, зная себя, лицо свое ясно зрети.

   Музо, свет мой, стиль твой мне, творцу, ядовитый,

   Кто бить всех нахалится, часто живет битый;

   И стихи, что чтецов всех на смех побуждают,

   Часто слез издателю причина бывают.

   35 Знаю, что правду пишу и имен не значу,

   Смеюсь в стихах, а в сердце о злонравных плачу;

   Да правда редко люба и часто некстати -

   Кто же от тебя когда хотел правду знати?

   Вдругорь скажу: не нравна, - угодить не можно,

   40 Всегда правду говоря, а хвалити ложно

   Приличнее живущему между человеки,

   Нежли правдиво хулить, - таковы днесь веки.

   Чего ж плакать, что люди хромают душою?

   Коли правдой все идти - таскаться с сумою.

   45 Так мода: иль закажи, чтоб шляп не носили

   Маленьких, или люди пусть живут как жили.

   Лучше нас пастыри душ, которых и правы

   И должность есть народа исправляти нравы,

   Да молчат: на что в ссору вступать со всем светом?

   50 Зимой дров никто не даст, негде гулять летом.

   Буде мыслишь, что Персий, Ювенал, Гораций

   Римлянов всех осмеял, славных из всех наций,

   И ничто претерпели, не страх тем, но слава

   Следовала от сатир, и что того ж права

   55 Причастник был Боало, всей Франции чудо, -

   Позволь учтиво сказать, что ты мыслишь худо.

   Где римлянов тех и где француза сатиры?

   Их дозрелые стихи не как твои, сыры, -

   В них шутки вместе с умом цветут превосходным

   60 И слова гладко текут, как река природным

   Током, и что в речах кто себе зрит досадно -

   Не в досаду себе мнит, что сказано складно.

   А в твоих что такого? без всякой украсы

   Болкнешь, что не делают чернца одни рясы.

   65 Так ли теперь говорят, так ли живут в людях?

   Мед держи на языке, а желчь всю прячь в грудях;

   И, недруг сущи смертный, тщись другом казаться,

   Если хочешь нечто быть и умным назваться.

  

   Зачнем, музо, в похвалах перья притупляти,

   70 Ну-тка станем Туллию приветство писати.

   Туллий, знаешь ты, лукав, что если рассудно

   Истолковать, то в нем ум похвалить не трудно.

   Оставя убо, что есть, сделаем такого,

   Каков бы он должен быть; мода та не нова,

   75 Всяк так пишет, кто хвалить у нас теперь хочет:

   Тому, кому вьявь поет, сам в сердце хохочет.

  

   Если Туллий не нравен, выбери другого.

   Вот хорош Сильвандр; он тих, не добьешься слова

   От него чрез целый день, и хотя ты знаешь,

   80 Что он с глупости молчит, если пожелаешь,

   Можешь сильно доказать, что муж он не простый,

   Но с рассудства обуздал язык свой преострый.

  

   Хорош, право, и Квинтий; в десть книгу составить

   Можешь, коль дела его захочешь прославить.

   85 Видишь, как он приятен, всякого ласкает,

   Учтиво все говорит, честно всех примает

   И силится всякому быти благодетель,

   Как сулит, - не однажды слов тех бог свидетель.

   Полно того; а с чего таков он бывает,

   90 Писать незачем: благо, что мало кто знает.

   Не пиши того, что он затем столь умилен

   И добр ко всем, что вредить никому не силен.

   Да много таких, о ком списать стопу целу

   Можно; легко их узнать, хоть нет в спине мелу.

   95 Поверь мне, убытку нет хвалить, хотя ложно,

   Коль мзды в том не получишь - пострадать не можно.

   Буде ж тебе род стихов таковых несроден,

   Запой, как Тирсис-пастух Люцинде негоден;

   Как, когда овец своих на водные токи

   100 Приводя, плачет: раны от любви глубоки;

   Как, блудящи с горести в лесу край до края,

   Часто петь нудит эхо, Люцинду взывая.

   Коли ж петь скучишь, можно причину сыскати

   Печальное что писать; и что больше кстати

   105 Нам здесь, смертным, как печаль? Тужить не напрасно

   Можем, приближаяся к смерти повсечасно.

   Есть о чем писать - была б лишь к тому охота;

   Было б кому работать - без конца работа.

   А лучше век не писать, чем писать сатиру,

   110 Яже ненавистная мя, творца, чинит миру!

   Но всуе тебя к сему, музо, побуждаю:

   Рифмы не могу прибрать, как хвалить желаю;

   Сколько ногти ни грызу и тру лоб вспотелый,

   С трудом стишка два сплету, да и те неспелы,

   115 Тверды, ушам досадны и на те походят,

   Которы по азбуке святых житье водят.

   А как что вредно в нравах усмотрю - прилежно

   Стихи под пером текут, и выразить нежно

   Так мне легко, как тому, кто был в краи чужды,

   120 Узнать доброе вино и кое пить с нужды.

   Не могу никак хвалить, что хулы достойно, -

   Всякому имя даю, какое пристойно;

   Не то в устах, что в сердце, иметь я не знаю:

   Свинью свиньей, а льва львом просто называю.

   125 Нескладно же, мне мнится, в доме стадо гнати,

   И рог громкий посреди Москвы надувати,

   И, сидя в теплой избе, бранить ветры злые,

   В стенах нудить эхо петь песни полевые.

   И не смешон ли б я был, коль, любви не зная,

   130 Хотел бы по Ирисе казаться здыхая,

   А Ирис вымышленна - не видывал сроду;

   Однак по ней то гореть, то топиться в воду,

   И всечасно сказывать, что вот умираю,

   Хоть сплю, ем сильно и в день ведро выпиваю.

   135 Печальное же писать нет воли, ни силы.

   Хоть я знаю, что умру, да дни, ей! мне милы,

   И глупо, мне кажется, что гроб близк, тужити,

   Коли в нем хоть сегодне, хоть завтре, а быти!

   Одним словом, в сатирах хочу состарети,

   140 А не писать мне нельзя: не могу стерпети,

   Когда вижу, что мельник, с волосов недавно

   Стрёсший муку, нажив уж имя в людях славно,

   Спесивится и, гневом полн, жмурит глазами,

   Что в палате делают мухи пыль крылами.

   145 Коль глупец, что губы чуть помазал в латину,

   Хвастает наукою и ищет причину

   Безвременно всем скучать долгими речами,

   Ест и пьет аргументом, говорит стихами;

   Коли напудрен гребец и в парче сын дьячий,

   150 Мудрец спит на войлоке, на пуху - подьячий,

   И чтят того, кто может денег больше дати, -

   Трудно уж воистину сатир не писати.

   И для того, хотя смерть рысцой или скоком

   Доедет меня скоро, или уж в глубоком

   155 Узрю возрасте свои седины в покою,

   В чужестранстве ль буду жить или над Москвою,

   Хоть муза моя всем сплошь имать досаждати,

   Богат, нищ, весел, скорбен - буду стихи ткати;

   И понеже ни хвалить, ни молчать не знаю,

   160 Одно благонравие везде почитаю, -

   Проче в сатиру писать в веки не престану,

   Разве в жидах не станет денег и обману,

   Разве пьяных в масленой неделе не будет.

   И целовальник в вино воду лить забудет.

  

   "Четвертую сию сатиру писал автор в начале 1731 году, после первой книги "Петриды" и всех тех стихов, которые до сих пор народу известны. Причина ея есть, что хочет он с музою своею договор учинить, чтоб впредь сатир не писать, и резоны тому ставит, что бедственно ремесло есть людям смеятися, и можно от того пострадать; но напоследок признает, что нельзя ему сатиру не писать, хотя бы знал неведомо что претерпеть. Боало подобную сатиру написал, которая в его сатирах есть числом седьмая, из сей наш автор много имитовал, хотя большую часть от себя прибавил. Есть нечто в ней из Ювеналовой первой сатиры, только что слова все новые, хоть дело подобное".

   Ст. 13. Клеоб уже протест на меня готовит. "Под именем Клеоба означает сатирик человека суеверного, который с глупости думает, что богопротивное есть дело смеяться бороде, и говорит, что нечистый дух в авторе бранит так достойно чтительное лица украшение. Протест есть латинское слово, по-русски довод. Вся Клеобова злость устремляется против 20-го ст. 1-й сат.".

   Ст. 17. И Лентул с товарищи. "Лентул есть человек, который защищает всякое злонравие для пользы своей и прибытка".

   Ст. 20. Что хуля Клитесов нрав. "В 3-й сат., в ст. 244, под именем Клитеса описал сатирик пьяницу".

   Ст. 22. А Брутус. "Брутус есть притворное имя, которым сатирик означает человека чрезмерно охотника к ученым ссорам и потому сказывает, что он всю библию прошел, только чтоб показать, что неприлично мантию, столь священное дело, называть ризою полосатою. Для того же библию острожской печати, что Брутус староверец, и то любит, что глупее: знает, что московской печати библия правильнее и с греческим сходнее, да острожская старее, убо и лучше".

   Ст. 45-46. Чтоб шляп не носили маленьких. "В 1731 году мода была в Москве весьма малые шляпы носить".

   Ст. 70. Станем Туллию приветство писати. "Вымышленное имя есть Туллия, так как и прочие, которые в следующих стихах найдешь, и гораздо умно автор в сем поступает, ибо не только сатирику, но и казнодею (которых власть гораздо больше) неприлично злонравного, именем называя, обличать. Поверь мне, коли пьяница видит, что о пьянице писано, хоть описание то было бы под именем Клитеса или Сенеки, узнает, что то об нем писано; однако ж за то сердитовать непристало и дурно, потому что таким образом сам свое имя покажет, когда автор укрыти его силится, и сделает то, чтоб весь свет знал то, что теперь один, может быть, сатирик только знает".

   Ст. 119. Кто был в краи чужды. "Не все, которые были в чужих краях, в сем стихе заключаются, ибо многие, и большая их часть, гораздо не напрасно ездили, но в большой семье не без урода; есть и такие, которые вкус вина знают, да и то не худо, понеже и то искусство, лишь бы вкус тот не был весьма приятен".

   Ст. 126. И рог громкий посреди Москвы надувати. "Т. е. нескладно в городе полевые писать песни, ибо рог - полевой инструмент".

   Ст. 148. Ест и пьет аргументом. "Аргумент называется в логике, когда два предложения сличаю с некоим третьим предложением, и, усмотрев, что оба те сему третьему подобны, замечаю, что и меж собою они подобны. Вот образец: тот беден, который всегда недоволен; скупой всегда недоволен; убо скупой беден".