Келвин С. Холл, Гарднер Линдсей ТЕОРИИ ЛИЧНОСТИ (41)

Экзистенциальный анализ против психоанализа Поскольку, до того, как стать экзистенциальными психиатрами, и Бинсвангер, и Босс считались психоаналитиками, то выводы, которые они делали из феноменологически ориентированных исследований, часто сравниваются с выводами, к которым мог бы привести психоанализ. В качестве иллюстрации этого контраста мы избрали два примера из работ Бинсвангера. Один пример относится к случаю анального эротизма, другой рассматривает такую черту характера, как скупость. Анальный эротизм. Мы цитируем дословно, чтобы сохранить особенный язык экзистенциальной психологии. "Главная черта анального эротизма – упорное удержание-при-себе и не-отдавание. Очень важный инсайт психоанализа, с которым полностью согласен экзистенциальный анализ, заключается в том, что такая базовая черта не привязана к различению души и тела, но выходит за его пределы. Но далее согласие не идет... экзистенциальный анализ задается, прежде всего, вопросом о том, какой миро-проект является базовым для анальности. В случае Эллен Вест ответ весьма прост: в этом миро-проекте сложность и многообразие мира редуцированы до форм норы. Форма бытия в таком мире – ограниченность и стесненность; Я, проецирующее такой мир, – "пустое" Я, озабоченное только заполнением пустоты. Соответственно, явная анальность действует одновременно с явной оральностью, с жадностью "инкорпорирования". Но поскольку это выражение (как вполне справедливо отмечают психоаналитики) не ограничивается телесной сферой, мы предпочитаем говорить о присвоении, но в смысле просто наполнения. "Категория", адекватно охватывающая этот миро-проект, бытие-в-нем и Я, которое его проектирует, – единственно и исключительно категория пустоты и наполненности, бытия-пустым и бытия-наполненным, голодного и насыщенного Я. Базовая черта такой формы существования – жадность, набрасывание-на (пищу). Это экзистенциальное движение имеет, как мы видели, темпоральный характер внезапности, пространственный – близости. Мир, в котором "движется" такое существование, темпорально ориентирован на простое Сейчас возможности наполнения и простое Здесь наполнения; такой мир бессветен и бесцветен (сумрачен), монотонен и мономорфен, – одним словом, безрадостен или тосклив. Этому опустошенному миру соответствует – а в действительности является его предпосылкой – экзистенциально пустое Я, экзистенциальная пустота и соответствующее экзистенциальное давление... Где мир не более, чем нора, Я – также (и телесно, и духовно) лишь нора; в конечном счете, мир и Я – реципрокные детерминанты (в соответствии с принципом, который мы не устаем повторять, – индивидуальность есть то, что есть ее мир, в смысле ее собственного мира)" (Binswanger, 1958, сс. 317-318). Скупость. Скупой прежде всего озабочен наполнением сундуков деньгами. Накопление и скаредность – просто следствия ориентации на наполнение, так как если бы скупому пришлось потратить или отдать свои деньги, сундуки опустели бы и вернулась его тревога. Наполнение – общий знаменатель для удерживания фекалий и удерживания денег; первое не вызывает второе, как это утверждают психоаналитики. "Преобладание наполнения и его мирского коррелята, брюшной полости, указывает на некую Молохоподобность [ссылка на пустотелого идола, носящего это имя] такого существования в мире. Это, естественно, ведет с собой (в соответствии с унитарной структурой бытия-в-мире) также определенную Молохоподобную форму Я-мира, и в этом случае особенно телесного мира и осознания образа тела, как правильно подчеркнуто в психоанализе" (Binswanger, 1958а, с. 211). Бинсвангер продолжает словами о том, что скупцы скупы на время, так как их темпоральность опространствливается в смысле Молохоподобности. Время постоянно сберегается, накапливается и охраняется от тех, кто может его похитить. Сундуки предназначены не только для заполнения, но и для сокрытия содержимого от других. Скупец "сидит" на своих деньгах. Есть и такие радости, как тайком их рассматривать, ощупывать, пересчитывать. Вожделение к мерцающему золоту – "единственный отблеск жизни и любви, оставшийся скупцу" (Binswanger, 1958а, с. 211). Экзистенциальное описание случая: Илзе Самое знаменитое описание случая из практики Бинсвангера, доступное в английском переводе, – случай Эллен Вест (1958с). В этой главе мы использовали выдержки этого описания как иллюстрации различных понятий экзистенциальной психологии, однако оно слишком длинно и сложно, чтобы его можно было кратко изложить на этих страницах. Читатель, интересующийся тем, как осуществляет экзистенциальный психотерапевт феноменологический анализ поведения пациента и как он использует свои открытия для формулировки представлений о существовании пациента или модусах бытия-в-мире, должен прочесть "The case of Ellen West" целиком. Исходя из практических соображений, мы отобрали для обсуждения одно из самых коротких описаний, сделанных Бинсвангером, "Помешательство как жизне-исторический феномен и как психическое заболевание: случай Илзе" (1958b). Илзе, замужняя женщина, которой существенно за тридцать, стала пациенткой в санатории Бинсвангера в связи с различными типами бреда. Ее бредовое поведение появилось несколько месяцев спустя после совершения очень драматического и болезненного акта. Она опустила правую руку в горячие печные угли, затем протянула страшно обожженную руку отцу и сказала: "Посмотри, это чтобы показать тебе, как я тебя люблю". По внешней видимости Илзе обожгла себя в отчаянной попытке изменить грубость и тиранию отца в обращении с матерью. Поведение отца на несколько месяцев изменилось, но затем все вернулось в обычное русло. Илзе отреагировала на это, впав в безумие, от которого лечилась впоследствии. Жизненная история Илзе содержала лишь одну ключевую тему – тему отца, вокруг которой вращалось ее существование. Гнет этой темы стал в конце концов невыносим, и она пыталась освободиться от него, пойдя на крайний поступок. Это, однако, не сработало, вследствие чего существование Илзе стало еще больше испытывать доминирование отцовского "комплекса". "Эта тема более не считается с границами, но распространяется на все существование, видя только себя и живя только для себя. Она заставляет человека [Илзе], которым управляет, встречать "отца" по всему миру людей (Mitwelt) и сражаться с ней в любви и ненависти, идти на бой и сдаваться, вновь и вновь в конфликте... Так же, как грубость и холодность отца, его недоступность любви и жертвенности обернулись для Илзе неразрешимой загадкой, так и все окружение обретает загадочную силу; иногда это любящее Ты, которому она хотела бы отдать себя – не только руку, но себя целиком; но в другой раз это грубый, лишенный любви, неприступный мир, издевающийся над ее любовью, высмеивающий и унижающий ее, ранящий ее гордость. Все ее существование ограничено теперь побуждениями и беспокойством, связанными с принятием и отвержением ее. Но с умножением Я, с неограниченным распространением темы все существование, с утерей исходной тематической цели, отца, невозможно никакое решение проблемы" (1958, с. 224). Как следствие, безумие. Относительно специфической природы жертвы – сжигания руки Бинсвангер замечает, что она для Илзе означает различные вещи. На уровне поверхности это сделано на благо матери. Но это был также акт очищения (огонь очищает) и искупления за ее "горячую" любовь к отцу. Она пытается выжечь из себя грозящий пожрать ее внутренний огонь. Огонь сражается с огнем. Но это также означает попытку растопить "лед" отцовского сердца в огне своей любви к нему. Жертва была напрасной. Она не только не изменила отца, но и не очистила Илзе. Жертва, чтобы быть успешной, должна завершиться союзом между приносящим жертву и тем, во имя кого она совершается. Илзе хотела очистить себя и отца, чтобы между ними мог возникнуть новый союз, "...вследствие неудачи союза, единства с отцом на уровне чистого Мы, самоочищение стало бессмысленным" (1958, с. 220). Следствием этой неудачи явилось то, что Илзе "размножила" тему отца на всех мужчин; отсюда ее бред самоотношения, любви и преследования. Мужчины привлекают и отталкивают ее, чему сопутствует чувство вины и ненависть, являющиеся следствием такого конфликта. Бинсвангер предостерегает читателя, что не следует, "как это делают психоаналитики, видеть в этой истории всего лишь историю либидо, его фиксаций на отце, вынужденный отрыв от отца и его конечный перенос на окружающий мир" (1958, с. 225). Человеческая история покоится на отношении к ее "основанию". Отец и мать – часть основания существования большинства людей. "Но Илзе получила лишь то, что отец и мать были ее судьбой, полученной как наследство и как задача; как устоять перед таким уделом – такой была проблема ее существования. Значит, в ее "отцовском комплексе" действовали судьба и свобода". (1958, с. 225). Экзистенциальный анализ сновидений Уникальные черты экзистенциальной психологии ясно видны в том, как она относится к сновидениям. О сновидениях писали и Босс (1958), и Бинсвангер (1968), но мы ограничимся вниманием к исследованиям Босса, поскольку они гораздо обширнее. В своем раннем исследовании сновидений, еще не став экзистенциальным психологом. Босс (1938) показал, что сновидения пациентов-шизофреников становятся более открытыми (менее замаскированными и символизированными) по мере ухудшения состояния и становятся более символическими по мере улучшения. Больная шизофренией на ранней стадии заболевания видела сон о корове, которая становится неуклюжей, а потом, в намного худшем состоянии, ей снилось, что она толкает мать в кучу навоза. Теперь, будучи экзистенциалистом, Босс отвергает концепцию символизма, равно как и другие фрейдовские механизмы и интерпретации. Сон – еще один модус бытия-в-мире. Составляющие сна следует принимать в их собственном смысле и содержании, как они чувствуются в проживании сновидца. Сон и бодрствование – не абсолютно различные сферы существования. Фактически способ существования человека, выраженный в сновидении, часто дублирует модус существования в бодрствовании. Это проиллюстрировано очень драматической серией из 823 отчетов пациента о своих сновидениях за три года терапии. (Boss, 1958, сс. 113-117). Пациент, сорокалетний инженер, обратился за терапевтической помощью в связи с депрессией и половой импотенцией. В течение первых шести с половиной месяцев лечения ему снились исключительно машины и неодушевленные объекты. В сновидениях его не появлялись ни живые растения, ни животные, ни люди. К концу этого первого периода ему начали сниться растения, деревья и цветы. Четыре месяца спустя в его снах часто появлялись насекомые, обычно опасные и вредные. За этим последовали жабы, лягушки и змеи. Из млекопитающих первой приснилась мышь, затем кролик и дикая свинья. Свиньи стали самыми популярными животными сновидений, но затем их место заняли львы и лошади. Человек впервые приснился через два года после начала терапии. Приснилась потерявшая сознание женщина. Через шесть месяцев ему приснилось, что он танцует с очень страстной женщиной, с которой затем возникла любовь. Изменение в содержании сновидений пациента происходили параллельно с пробуждением переживаний и поведения. Когда он начал видеть во сне растения, уже начало исчезать депрессивное чувство бессмысленности жизни. Во время появления в сновидениях львов и лошадей в полной мере вернулась половая потенция. В начале терапии его модус существования был роботоподобен. Не сознавалась вся действительность существования, его бытия-в-мире с растениями, животными, людьми, даже женой. Вместо раскрытия и освещения богатого мира существования, его Dasein было удушливым, искажающим, скрывающим. Возможен вопрос, почему, если сны и жизнь в бодрствовании столь гомологичны, необходимо принимать сны во внимание? Ответ таков: сны часто высвечивают те реальности человеческого мира, о которых сновидец не знает в бодрствовании. Как уже говорилось, Босс отвергает весь набор желаний, механизмов, архетипов, компенсаций и масок, которые психоаналитик включает в толкование сновидений. Причины тому можно проиллюстрировать его анализом одной детали сна, рассказанного психически и физически здоровой молодой замужней женщиной. Сон начинается с того, что она, муж и дети мирно сидят за обеденным столом. Ее очень влечет пища, и она жадно берет кусок за куском, потому что "Я была очень голодна". Поскольку она была голодна, отходя ко сну, это сновидение можно интерпретировать просто как исполнение желания, согласно теории Фрейда. Босс не принимает такой интерпретации, поскольку сновидец не чувствует желания есть. "Наша сновидица обеспечена пищей с самого начала своего сновидения, и ей нет нужды желать ее – только лишь есть" (1958, с. 84). Нельзя это отнести и к оральному влечению или инстинкту, поскольку непосредственный опыт сновидицы не был переживанием влечения либо инстинкта. Интерпретировать поведение – во сне ли, в бодрствовании – как результат влечений или инстинктов означает рассматривать людей как управляемых внутренними и внешними силами наподобие других объектов, что экзистенциальной психологией отвергается. Экзистенциально голод открывает мир съедобных вещей. "И активная еда в сновидении, и желание пищи в предшествующей бодрствующей жизни вытекают из одного источника: это – лишь две формы активности существования, созвучные голоду" (1958, с .8 5). Хотя Босс обходится без символизма, он говорит, что появляющийся в сновидении объект может иметь для сновидца разное значение и включаться в различные системы отношений. Чтобы выявить различные значения появляющегося в сновидении объекта, аналитик не просит сновидца свободно ассоциировать (Фрейд) или амплифицировать (Юнг). Вместо этого экзистенциальный аналитик задает сновидцу вопросы. Ответы на эти вопросы дадут возможность терапевту – и, что важнее, сновидцу, если ему оказывается терапевтическая помощь – более ясно и открыто увидеть значение сна в соотнесении с бодрствующей жизнью. В этом ценность анализа сновидений для психотерапии. Пациент обретает ценные инсайты касающиеся бытия-в-мире. Тогда они свободны в использовании этих инсайтов для построения более здорового Dasein. Босс признает, что эти инсайты приходят к пациенту не просто, так что аналитик вынужден быть настойчивым, задавая одни и те же вопросы по поводу последовательных сновидений. Отношение Босса к символизму видно на примере эксперимента, осуществленного с пятью женщинами. Каждая из них – по очереди – была загипнотизирована, и ей внушили, что она увидит сон о хорошо знакомом мужчине, который ее любит и обнаженный приближается к ней с сексуальными намерениями. У трех женщин, обладавших здоровым отношением к сексу, были приятные, открыто эротические видения. Одна из двух других, которая была незамужней старой девой и боялась секса, видела сон, в котором на нее напал вульгарный мужчина, одетый в униформу и вооруженный пистолетом. Босс говорит, что ни униформу, ни оружие нельзя считать символами. Униформа выражает зауженный, скрытый, тревожный способ существования сновидицы, а не служит маскировкой тела. Пистолет – это не замаскированный фаллос, а выражение чувств угрозы и опасности. Ее сверхсильная тревожность раскрыла оружие, поскольку в бодрствующей жизни она боялась оружия. Сны не скрывают экзистенции, они – ее откровение. Их экзистенциальный смысл явен, его не надо искать в гипотетической "закадровой" латентной содержательной работе. "Феномены сна, таким образом, всегда лишь то, чем они являются; они всегда раскрытие, девуалирование, и никогда – сокрытие, вуалирование психического содержания" (1958, с. 262).