Карл Густав Юнг Психологические типы (50)

34. Либидо. Под либидо я понимаю психическую энергию. /29/ Психическая энергия есть интенсивность психического процесса, его психологическая ценность. Под этим не следует понимать какую-нибудь приписанную ценность — морального, эстетического или интеллектуального характера; но данная психологическая ценность просто определяется по ее детерминирующей силе, которая проявляется в определенных психических действиях («достижениях»). Но, говоря о либидо, я имею в виду не какую-то психическую силу, что нередко, по недоразумению, прописывалось мне моими критиками. Я не гипостазирую понятия энергии, а пользуюсь им как понятием для обозначения интенсивностей или ценностей. Вопрос о том, существует или не существует особенная психическая сила, не имеет ничего общего с понятием либидо. Я нередко пользуюсь термином «либидо» вперемежку с термином «энергия». Основания, по которым я называю психическую энергию «либидо», подробно изложены мной в моих трудах, указанных в сносках. 35. Мистическое соучастие (Participation mystique). Этот термин введен Леви-Брюлем. /115/ Под ним следует разуметь особого рода связанность с объектом. Она состоит в том, что субъект не в состоянии ясно отличить себя от объекта, что можно назвать частичным тождеством. Это тождество основано на априорном единстве объекта и субъекта. Поэтому «participation mystique» является остатком такого первобытного состояния. «Participation mystique» обозначает не все отношения субъекта и объекта в целом, но лишь известные случаи, в которых выступает явление этой своеобразной отнесенности. «Participation mystique» есть, конечно, явление, которое лучше всего можно наблюдать у первобытных людей; однако оно встречается очень часто и у культурных людей, хотя и не в такой же распространенности и интенсивности. По общему правилу, у культурных людей оно имеет место между отдельными лицами, реже между лицом и вещью. В первом случае это так называемое отношение «перенесения», при котором объекту (обыкновенно) присуще, до известной степени, магическое, то есть безусловное действие на субъекта. Во втором случае дело сводится или к подобному же действию какой-нибудь вещи, или же к своего рода отождествлению субъекта с вещью или ее идеей. 36. Мысль. Определенное через анализ мышления содержание или материал мыслительной функции (см. мышление). 37. Мышление. Я понимаю мышление как одну из четырех основных психологических функций (см. функция). Мышление есть та психологическая функция, которая, следуя своим собственным законам, приводит данные содержания представлений в понятийную связь. Это есть апперцептивная деятельность как таковая, она делится на активную и пассивную мыслительную деятельность. Активное мышление есть волевое действие, пассивное мышление лишь свершается — оно случившийся факт. В первом случае я подвергаю содержание представлений волевому акту суждения, во втором случае образуются понятийные связи, формируются суждения, которые подчас могут и противоречить моему намерению, могут и не соответствовать моей цели и поэтому не вызывать во мне чувства направления, хотя впоследствии я и могу, с помощью активного, апперцептивного акта, дойти до признания их направленности. Согласно этому, активное мышление соответствовало бы тому, что я понимаю под направленным мышлением. /47- § 17/ (Пассивное) мышление было неточно охарактеризовано в вышеозначенном труде как «фантазирование». Теперь я охарактеризовал бы его интуитивным мышлением. Простое нанизывание представлений, называемое некоторыми психологами ассоциативным мышлением /116- С.464/, я считаю не мышлением, а просто представлением. О мышлении же следовало бы говорить, по моему мнению, лишь там, где дело идет о связывании представлений при помощи понятий, где, следовательно, иными словами, имеет место акт суждения, — безразлично, возникает ли этот акт суждения из нашего намерения или нет. Способность к направленному мышлению я называю интеллектом, способность к пассивному или ненаправленному мышлению я называю интеллектуальной интуицией. Далее, направленное мышление, интеллект я называю рациональной (см.) функцией, потому что оно подводит содержания представлений под понятия на основании осознанной мной разумной нормы. Напротив, ненаправленное мышление, или интеллектуальная интуиция, является для меня функцией иррациональной (см.), потому что оно судит и упорядочивает содержания моих представлений по нормам, которые мной не осознаны и потому не познаны в качестве разумных. В известных случаях, однако, я могу впоследствии понять, что и интуитивный акт суждения соответствует разуму, хотя он и сложился на пути, который является для меня иррациональным. Мышление, управляемое чувством (см.), я не рассматриваю как интуитивное мышление, но как мышление, зависящее от чувства, то есть такое мышление, которое не следует своему собственному логическому принципу, а подчиняется принципу чувства. В таком мышлении логические законы присутствуют лишь по видимости, в действительности же они сняты и заменены намерениями чувства. 38. Неполноценная функция. См. Подчиненная функция. 39. Образ (Bild). Когда я в этом труде говорю об образе, то разумею при этом не психическое отображение внешнего объекта, а такое созерцаемое, которое в поэтике именуется образом фантазии. Такой образ лишь косвенно связан с восприятием внешнего объекта — он покоится, скорее, на бессознательной деятельности фантазии, и, будучи ее плодом, он является сознанию более или менее внезапно, как бы вроде видения или галлюцинации, не имея, однако, их патологического характера, то есть не входя в клиническую картину болезни. Образ имеет психологический характер фантастических представлений и никогда не имеет того, якобы реального характера, который присущ галлюцинации, то есть он никогда не становится на место действительности и всегда отличается, в качестве «внутреннего образа», от чувственной действительности. По общему правилу, он лишен также всякой проекции в пространство, хотя в исключительных случаях он и может появиться до известной степени извне. Случаи такого рода следует называть архаическими (см.), если только они не являются прежде всего патологическими, что, однако, отнюдь не отменяет их архаического характера. На примитивной ступени, то есть в душевном укладе первобытного человека, внутренний образ легко переносится в пространство как видение или слуховая галлюцинация, не получая от этого патологического значения. Хотя по общему правилу образ не имеет значения действительного реального явления, однако для душевных переживаний он все же, при известных обстоятельствах, может иметь гораздо большее значение, то есть ему может быть присуща огромная психологическаяценность, слагающая такую «внутреннюю» действительность, которая, при известных условиях, перевешивает психологическое значение «внешней» действительности. В таком случае индивид ориентируется не на приспособление к действительности, а на приспособление к внутреннему требованию. Внутренний образ есть сложная величина, слагающаяся из самых разнородных материалов самого разнообразного происхождения. Однако это не конгломерат, но внутренне целостный продукт, имеющий свой собственный, самостоятельный смысл. Образ есть концентрированное выражение общего психического состояния, а не только и не преимущественно бессознательных содержаний как таковых. Правда, он есть выражение бессознательных содержаний, однако не всех содержаний вообще, а только сопоставленных в данный момент. Это сопоставление (констеллирование) возникает, с одной стороны, в результате самодеятельности бессознательного, с другой стороны, в зависимости от состояния сознания в данный момент, причем это состояние сознания всегда пробуждает и активность относящихся сюда сублиминальных материалов и пресекает те, которые сюда не относятся. Согласно этому, образ является выражением как бессознательной, так и сознательной психической ситуации данного момента. Поэтому толкование его смысла не может исходить ни от одного сознания только, ни от одного бессознательного, но лишь от взаимоотношения того и другого. Когда образу присущ архаический характер, я называю его изначальным или исконным (опираясь на определение Якоба Буркхардта). Об архаическом характере я говорю тогда, когда образ обнаруживает заметное совпадение с известными мифологическими мотивами. Тогда образ является, с одной стороны, преимущественным выражением коллективно-бессознательных материалов (см. коллективное), с другой стороны — показателем того, что состояние сознания данного момента подвержено не столько личному, сколько коллективному влиянию. Личный образ не имеет ни архаического характера, ни коллективного значения, но выражает лично-бессознательные содержания и лично-обусловленное состояние сознания. Изначальный образ (исконный), названный мной также архетипом (см.), всегда коллективен, то есть он одинаково присущ по крайней мере целым народам или эпохам. Вероятно, главнейшие мифологические мотивы общи всем расам и всем временам; так, мне удалось вскрыть целый ряд мотивов греческой мифологии в сновидениях и фантазиях душевнобольных чистокровных негров. Изначальный образ есть осадок в памяти — энграмма (Semon), — образовавшийся путем уплотнения бесчисленных сходных между собой процессов. Это есть, прежде всего и с самого начала, осадок и тем самым это есть типическая основная форма известного, всегда возвращающегося душевного переживания. Поэтому в качестве мифологического мотива изначальный образ всегда является действенным и всегда снова возникающим выражением, которое или пробуждает данное душевное переживание, или же соответствующим образом формулирует его. Возможно, что изначальный образ есть психическое выражение для определенного физиологически-анатомического предрасположения. Если встать на ту точку зрения, что определенная анатомическая структура возникла под воздействием условий окружающей среды на живое вещество, то изначальный образ, в его устойчивом и общераспространенном проявлении, будет соответствовать столь же всеобщему и устойчивому внешнему воздействию, которое именно поэтому должно иметь характер естественного закона. Таким образом, можно было бы установить отношение мифа к природе (например, отношение солнечных мифов к ежедневному восходу и заходу солнца или к столь же бросающейся в глаза смене времен года). Но в таком случае остался бы открытым вопрос: почему же тогда солнце и его кажущиеся изменения не являются прямо и неприкровенно содержанием мифа? Однако тот факт, что солнце, или луна, или метеорологические процессы облекаются по крайней мере в аллегорическую форму, указывает нам на самостоятельное участие психики в этой работе, причем в данном случае психика уже отнюдь не может считаться лишь продуктом или отражением условий окружающей среды. Иначе откуда же она вообще взяла бы свою способность самостоятельной точки зрения вне всяких чувственных восприятий? Откуда взялась бы вообще ее способность давать нечто большее или иное, чем подтверждение чувственных показаний? Поэтому мы неизбежно должны признать, что данная мозговая структура обязана тому, что она есть, не только воздействию условий окружающей среды, но настолько же и своеобразным и самостоятельным свойствам живого вещества, то есть закону, данному вместе с жизнью. Поэтому данные свойства организма являются, с одной стороны, продуктом внешних условий, а с другой стороны, продуктом назначений, внутренне присущих живому. Согласно этому и изначальный образ, с одной стороны, должен быть несомненно отнесен к известным, чувственно воспринимаемым, всегда возобновляющимся и потому всегда действенным процессам природы, а с другой стороны, и столь же несомненно, он должен быть отнесен к известным внутренним предрасположениям духовной жизни и жизни вообще. Свету организм противопоставляет новое образование — глаз, а процессам природы дух противопоставляет символический образ, воспринимающий процесс природы, точно так же как глаз воспринимает свет. И подобно тому как глаз есть свидетельство своеобразной и самостоятельной творческой деятельности живого вещества, так и изначальный образ является выражением собственной и безусловной творческой силы духа. Итак, изначальный образ есть объединяющее выражение живого процесса. Он вносит упорядочивающий и связующий смысл в чувственные и внутренние духовные восприятия, являющиеся вначале вне порядка и связи, и этим освобождает психическую энергию от прикрепленности ее к голым и непонятным восприятиям. Но в то же время он прикрепляет энергии, освобожденные через восприятие раздражений, к определенному смыслу, который и направляет деяния на путь, соответствующий данному смыслу. Наконец, изначальный образ высвобождает никуда неприложимую скопившуюся энергию, указывая духу на природу и претворяя простое естественное влечение в духовные формы. Изначальный образ есть ступень, предшествующая идее (см.), это почва ее зарождения. Из нее разум развивает через выделение конкретности (см.) необходимо присущее изначальному образу некое понятие, именно идею, причем это понятие отличается от всех других понятий тем, что оно не дается в опыте, но открывается как нечто лежащее даже в основе всякого опыта. Такое свое свойство идея получает от изначального образа, который, являясь выражением специфической структуры мозга, придает и всякому опыту определенную форму. Размеры психологической действенности изначального образа определяются установкой индивида. Если установка вообще интровертна, то, вследствие отвлечения либидо от внешнего объекта, естественно повышается значение внутреннего объекта, мысли. Отсюда возникает особенно интенсивное развитие мыслей по линии, бессознательно предначертанной изначальным образом, который вследствие этого вступает в сферу явлений сначала непрямым путем. Дальнейшее развитие мысли ведет к идее, которая есть не что иное, как изначальный образ, достигший мысленной формулировки. За пределы идеи ведет развитие обратной функции, то есть чувства, ибо если идея постигнута интеллектуально, то она стремится воздействовать на жизнь. Для этого она привлекает к делу чувство, которое, однако, в данном случае оказывается гораздо менее дифференцированным, нежели мышление, и поэтому более конкретным. Поэтому же чувство является не чистым, и так как оно не дифференцировано, то оно оказывается еще в слиянии с бессознательным. Тогда индивид оказывается неспособным сочетать такого рода чувство с идеей. В этом случае изначальный образ вступает во внутреннее поле зрения в качестве символа; в силу своей конкретной природы он, с одной стороны, овладевает чувством, находящимся в недифференцированном, конкретном состоянии, в силу же своей значимости он, с другой стороны, захватывает и идею, им же порожденную, и, таким образом, сочетает идею с чувством. В этой роли изначальный образ выступает в качестве посредника и этим вновь подтверждает свою спасительную действенность, которую он всегда обнаруживает в религиях. Поэтому то, что Шопенгауэр говорит об идее, я хотел бы отнести, скорее, к изначальному образу, ибо (как я пояснил уже в разделе, посвященном «идее») идею не следует понимать вполне и всецело как нечто априорное, но в то же время и как нечто производное и развившееся из чего-то иного. Поэтому я прошу читателя в приведенных ниже словах Шопенгауэра заменять каждый раз слово «идея» словом «изначальный образ», для того чтобы верно понять то, что я в данном случае разумею: «Индивидом как таковым идея никогда не познается — она познается только тем, кто поднялся над всяким волением и над всякой индивидуальностью до чистого субъекта познания; следовательно, она достижима только для гения и далее для того, кто в возвышении своей чистой познавательной силы, вызываемом большей частью созданиями гения, пребывает в гениальном настроении; поэтому она передаваема не безусловно, а лишь условно, ибо воспринятая и повторенная, например, в произведении искусства идея действует на каждого только в соответствии с его собственной, интеллектуальной ценностью и т. д.». «Идея есть единство, распавшееся на множество вследствие временной и пространственной формы нашего интуитивного восприятия». «Понятие подобно безжизненному хранилищу, в котором действительно лежит друг подле друга то, что в него вложили, но из которого нельзя и вынуть больше того, чем сколько в него вложено; идея же, наоборот, развивает в том, кто ее воспринял, такие представления, которые сравнительно с одноименным ей понятием оказываются новыми: она подобна живому, развивающемуся, одаренному производительной силой организму, который создает то, что не лежало в нем припрятанным». /86- Т.1. § 49/ Шопенгауэр ясно понял, что «идея» — или, по моему определению, «изначальный образ» — не может быть достигнута на том пути, на котором выстраивается рассудочное понятие, или «идея», как понятие разума (Begriff aus Nolionen, как Vernunftbegriff) [/102/ Такая идея, по Канту, есть понятие, превышающее возможность опыта. ], но что для этого необходим еще один элемент, по ту сторону формулирующего интеллекта, например то, что он называет «гениальным настроением» и под чем разумеется не что иное, как некое состояние чувства. Ибо от идеи к изначальному образу можно прийти, только продолжая путь, доведший до идеи, за предельную высоту ее до вступления в противоположную функцию. Преимуществом изначального образа перед ясностью идеи является его одаренность жизнью. Это есть самостоятельный, живой организм, «одаренный производительной силой», ибо изначальный образ является унаследованной организацией психической энергии, устойчивой системой, которая является не только выражением, но и возможностью течения энергетического процесса. С одной стороны, он характеризует тот способ, которым энергетический процесс протекал от века, все возобновляясь и воспроизводя свой способ, с другой стороны, он все снова открывает возможность закономерного течения этого процесса, ибо он делает возможным такое восприятие или психическое постижение ситуаций, благодаря которому жизнь может продолжаться все далее. Таким образом, изначальный образ является необходимым противодополнением к инстинкту, который, с одной стороны, есть некое целесообразное действование, но, с другой стороны, предполагает столь же осмысленное, как и целесообразное восприятие каждой данной ситуации. Это восприятие данной ситуации и осуществляется этим образом, имеющимся налицо априори. Он является удобно приложимой формулой, без которой восприятие новых фактических данных было бы невозможно. 40. Объективный уровень. (Объектная ступень.) Под интерпретацией (толкованием) на объективном уровне я имею в виду такое понимание сновидения или фантазии, при котором возникающие в них лица или обстоятельства рассматриваются как относящиеся к объективно реальным лицам или обстоятельствам. Это противополагается субъективному уровню (субъектной ступени) (см. ниже), при котором лица или обстоятельства, появляющиеся в сновидении, относятся исключительно к субъективным величинам. Понимание сновидений у Фрейда движется почти исключительно на объективном уровне, поскольку желания в снах истолковываются как относящиеся к реальным объектам или к сексуальным процессам, принадлежащим к физиологической, следовательно, внепсихологической сфере. 41. Ориентирование. Ориентированием я называю общий принцип какой-нибудь установки (см. установка). Всякая установка ориентируется по известной точке зрения, независимо от того, сознательна эта точка зрения или нет. Так называемая «установка власти» ориентируется по точке зрения властвования нашего эго (см.) над подавляющими влияниями и условиями. «Установка мышления» ориентируется, например, по логическому принципу как своему высшему закону. «Установка ощущения» ориентируется на чувственном восприятии данных фактов. 42. Отождествление. См. идентификация. 43. Ощущение. Согласно моему пониманию — одна из основных психологических функций (см.). Вундт [К истории понятия ощущения см. /78- Bd.I. S.350; 117; 118; 119/] также считает ощущение одним из элементарных психических феноменов. Ощущение или процесс ощущения есть та психологическая функция, которая, посредничая, передает восприятию физическое раздражение. Поэтому ощущение тождественно с восприятием. Ощущение следует строго отличать от чувства, потому что чувство есть совсем другой процесс, который может, например, присоединиться к ощущению в качестве «чувственной окраски», «чувственного тона». Ощущение относится не только к внешнему физическому раздражению, но и к внутреннему, то есть к изменениям во внутренних органических процессах. Поэтому ощущение есть, прежде всего, чувственное восприятие, то есть восприятие, совершающееся посредством чувственных органов и «телесного чувства» (ощущения кинестетические, вазомоторные и т. д.). Ощущение является, с одной стороны, элементом представления, потому что оно передает представлению перцептивный образ внешнего объекта, с другой стороны — элементом чувства, потому что оно через перцепцию телесного изменения придает чувству характер аффекта (см.). Передавая сознанию телесные изменения, ощущение является представителем и физиологических влечений. Однако оно не тождественно с ними, потому что оно является чисто перцептивной функцией. Следует различать между чувственным (сенсуозным) или конкретным (см.) ощущением и ощущением абстрактным (см.). Первое включает в себя формы, о которых речь шла выше. Последнее же обозначает отвлеченный вид ощущений, то есть обособленный от других психологических элементов. Дело в том, что конкретное ощущение никогда не появляется в «чистом» виде, а всегда бывает смешано с представлениями, чувствами и мыслями. Напротив, абстрактное ощущение представляет собой дифференцированный вид восприятия, который можно было бы назвать «эстетическим» постольку, поскольку он, следуя своему собственному принципу, обособляется как от всякой примеси различий, присущих воспринятому объекту, так и от всякой субъективной примеси чувства и мысли и поскольку он тем самым возвышается до степени чистоты, никогда не доступной конкретному ощущению. Например, конкретное ощущение цветка передает не только восприятие самого цветка, но и его стебля, листьев, места, где он растет, и т. д. Кроме того, оно тотчас же смешивается с чувствами удовольствия или неудовольствия, вызванными видом цветка, или с вызванными в то же время обонятельными восприятиями, или же с мыслями, например о его ботанической классификации. Напротив, абстрактное ощущение тотчас же выделяет какой-нибудь бросающийся в глаза чувственный признак цветка, например его ярко-красный цвет, и делает его единственным или главным содержанием сознания, в обособлении от всех вышеуказанных примесей. Абстрактное ощущение присуще, главным образом, художнику. Оно, как и всякая абстракция, есть продукт функциональной дифференциации, и потому в нем нет ничего первоначального. Первоначальная форма функций всегда конкретна, то есть смешанна (см. архаизм и конкретизм). Конкретное ощущение, как таковое, есть явление реактивное. Напротив, абстрактное ощущение, как и всякая абстракция, никогда не бывает свободно от воли, то есть от направляющего элемента. Воля, направленная на абстракцию ощущения, является выражением и подтверждением эстетической установки ощущения. Ощущение особенно характерно для природы ребенка и примитивного человека, поскольку оно, во всяком случае, господствует над мышлением и чувством, но не непременно над интуицией (см.). Ибо я понимаю ощущение как сознательное восприятие, а интуицию как ощущение бессознательное. Ощущение и интуиция представляются мне парой противоположностей или двумя функциями, взаимно компенсирующими одна другую, подобно мышлению и чувству. Функции мышления и чувства развиваются в качестве самостоятельных функций из ощущения как онтогенетически, так и филогенетически. (Конечно, также и из интуиции, как необходимо восполняющей противоположности ощущения.) Индивид, чья установка в целом ориентируется ощущением, принадлежит к ощущающему (сенситивному) типу (см.) Ощущение, поскольку оно является элементарным феноменом, есть нечто безусловно данное, не подчиненное рациональным законам в противоположность мышлению или чувству. Поэтому я называю его функцией иррациональной (см.), хотя рассудку и удается вводить большое число ощущений в рациональные связи. Нормальные ощущения пропорциональны, то есть при оценке они соответствуют — в той или иной степени — интенсивности физических раздражений. Патологические же ощущения непропорциональны, то есть они или ненормально снижены, или ненормально завышены; в первом случае они задержаны, во втором — преувеличены. Задерживание возникает от преобладания другой функции над ощущением; преувеличение же от ненормального слияния с другой функцией, например от слитности ощущения с еще недифференцированной функцией чувства или мысли. Но в этом случае преувеличение ощущения прекращается, как только слитая с ощущением функция выдифференцируется сама по себе. Особенно наглядные примеры дает психология неврозов, где очень часто обнаруживается значительная сексуализация других функций (Фрейд), то есть слитность сексуальных ощущений с другими функциями. 44. Персона. См. душа. /19/ 45. Подчиненная функция (низшая, недифференцированная, неполноценная) (Minderwertige Function). [Мы предпочли такое название функции, чтобы точнее указать на ее роль в диалектике взаимодействия функций и с целью избежать какого-либо истолкования в сторону психической ущербности индивида. — прим. ред. ] Подчиненной функцией я называю такую функцию, которая отстает в процессе дифференциации. Как показывает опыт, почти невозможно — вследствие неблагоприятных общих условий, — чтобы кто-нибудь развил одновременно все свои психологические функции. Уже социальные требования ведут к тому, что человек прежде всего и больше всего дифференцирует (развивает) ту из своих функций, которой он или от природы наиболее одарен или которая дает ему самые очевидные реальные средства для достижения социального успеха. Очень часто, почти регулярно, человек более или менее всецело отождествляет себя с функцией, поставленной в наиболее благоприятные условия и поэтому особенно развитой. Так слагаются психологические типы. При односторонности этого процесса развития одна или несколько функций неизбежно отстают в развитии. Поэтому их можно подходящим образом охарактеризовать как «неполноценные», и притом в психологическом, а не в психопатологическом смысле, ибо эти отсталые функции совсем не являются болезненными, но лишь отсталыми в сравнении с функцией, стоящей в благоприятных условиях. В большинстве случаев, то есть в нормальных случаях, подчиненная функция остается осознанной, но при неврозе подчиненная функция, напротив, погружается отчасти или в большем своем составе в бессознательное. Ибо по мере того как весь запас либидо направляется на функцию, имеющую преимущество, подчиненная функция развивается регрессивно, то есть возвращается к своим архаическим первичным стадиям, вследствие чего она становится несовместимой с сознательной и первичной (преобладающей, ведущей) функцией. Если функция, которая нормально должна была бы быть сознательной, попадает в бессознательное, то в бессознательное уходит и энергия, специфически присущая этой функции. Естественная функция, как, например, чувство, располагает энергией, свойственной ей от природы, она представляет собой прочно организованную, живую систему, которую ни при каких обстоятельствах нельзя вполне лишить ее энергии. Через погружение подчиненной функции в бессознательное остаток ее энергии тоже переводится в область бессознательного, вследствие чего бессознательное приходит в состояние неестественного оживления. Отсюда у функции, дошедшей до архаического состояния, возникают соответствующие фантазии (см.). Поэтому аналитическое освобождение подчиненной функции из бессознательного возможно лишь через поднятие вверх бессознательных образов фантазии, которые были возбуждены именно функцией, опустившейся в бессознательное состояние. Через осознание этих фантазий опять вводится в сознание и подчиненная функция, и тем самым она получает возможность дальнейшего развития.