Келвин С. Холл, Гарднер Линдсей ТЕОРИИ ЛИЧНОСТИ (77)

Теперь возникает вопрос о том, как легче всего добиться контроля. Скиннер полагает, что здесь наиболее уместен функциональный анализ. Под функциональным анализом Скиннер понимает анализ поведения с точки зрения причинно-следственных отношений, когда сами причины контролируемы, то есть стимулируются, депривируются и т.п. Психологи часто пользуются терминами "независимая переменная" и "зависимая переменная". Независимая переменная – та, которой манипулирует экспериментатор, зависимая переменная – та, которая изменяется в результате этой манипуляции. Скиннер противопоставляет функциональный анализ поведения тому анализу, который направлен лишь на поиск корреляций между зависимыми переменными, а не на поиск каузальных отношений. При установлении корреляций, как и при классификации черт, мы можем, к примеру, обнаружить, что очень агрессивные люди также очень интеллектуальны. Но мы при этом не показываем, как можно поощрять (или наоборот) агрессивную диспозицию или интеллект. Мы лишь связываем следствие со следствием, но не раскрываем предшествующих переменных, влияющих на обе характеристики. Таким образом, хотя мы и можем до определенной степени предсказать поведение, поскольку можем измерить интеллект и предсказать агрессивность, мы не располагаем указаниями на то, какой переменной следует манипулировать, чтобы повысить или снизить агрессивность. Скиннер настаивал на том, что поведение можно лучше всего изучить, обращаясь к тому, как оно соотносится с предшествующими событиями. Это положение принимается и многими другими психологами. Скиннер утверждал также, что при функциональном анализе поведения нет необходимости говорить о механизмах, действующих внутри организма. Он полагает, что поведение может объясняться и контролироваться исключительно посредством манипулирования средой, в которую включен организм, и что нет нужды рассматривать организм отдельно или выдвигать какие-либо положения о том, что происходит внутри него. Этот аргумент не пользуется популярностью у психологов за пределами сферы влияния Скиннера. Чтобы понять его точку зрения, полезно бросить взгляд на то, что говорил Скиннер относительно обычных каузальных объяснений поведения, основывающихся на идее внутренних событий в плане причинно-следственных связей. Предположим, человек идет в ресторан, зовет официанта и заказывает гамбургер. Когда гамбургер принесен, он его поглощает, не делая пауз для адресованных ему разговоров. Вопрос: почему человек ест? Одно из привычных объяснений: потому что он голоден. Но откуда мы знаем, что он голоден? Мы лишь знаем, что человек проявляет некоторую активность, которую связываем с некоторыми условиями среды и за которыми оно следует. Но, используя такое описание, мы не признаем, что бытие голодным предшествует еде; нет, акт торопливой еды – это часть того, что мы подразумеваем под голодом. Термин "быть голодным" может просто описывать некоторый набор активностей, ассоциируемых с определенной независимой переменной (потреблением пищи), во многом так же, как понятие "игра в бейсбол" включает броски, удары, отбивание мяча и т.д. Каждую из этих активностей можно объяснить указанием на следствие событий, предшествующих игре в бейсбол. Но активности не объясняются просто описанием их как части игры в бейсбол. Мы не говорим, что индивид бросает просто потому, что играет в бейсбол. Игра в бейсбол – это не событие, предшествующее бросанию, броски – это часть "игры в бейсбол". Возражая против этой линии рассуждений, мы можем сказать, что понятие "быть голодным" используется для обозначения события, предшествующего еде (прошло несколько часов после последнего принятия пищи), и что "быть голодным" – причина еды. В этом смысле "быть голодным" может использоваться как каузальная связь между пищевой депривацией и поведением в ресторане. Тогда возникает проблема, как определить эту каузальную связь и какие свойства ей приписать. Обычны два решения этой проблемы. Одно заключается в том, чтобы дать событию "быть голодным" место в психическом мире, приписать ей нефизический статус. Такое делается часто, и возникает представление о внешнем человеке и внутреннем человеке. Внешний человек, или человек поведения, как его можно назвать, ведом и контролируем внутренним метафизическим человеком. Это представление иллюстрируется повседневными утверждениями типа "он справился с этим только благодаря огромной силе воли". Это утверждение производит впечатление объяснения, потому что кажется, что в нем указывается нечто предшествующее поведению. Разумеется, правда, что эти события, как предполагается, происходят в нефизическом мире; при этом совсем не ясно, как они могут влиять на события физические. Более серьезное возражение против такого типа объяснений заключается в том, что при внимательном взгляде оказывается, что у этих событий нет никаких определенных свойств, кроме способности продуцировать то поведение, которое они объясняют. Тот же тип объяснения существовал у первобытных людей, полагавших движение солнца силой, контролирующей людей, тогда как единственным свидетельством существования этой контролирующей силы было само движение солнца. Контролирующую силу можно выдумать для объяснения любого мыслимого события. Пустоту такого типа объяснений проще всего обнаружить, задавшись вопросом о том, насколько увереннее можно предсказать эффект теперь, когда мы изолировали причину. Тогда оказывается, что нет никакой изоляции, что причина неотделима от следствия, поскольку у причины нет никаких свойств, кроме как производить следствие. Обычно объяснение на основе психических причин выдвигается тогда, когда игнорируются важные для поведения физические события. Скиннер полагает это наиболее вредным типом объяснения, поскольку у него обманчивая внешность, и он, выглядя удовлетворительным, сдерживает исследование тех объективных переменных, которые действительно могут осуществлять контроль за поведением. Другой статус, который мы можем приписать "бытию голодным", физиологический. Мы можем обратиться к сокращениям желудка, концентрации сахара в крови, активации мозговых центров и т.д. При физиологическом объяснении можно изолировать каузальные события, предшествующие поведению; при этом никто не говорит о том, что психические события влияют на физические. Скиннер не занимает жесткую позицию против физиологических объяснений; он полагает, что в конечном итоге поведение можно предсказать, проследив действие переменной среды через всю последовательность физиологических событий, которые за ней следуют. Однако Скиннер подчеркивает, что наука о поведении не обязательно требует знания физиологических процессов; он полагает, что, даже когда мы понимаем эти процессы, практический контроль за поведением осуществляется манипулированием "традиционными" независимыми переменными за пределами организма. Таким образом, Скиннер не видит причин не относиться к человеческому организму как к запертому – но не пустому – ящику с различными входами и выходами, и полагает, что такое отношение даст наиболее эффективный контроль за этими выходами. Как мы увидим, при рассмотрении экспериментальной работы Скиннера его точка зрения подкрепляется успехами, достигнутыми в русле его подхода. Как мы отмечали, у Скиннера есть программа описательной науки, поскольку попытки связать зависимую и независимую переменные без промежуточных шагов означает выход к закономерностям или общим гипотезам, но не теориям. Различие между ними не всегда понятно, но в одной из дискуссий по поводу того, необходимы ли теории в науке, Скиннер пытается объяснить, что составляет теорию. Следующий отрывок показывает, что он использует этот термин для описания системы, соотносящей одну систему наблюдений с другой на основе системы событий или конструктов, которые описываются в терминах, отличных от тех, что используются для описания наблюдений, и которые сами в настоящее время наблюдаемы. "Некоторые базовые допущения, характерные для любой научной деятельности, иногда называются теориями. Пример: природа скорее упорядочена, чем основана на случайности. Некоторые утверждения также относятся к теории на том простом основании, что они пока еще не факты. Ученый может догадаться о результате эксперимента до того, как его осуществил. Предсказание и последующее формулирование результатов может быть построено в тех же терминах и в той же синтаксической аранжировке, различие – в степени уверенности. В этом смысле никакое эмпирическое положение не является абсолютно нетеоретическим в том смысле, что оно никогда не является исчерпывающим, как никакое предсказание не делается абсолютно без данных. Здесь термин "теория" будет относиться не к положениям такого типа, а к объяснению наблюдаемого факта с апелляцией к событиям, происходящим где-то еще, на ином уровне наблюдения, описанным в иных терминах и измеренных, если это вообще имело место, на основе других показателей" (1953, с. 26). Подход Скиннера основан на допущении, что поведение подчиняется закономерностям, и наша задача – контролировать его. Далее, эта задача разрешима на основе закономерного соотнесения независимых переменных, или входов в организм с зависимыми переменными, или выходами из организма, и последующее контролирование поведения посредством манипулирования этими входами (событиями среды) так, чтобы получить конкретный выход (реакцию). Структура личности Из всех теоретиков, обсуждавшихся в этой книге, Скиннер наиболее безразличен к структурным переменным. Это неудивительно ввиду того, что мы уже сказали о его подходе к изучению поведения. Скиннера интересует прежде всего модифицируемое поведение. Следовательно, его мало интересуют поведенческие характеристики, представляющиеся относительно стабильными. Это – в основном следствие его внимания к контролю над поведением. Предсказание и объяснение могут основываться на знании стабильных и модифицируемых аспектов личности. Но контроль достигается только модификацией; контроль предполагает, что для формирования поведенческого стереотипа варьируется среда. Однако Скиннер никогда не утверждал, что детерминирующие поведение факторы лежат в среде. Во-первых, он говорит, что чувствительность организма к подкреплению имеет генетическую основу, выработавшуюся в связи с жизненной необходимостью способности к познанию важных событий среды. Во-вторых, Скиннер утверждает, что для любого данного вида или индивида некоторое поведение может быть обусловлено легче, чем другое. Он признает также, что некоторые виды поведения могут иметь целиком генетическую основу, так что опыт на них влиять никак не будет. Скиннер усматривает параллелизм между наследственностью и средой в отношении поведения он полагает, что процесс эволюции формирует врожденное поведение видов так же, как усвоенное поведение индивидов формируется средой. Однако он предупреждает об осторожности в отношении генетического объяснения поведения, поскольку определяющие врожденное поведение эволюционные факторы ненаблюдаемы, а также потому, что многие виды поведения, кажущиеся врожденными, могут в действительности формироваться с опытом. Должно быть ясно: Скиннер не утверждает, что поведение индивида – только продукт среды. Он просто снижает практическое значение биологической изменчивости, поскольку – в чисто поведенческих науках – изменчивость нельзя поставить под контроль. В выборе переменных реагирования Скиннер в первую очередь озабочен их простой и закономерной или стабильной связью с изменениями среды. Основная классификация поведения, предлагаемая Скиннером, заключается в различении оперантного и респондентного поведения. Это различение в первую очередь разделяет вызванные реакции и спонтанные реакции. Как мы видели, в центре внимания Скиннера оказывается операнта, возникающая в отсутствие вызывающего ее стимула. Респондента же вызывается известным стимулом и лучше всего иллюстрируется рефлексом, например, коленным рефлексом, когда известна относительно неизменная реакция, вызываемая определенным стимулом. Впоследствии мы поговорим об этом подробно. Динамика личности Хотя Скиннер избегает структурных представлений, его не слишком отвращают представления о динамике и мотивации. Он признает, что человек не всегда проявляет то же самое поведение – и в той же самой мере – в константной ситуации, и полагает, что это – главная причина возникновения наших представлений о мотивации. Ввиду того, что поведение в некоторых ситуациях очень различно, допускается наличие внутренней силы, ответственной за эту изменчивость. Например, мы видим, что ребенок не всегда ест предлагаемую пищу, и поэтому говорим, что еда зависит не только от наличия пищи, но и от степени голода. С другой стороны, мы видим, что коленный рефлекс при ударе о колено проявляется примерно с одной и той же силой. Таким образом, у нас нет необходимости постулировать переменное "коленное влечение", поскольку нет необъяснимых изменений в силе и частоте рефлекса. Как мы уже сказали, Скиннер полагает, что даже если в поведении проявляется разнообразие, все же нет необходимости – и часто это ошибочно – постулировать внутреннюю силу, поскольку, когда это сделано, все же остается вопрос, чем управляется интенсивность этой силы. Например, возникает вопрос о причинах детского голода. Ответ необходим, поскольку только тогда мы можем оценить интенсивность силы так, чтобы можно было сделать предсказание относительно силы ассоциированного поведения. Скиннер указывает, что удовлетворительный ответ на каком-то этапе предполагает обнаружение переменной среды, с которой связана внутренняя сила, например, пищевой депривации. Зачем беспокоиться относительно оценки изменений поведения с точки зрения внутреннего состояния, чья интенсивность может быть подсчитана на основе знания об изменении среды? Почему просто не обратиться к переменной среды и прямо соотнести ее с поведением? Вслед за этим аргументом Скиннер рассматривает изменения в силе поведения так же, как и другие аспекты поведения – как прямое следствие изменений независимой переменной. На основании только что приведенного аргумента можно подумать, что переменные, управляющие влечением или мотивационными состояниями в представлениях других теоретиков, не занимают особой позиции в системе Скиннера. Однако это не так, поскольку у них есть особое свойство, но это – не свойство быть внутренними причинами поведения. Мы обнаруживаем, что определенные переменные влияют на вероятность появления целых групп поведенческих стереотипов. Например, рассмотрим жажду. Жажда может быть усилена несколькими различными операциями, и в свою очередь, может влиять на ряд различных реакций. Можно увеличить температуру в комнате, в которой заперто животное, – и таким образом заставить животное расходовать больше воды, потея; или можно увеличить время после последнего приема воды; или можно давать животному соленую пищу. Каждая из этих операций увеличит жажду животного. Под этим мы понимаем, что животное будет включено в одну или более групп активности, которые все побуждаются той же группой операций. Так, животное будет осуществлять усвоенную реакцию более энергично, если она дает воду, например, такую реакцию как нажатие на рычаг, или прохождение через лабиринт, и будет более энергично пить, предпочитать воду пище или проявлять любую иную реакцию, которая в прошлом приводила к появлению воды. Эти примеры показывают, что мы, говоря о том, что определенные операции увеличивают жажду, просто говорим о том, что эти операции усиливают проявление определенных реакций. В итоге Скиннер использует термины подобные "жажде" просто как удобное вербальное средство, обретающее смысл благодаря своей способности заключать отношение между группами независимых и зависимых переменных – и никакого другого смысла этот термин не имеет. Скиннер не приписывал жажде каузального статуса: каузальный статус приписывается операциям, которые завершаются питьевым поведением. Важно отметить, что в отличие от многих других теоретиков подкрепления, Скиннер не считает влечение стимулом определенного вида. Есть и другие термины, к которым можно отнестись так же, как к "влечению", поскольку они используются для связывания группы независимых и зависимых переменных. Эти термины относятся к области эмоций. Скиннер не различает влечения и эмоции, использует эти термины и относится к ним одинаково. Рассмотрим пример: злой человек. Мы знаем о том, что он злой, не потому, что забрались в его сознание или потому, что наблюдали, как определенные железы выделяли определенные вещества. Нет, мы отметили, что такой человек проявляет особые поведенческие характеристики. Суровое выражение лица, отрывистая речь, предрасположенность к агрессивному поведению и т.д. Точно так же мы узнаем, что человек напуган, потому что он запинается, вздрагивает, напряжен и демонстрирует реакции ухода. Такое поведение можно наблюдать у студента, ожидающего у дверей профессорского кабинета после слабого ответа на экзамене. Мы отмечаем различные стороны поведения студента, и тогда, поскольку мы знаем какое-нибудь ассоциированное поведение или потому, что знаем экзаменационную оценку студента, определяем, что он испуган. Студент необязательно испуган, если заикается. Он может заикаться из-за врожденного дефекта голосового аппарата. Но мы считаем, что он испуган, в связи с особыми независимыми (условия среды) и зависимыми (реакция) переменными, с которыми связано заикание. Проявить эту особую связь и означает бояться. Таким образом, Скиннер использует ряд понятий, которые можно назвать динамическими или мотивационными. Эти понятия, сходные с мотивационными понятиями других теорий, используются для оценки различий в поведении в ситуациях, константных во всем остальном. Однако в системе Скиннера они занимают иное место, поскольку соотносят группы реакций и группы операций, а не отождествляют их с энергетическими состояниями, целями и другими условиями, о которых предполагается, что они – причины поведения.