Карл Густав Юнг. Об отношении аналитической психологии к поэзии. (8)

Еще одним типичным комплексом символической гомосексуальной ориентации является комплекс юных влюбленных, которые не подчиняются мужскому аспекту Великой Матери, а как раз сопротивляются ему. Мы часто можем заметить подобное сопротивление в ‘юных сыновьях» Великой Матери, которые в своем гиперчувствительном «девичестве» отрицают жизнь; считая жизнь «бессмысленной» они, на самом деле, по большей части, просто к ней не готовы. Никак не доказанный гомосексуализм (в любом случае, гомоэротизм) Леонардо — из этого ряда. Как и у многих других юных возлюбленных Великой Матери, у Леонардо компенсирующее сопротивление ее аспекту, как Матери-Земли, как материи, породило склонность к общению только с мужчинами и неприятие женской красоты, которая опутывает мужчину страстями и приковывает его к скучной реальности материи. Если правы те, кто говорят, что Леонардо при отборе учеников больше смотрел на их красоту, чем на талант, то это вполне соответствует его природе, в которой Эрос играл такую существенную роль, и его зачарованностью бессмысленной красотой живых существ, которая имела для него гораздо большее значение, чем какие-либо «ор» или школа. Истинные мотивы и цели главных деяний его жизни всегда кроются в чем-то, «стоящем над реальностью». Нет никаких сомнений в том, что, изучая полет птиц и механику их крыльев, беспрерывно пытаясь построить летательный аппарат, Леонардо вполне конкретно стремился научить человечество летать. «Большая птица отправится в своей первый полет, поднявшись со спины гигантского лебедя» — писал он. «Она вызовет восхищение во всей вселенной; все летописцы будут петь ей хвалу, покрыв бессмертной славой место ее рождения».43 Это известное изречение, как правило, понимается совершенно конкретно в том смысле, что Леонардо представлял, как его «птица» поднимается в воздух с холма Сисеро (Лебедь), что во Флоренции. Возможно, что такое толкование является верным. Но, в то же самое время, запись Леонардо представляет собой уникальное доказательство того, что столь характерные для Запада «технологические изобретения» родились во внутренней реальности бессознательного. до самого конца своих дней Леонардо оставался мечтателем, игривым ребенком; все, что он делал, являлось символическим выражением внутренней реальности. В результате, все, что он сделал, было либо не таким, каким задумывалось, либо не таким, каким ему представлялось. Его истовый интерес к науке, точность в работе, технические способности и блестящий ум ни в коей мере не меняют того факта, что (как он и сам подсознательно чувствовал) все его труды привели совсем не к тем результатам, на которые он рассчитывал. Только так мы можем объяснить его стремление к постоянному развитию, его неутомимость и ненасытность в работе. А его стремление к полету тоже было чем-то большим, чем желанием овладеть новым искусством, желанием построить какой-то аппарат. Как может человек доказать, что является сыном матери- птицы, сыном Великой Богини; что значит оторваться от земли и «полететь? Эти символически реальные вопросы живут в его научной работе. Но бегство Леонардо с земли, если этими словами мы хотим выразить его отрицание материи, Матери-Земли, как низшего аспекта Великой Матери, не могло не вызвать, в такой широкой и так ориентированной на цельность натуре, как у него, внутреннего диалектического движения в другую сторону Там, где основа жизни более узка, там этот комплекс бегства с земли порождает нежных лириков, психически и интеллектуально сверхчувствительных художников, в которых доминирует эстетика; но в случае Леонардо с его бьющей через край жизненной силой просто должно было быть существенное, хотя и неосознанное, движение в противоположную сторону, компенсирующее его однобокость. Он снова доказал, что является подлинным сыном Великой Матери, которая, будучи Великим Кругом, сочетает в себе, как небесные, так и земные аспекты. Хотя в Средние Века (особенно в период готики) доминировал архетип Небесного Отца, начавшееся с Возрождения развитие было основано на оживлении земного женского архетипа. В течение последних столетий оно привело к революции «снизу» и проникло во все слои существования западного человека. Теперь в центре нашего мироощущения стоят не небесный мир и природа ангелов, а человечество в целом и человек, как индивидуум, который уже считает себя не Люцифером, изгнанным из небесного рая, а подлинным сыном земли. Этот приход к корням дал человеку возможность открыть свое тело и естественные науки, а также душу и бессознательное; и все это строилось на «материалистической» основе человеческого существования, которое, проявившись в астрономии и геологии, физике и химии, биологии, социологии и психологии, наряду с природой и землей, стало основой нашего мироощущения.44 Этот, произошедший в Средние Века, поворот начинается с величественной фигуры Леонардо, который предвосхитил все направления этого развития, объединил их в себе и спроецировал в будущее. Но он не остановился на этом; развивая свою личность, он пошел в интеграции этих столь важных для будущего направлений гораздо дальше людей последующих и нашего веков. Поколения, пришедшие за ним, развили все составные части его видения мира; они превзошли его во всех областях, но они утратили то, что в личности Леонардо было решающим и наиболее величественным, а именно, единство. Ибо главным в Леонардо является не то, что его разум охватывал столь широкий спектр интересов, и не его энциклопедические познания, а то, что все это многообразие он интегрировал в символическое человеческое существование для него ничто не было значительным ‘само по себе» ничто не было самоцелью — ни озарение, ни практическое применение, ни открытие, ни изобретение, ни, даже единство «орus» для него, наверное, единственного из художников Запада, искусство не было всем и не являлось цельным Кроме того, среди ученых и изобретателей он один считал науку тайной своей личной жизни, которую он укрыл в своих объемистых тетрадях, словно для него было не важно, поймет или нет мир эти книги, которые так никогда и не стали книгами. Вряд ли он знал, но вся его жизнь направлялась стремлением к интеграции собственной личности, которая по божественному подобию соединяла в себе высокое и низкое, земное и небесное Принцип этого единства, который аналитическая психология несколько столетий спустя определила, как принцип индивидуации,45 проявляется, как мандала, как Великий Круг, который, подобно Великой Богине, включает в себя небо и землю. Точно так же, как его «оторванность от грешной земли, средневековая особенность его бытия и времени, преобразовалась в нечто совершенно новое, а именно, в научную проблему полета, так и противоположное движение его природы преобразовалось в нечто революционное и глядящее в будущее. Мы видим, как в жизни Леонардо это движение в противоположную сторону, снова и снова, одновременно происходит на различных планах его бытия и деятельности и тоже является показателем того, насколько полно он был поглощен процессами, происходившими внутри него и требовавшими приложения всех его разнообразных способностей. Художественным выражением этой ситуации является картина, в своем роде уникальная — «Мадонна в гроте» — самое глубокое описание которой дал, пожалуй, Мережковский: «Царица Небесная является людям впервые в сокровенном сумраке, в подземной пещере, может быть, убежище древнего Пана и нимф, у самого сердца природы, как тайна всех тайн — Матерь Богочеловека в недрах Матери Земли47 Эта мадонна уникальна. Ни в одном другом произведении искусства с такой красноречивостью не было сказано, что свет рождается из тьмы, и что дух-Мать младенца-спасителя един с оберегающей бесконечностью земной природы. Треугольник, основание которого покоится на земле, определяющий структуру картины, 8 является старым женским символом, 49 пифагорейским знаком мудрости и пространства.50 другое проявление в Леонардо земного архетипа происходит в его научной работе, которая в ее полном объеме является свидетельством того, что пробуждение, Ренессанс, на самом деле, был возрождением не античности, а земли. Три области его научной работы находятся под знаком земли, Земли-Матери: человеческое тело, земля как одушевленный организм и природа как божественное существо, включающее в себя тело и землю. Нет никакого сомнения в том, что Леонардо заинтересовался анатомией, как художник и скульптор, но насколько же далеко он ушел от исходной точки, какие обширные области природы он открыл после того, как препарировал тридцать трупов! Рисунки и описания, представляющие собой запланированное им и по большей части осуществленное анатомическое исследование отличаются таким качеством, что еще в 1905 г. анатомы считали некоторые из них непревзойденными. 51 Он совершил большое количество анатомических открытий. Один из авторов зашел настолько далеко, что заявил будто «фундаментальная работа Весалия о структуре человеческого тела является ничем иным, как большим плагиатом, кражей труда всей жизни Леонардо.52 Суть не в том, что он основал современную топографическую анатомию, и не в том, что он первым занялся сравнительной анатомией, чтобы установить сходство между человеческими органами и органами животных. Суть его дальновидности и цельности его взглядов заключается в том, что он, пожалуй, первым увидел анатомию в ее функциональных взаимосвязях, открыв, таким образом, физиологию человеческого тела. Он открыл великое единство циркуляции веществ в человеке и, как метко заметил Шпенглер, когда он «изучал анатомию, он, на самом деле, изучал тайны физиологии; он «изучал жизнь в теле.53 И несмотря на многочисленные ошибки в деталях, какие открытия он совершил в каждой области! За сто лет до Кеплера он написал: «Солнце не движется,54 поколебав, таким образом, устои средневековой космологии. Характеризуя эту антитезу, Мари Герцфельд цитирует восхитительные слова Габриэля Сиайллеса: «Звезды неподкупны, божественны, не связаны с нашим подлунным миром, законом которого являются рождение, перемена и смерть. Земля ничего не говорит нам о небесах, которые принадлежат к другому порядку… Леонардо смело сокрушает эту иерархию; он поднимает землю до небес. И Леонардо пишет: «В своем трактате ты должен доказать, что земля — это звезда, очень похожая на луну, и она есть слава нашей вселен ной.55 Но вот что странно и символично — несмотря на то, что Леонардо сделал огромное количество фундаментальных открытий касательно земли, он, похоже, продолжал цепляться за ее мифологический образ. Он признавал водный цикл и стратификацию земли, вызванную отложением осадков; он опроверг легенду о Потопе и пришел к правильному выводу, что залежи ископаемых в горах являются свидетельством существования океанов, когда-то покрывавших эти горы. Но страсть, с которой он занимался своими исследованиями и его восхищение их предметом привели к тому, что он стал одушевлять землю. Нижеследующая цитата поможет понять, насколько живо он представлял себе полное сходство земли и человеческого тела: «Поднимающаяся* в горы вода является кровью, дающей горам жизнь. Если одна из таких вен разрывается внутри или на поверхности земли, то природа, которая всегда помогает своим организмам, стремится в обязательном порядке восстановить количество потерянной влаги и не жалеет никаких сил и средств. Нечто подобное происходит в том месте человеческого тела, которое получило сильный удар. В данном случае помощь природы выражается в том, что кровь собирается под кожей, образуя опухоль, чтобы открыть пораженное место Точно также, когда нить жизни разрывается в ее самой высшей точке (на горе), то природа посылает свою жидкость с самого низшего уровня на самый высокий, к месту разрыва, и несмотря на то, что вода все время вытекает из горы, гора не лишается живительной влаги до самого конца своей жизни» действие того же самого закона компенсирования он обнаруживает и в ботанике, ибо Мать-Природа никогда не оставляет свои создания в «нужде» «Когда с дерева сдирают часть коры, то природа, чтобы спасти его, подает на обнаженный участок ствола гораздо большее количество питательной влаги, чем в любую другую часть дерева; в результате чего, именно по причине вышеупомянутого несчастья кора на этом участке становится толще, чем в других местах» Этот материнский характер земли для него настолько очевиден, что он воспринимает землю в образе живого тела:58 Мы можем сказать, что в земле есть дух роста; что ее плотью является почва; ее костями — напластовавшиеся друг на друга слои скал, образующие горы, ее мускулами — туф; ее кровеносной системой — ручьи и реки. Океан — это озеро крови, расположенное вблизи сердца. Природа — это и есть Великая Богиня; она дарует матери земле и человеческой матери душу, которая «питает и одушевляет дитя» «Природа помещает душу в вышеупомянутое тело формирующую душу, а именно, душу матери, которая поначалу создает в своей матке форму человека и в подходящее время пробуждает душу, которая будет обитать в этой форме, которая до того спала под надежной защитой души матери, которую она питает и оживляет своими духовными органами через пуповину, и будет продолжать это делать до тех пор, пока ее пупок связан с плодом, пока ребенок соединен с матерью. О Леонардо было сказано: «Он постоянно учится у природы; он предан ей, как сын матери.61 И этот «поэтический образ» верен в гораздо более глубоком смысле, чем это кажется на первый взгляд. В нашу задачу не входит обсуждение значения Леонардо, как ученого, которое, прежде всего, состоит в открытии им научного эксперимента. «Ощущение не может быть ошибочным» — написал он; «ошибочным может быть ваше суждение, когда вы ожидаете от ощущения того, что оно дать не в силах.62 Нас интересует, какое именно место занимал в жизни и деятельности Леонардо архетип Великой Матери — богини единства неба и земли. для него она была не только мифологическим образом; в своей научной работе он поднял ее на уровень научного взгляда на мир. Вот как он говорит о «вечно творящей богине Природа полна бесконечных дел, которые совершенно недоступны ощущениям» 63 Или: «Человеческий гений может делать самые разные изобретения, может с помощью самых разных инструментов достигать одной и той же цели; но он никогда не создаст инструмента более красивого, более практичного, более эффективного, чем тот, что был создан природой, поскольку в любом ее изобретении есть все и нет ничего лишнего» Но он не поддался романтическому восприятию природы Он признавал, что рядом с доброй Матерью существует и Грозная Мать, что ясно следует из нижеприведенного суждения, проницательность которого так характерна для Леонардо: «По отношению к некоторым животным, природа — это нежнейшая мать, но по отношению к многим другим животным, он — жестокая мачеха» 65 Его суждения уже не отмечены духом христианства и средневековья. Он видит, что «наша жизнь создана из смерти других,66 но это не наполняет его чувством вины; это не является для него доказательством падения человека, на котором лежит клеймо его первородного греха. Наша земля — это тоже звезда, а человек, по крайней мере потенциально — это божественный творец, хотя и относящийся к животному миру. На самом деле человек ничем не отличается от животных, за исключением несущественных различий; и именно в этом он показывает себя, как божественную вещь; ибо там, где природа останавливается в создании своих творений, там человек, основываясь на естественных вещах, и с помощью природы, начинает создавать бесконечное количество творений; и творцами не обязательно являются те, кто ведет себя правильно, как это делают животные, ибо не в характере этих людей подражать животным. И: «Художник соревнуется с природой.68 Но воспевая это соревнование и «богоподобность, Леонардо не подражает Люциферу; он — смиренный слуга природы и земли. В противоположность поклонявшимся Небесному духу схоластикам, в поисках разгадки всех тайн жизни глядевшим «в небо, живший вЛеонардо современный человек склонился к земле. «Все наши знания» — писал он — «рождаются в нашем восприятии.69 В данном случае, «восприятие» можно перевести, как «реальное ощущение, ибо «Там, где больше всего чувств, там больше всего муки,70 то есть, боли и страдания. Но несмотря на все осознание своей божественной творческой силы, Леонардо, сын матери-природы, остается смиренным «слугой» земли. «Я никогда не устаю служить. «Препятствия меня не останавливают. «Решимость сокрушает любое препятствие.73 «Нет такой работы, которая бы меня утомила, — пишет он и продолжает — «Руки, в которые дукаты и драгоценные камни сыплются, словно снег; никогда не устают служить, но служат они из корысти, а не из искренних побуждений. И он делает гордый вывод: Поэтому совершенно естественно, что природа сделала меня бедным.74 Это желание служить черпает свою неодолимую силу из обостренного внимания высшего существа. Именно обостренность сознания проявляется, как активность и движение, как психическое ядро человека и творчества: «Лучше смерть, чем усталость!. «О ты, спящий, скажи мне, что есть сон?» — пишет Леонардо. «Сон напоминает смерть; о, почему бы тебе не работать так, чтобы даже после смерти сохранить некое подобие совершенной жизни, вместо того, чтобы при жизни погружаться в сон, напоминая бесполезного мертвеца.75 Задуманная им работа — это не завершенная работа ученого или художника, пусть даже эта работа и имеет огромное значение; его намерения проявляются в символе «обостренности сознания, «неутомимости. «Интеллектуальная страсть движет нашими чувствами, — пишет о н.76 Это чрезвычайно характерное изречение свидетельствует, что Леонардо ставил перед собой задачу не только подавить и сдержать мир желаний, и не только сублимировать все виды энергии на высший план, но также и перегруппировать их таким образом, чтобы доминирующей стала подлинная энергия, которую Леонардо определил, как «страсть духа. Ибо дух является истинной «движущей силой» человеческой души. Мифический сын-герой — это сын не только девы-Матери, но и духа-Отца, оплодотворившего ее. Эта «мифологическая ситуация, которая у Леонардо (как и во всех творческих людях) принимает форму поиска «истинного отца, духа- Отца, как правило, ведет к двум взаимодополняющим событиям: «убийству коллективного отца, то есть, к отказу от ценностей того времени, в котором живет герой; и к открытию неизвестного Бога. У Леонардо убийство отца выразилось в его радикальной антиавторитарной, антисхоластической и антирелигиозной позиции, которая была настолько непоколебимой, что люди того времени считали его человеком «подозрительным» и даже ошибочно полагали, что он придерживается антихристианских взглядов. «Любой, кто в споре ссылается на авторитеты, пользуется не интеллектом, а памятью, — писал он. Полностью понять значение этих слов можно только в том случае, если принять во внимание, что в его время наука и медицина покоились на авторитете античных ученых, а фундаментом всей религии Средневековья был «авторитет» Библии и ее толкований. Можно не сомневаться в том, что, протестуя против этого, Леонардо следовал внутреннему зову, который частенько звучал в нем в те времена. Но опасная близость этих мыслей к ереси была одной из причин, по которой он записал их зеркальным письмом и никому эти записи не показывал. Когда читаешь Шпенглера, становится ясно, какой опасности подвергался Леонардо: «Когда, в самом пике Возрождения, Леонардо да Винчи работал над своей «Анной Зельбдритт, в Риме, на великолепной латыни, уже писался «Молот Ведьм.78 Часть его еретических мыслей скрыта в составленных им загадках. Вот одна из них; «По всей Европе все великие народы плачут о смерти одного человека, умершего на Востоке. Отгадка: «Плач на Великую пятницу. Или (это было еще до Реформации) его загадка о поклонении образам святых: «Люди говорят с людьми, которые их не слышат; глаза которых открыты, но не видят; люди обращаются к ним и не получают ответа; они просят милосердия у того, у кого есть уши, но он не слышит; они предлагают свет слепцу» 80 Эти слова можно считать иконоборческими, тем более, что они звучат из уст художника, рисовавшего мадонн и святых. Они не менее революционны, чем загадка о «церквях и монастырях: «Много есть таких, которые отказались от трудов и от скучной и бедной жизни, и богато живут в роскошных домах, утверждая, что таким образом они стали угоднее Богу» 81 Антиавторитарная позиция героя, миссия которого состоит в первооткрывательстве, обусловлена архетипически и не является (как это пытается доказать Фрейд) следствием детства Леонардо, история которого с самого начала представлялась неправильно. Фрейд пишет «У большинства человеческих существ (как в первобытные времена, так и сейчас) потребность в разного рода авторитетах настолько сильна, что в случае критики какого-либо авторитета, их мир начинает рушиться. Только Леонарде мог обойтись без авторитетов; но он не был бы на это способен, если бы в первые годы своей жизни не научился обходиться без отца. Как это часто бывает у Фрейда, суждение, неверное на персоналистическом плане, является верным на плане архетипическом. Герой не знает своего духа-Отца, своей внутренней «духовной» реальности, «ветра, оплодотворяющего богиню. Он «все» воспринимает через мать, которая, будучи «Великой Матерью, содержит в себе также мужские и духовные аспекты Этот комплекс присутствует и у нормально развивающихся детей, по крайней мере, в западном мире Ребенок постепенно освобождается от изначального отношения к уроборической Великой Матери, единый мир которой поначалу разделяется на противоположные миры, в которых доминируют, соответственно, архетипы отца и матери, а потом превращается в патриархальный мир, в котором доминирует архетип отца. Но у «героя» этот комплекс принимает другую форму Отчуждение от своего реального отца и мира, который он представляет, приводит героя к «поискам» своего «истинного отца, духовного авторитета, от которого он, в сущности, и произошел Но если герои, «сыновья Отца» обретают ощущение единства в схватке с драконом (Я и Отец — едины) то «сыновья Матери, даже если они и обнаруживают связь с духом-Отцом, всегда держат сторону Матери, в образе которой им является высшее божество В этом случае отцовскомужской принцип довольно часто накладывается на материнский принцип или подчиняется ему, что. как правило происходит в матриархальный период Так, в религиозных ощущениях Леонардо, отцовский духбожество, как только что открытый неизвестный Бог все равно подчинялся Матери-Богине, хотя Леонардо этого и не осознавал Как творец, как великолепный строитель, изобретатель и конструктор, Леонардо молился творящему Богу, и из его бурных эмоций, порожденных знанием природы и ее законов, время от времени, возникало религиозное чувство «Как восхитительна твоя справедливость, о, Перводвижущий!» — воскликнул он. «Ты сделал так, что любая энергия обрела качества или была допущена к процессам, необходимым для достижения ею своей цели» На этой формулировке еще лежит печать господствовавшей в его время философии Платона. Но по мере того, как его формулировки становились все более тесно связанными с его собственными исследованиями, его образы становились все более насыщенными и более конкретными «Тот, кто не знает математики, пусть не читает основы моей работы» 84 Это изречение можно считать предвосхищением развития естественных наук, но это далеко на самое замечательное предвидение Леонардо. «Природой повелевает необходимость. Необходимость — это тема и изобретатель природы, ее вечная узда и вечный закон85