Киктенко Вячеслав Вячеславович (18)

 ДРУГУ
 Распахнут дом твой, словно рад любой потере.
 Заходит в окна листопад, уходит в двери.
 Заходит в двери гость, свистит, в окошко глядя.
 Там дикий виноград блестит. На винограде
 Налились листья докрасна. Пора налиться.
 Нальем же красного вина, как эти листья,
 Нальем и выпьем же вино, мой друг давнишний,
 Пока распахнуло окно, и гость не лишний,
 И диких ягод поздний стук еще не робок,
 И черных - две - всплывают вдруг из наших стопок,
 И влажен их прощальный взгляд - без обещаний...
 Утихнул зной. Утихнул сад. Пора прощаний.
 И пусть у нас печаль одна, одна кручина,
 И выпить крепкого вина - ясна причина,
 И пусть уже ночная тень все ближе, ближе,
 Недолгий век, короткий день благослови же,
 Благослови осенний сад и свет в передней,
 И листопад, и листопад - тысячелетний...





 Скрипучий ворот четверга
 Выматывал, как из врага,
 Все жилы из меня,
 И вымотал вконец, когда
 Взошла, как мутная среда,
 Луна средь бела дня.

 И мертвый вторник всплыл опять.
 Год - по неделе - двинул вспять,
 Долями солнц делясь.
 Лишь Воскресенье - круг и крест -
 Не пало в дол из дальних мест,
 Сквозь павших странно длясь.

 Суббот и пятниц рой кипел...

 А черный ворот все скрипел,
 И пламень жег ладонь.
 И четверговая звезда
 Сверкала, как из подо льда
 Блуждающий огонь.




 И снилось - мы волна, и нас с тобой катило
 На берег золотой, медовый от тепла.
 Но влажная скала нас победила,
 И каждая волна раздельно побрела. -
 Туда, еще туда, на блещущий песчаник,
 Где нам открыли вдруг у встречного мыска
 Все, что слепило нас волшебным обещаньем, -
 Всю белизну надежд, всю седину песка...
 А сон не умолкал, и с тяжестью воловьей
 За нами волны шли и шли, скалу дробя,
 И мы еще брели, ворча и прекословя,
 Пошатываясь и
 еще любя...





 ...гонять чаи, была б охота,
 Сумерничать, клонясь к зиме,
 Где только месяц, долька года,
 Лимонно кружит в полутьме.
 Где все пустое осень скинет
 Вплоть до последнего листка,
 Там вдруг элегия нахлынет
 Из обмелевшего райка,
 И русло старое свободно
 Перешагнув на склоне лет,
 Неторопливо, полноводно
 Исполнит смысла поздний свет,
 Обескураживая бреда
 Всей жизни тягостный извет, -
 Есть в круговой поруке света
 Рука, в которой кружит свет.




 К Пасхе, в ту пору, когда
 Слабо слезится звезда,
 Тряпку в руки бери,
 Дому глаза протри -
 Состарились, запылились...

 Соседи уже отбелились.

 Как взвизг изумленный ребенка,
 Вымыты стекла звонко.
 А в повечерней мгле
 Что-то поет
 В задышавшем
 Стволе:

 По тополю у крыльца
 Перекликаются
 В окошечке цветок голубой
 С синей звездочкой над избой.



 Точно сахарные сливки после ливня с молоком
 Воробьи клюют опивки, ходят в луже босиком.
 Моют клювы, увлеченно чем-то щелкают, звенят,
 Точно щипчиками крохотными колют рафинад.
 А один, шельмец патлатый, отыскал себе приют
 (Дождь прошел, вода бесплатна,допивай, пока дают!) -
 Встал себе под водостоком, собирает капли в рот,
 А пока дают по столько, он их много соберет.
 Вот уж пьют! - вразброд, рядками... дождь не зерна на гумне,
 Хоть увязывай мешками и тащи домой, к жене.
 Вдосталь пьют, хоть и озябли, - перед засухой? Бедой?
 Целлофановые капли, как пакетики с водой...





 ...гонять чаи, была б охота,
 Сумерничать, клонясь к зиме,
 Где только месяц, долька года,
 Лимонно кружит в полутьме.
 Где все пустое осень скинет
 Вплоть до последнего листка,
 Там вдруг элегия нахлынет
 Из обмелевшего райка,
 И русло старое свободно
 Перешагнув на склоне лет,
 Неторопливо, полноводно
 Исполнит смысла поздний свет,
 Обескураживая бреда
 Всей жизни тягостный извет, -
 Есть в круговой поруке света
 Рука, в которой кружит свет.




 Любил, да так,
 Что схватывало горло.
 Рвал воздух - ртом. Рукой - воротники...
 Забыл бы я тебя...
 Дыханье сперло,
 Когда мелькнул твой плат из-за реки.

 А твой ли?..
 Помню я, как, хорошея,
 Смеялась ты, и в ласковом хмелю
 Повязывала плат свой мне на шее...

 Когда же ты накинула петлю?

 Давно бы я забыл тебя, подруга,
 Ведь ты давно на дальнем берегу.
 Да петельку, захлестнутую туго,
 Никак найти у горла не могу.





 Это такая печальная повесть,
 Вряд ли печальней сыскать,
 Как подойдет твоя старая совесть,
 Станет былым попрекать.
 Старенький двор, переулок весенний.
 Солнце по лужам течет...
 Клянчить прощенье себе во спасенье?
 Это подачка. Не в счет.
 Просто почудилось это - навроде б
 Снова окликнул меня
 Голос грудной из окошка напротив,
 Вечным смиреньем казня.
 Сгинь наважденье, жестокая прелесть,
 Не побираться хожу.
 Просто стою и на солнышке греюсь,
 И ни о чем не прошу.





 Пчела взлетела - точка золотая,
 Вся в звоне, точно в облаке тугом.
 Вот цель ее предельная, простая -
 Взять каплю меда гибким хоботком.

 А сколько шума, дыма, мельтешенья
 Раздуто в тихом воздухе, и цель
 Уже как будто скрылась в нем, и звенья
 Причин и следствий перепутал хмель.

 Не так ли ты, в цветных туманах роясь,
 С простым и ясным смыслом расходясь,
 Кружишь меж "так сказать", да "бишь", да "то есть",
 Сверх сути непомерно разрастясь?

 Но если Некто вынет из объема
 Той ауры тебя, со стороны
 Ты разглядишь тоскующего гнома,
 Оставленного облаком весны,

 И, как сквозь марсианский лепет, хрупко
 Сквозь речь твою проступит суть твоя:
 Нетающая точечка поступка,
 Волнуемая дымкой бытия.



 КОРАБЛИК
 Высокие ботинки, фигурные коньки.
 Звеня, крошатся льдинки, кружатся огоньки,
 И вдруг - струной овальною вдоль поля поплывут...
 Фигуру произвольную "корабликом" зовут.
 ...а тот старик - посмел еще! - романтик, верхогляд,
 Чудовище, посмешище счастливых дошколят -
 Он медленно и тщательно скоблит в углу катка
 Невидимую ржавчинку на зеркале конька.
 Он начинает с "ласточки", заходит в пируэт,
 Ему теперь до лампочки его десятки лет!
 Ему сюда старушка (живет невдалеке)
 Домашние ватрушки приносит в узелке.
 Он победит, он выживет, - плевать на их слова!
 Он вскроет что-то высшее в основе естества:
 Счастливое движение, немыслимый наклон,
 И - смерти притяжение преодолеет он,
 Усилием отчаянным расправится, и вот
 Корабликом отчаленным раздвинет небосвод,
 И с шарфом, как со знаменем, плывущим за спиной,
 Один сольется с пламенем отчизны ледяной!..
 ...сутулится, сутулится, сутулится спина.
 Бредет старик, а улица - заоблачна, хмельна.






 Чем толще туча и мокротней,
 Тем стариковский плащ темней;
 С огнем туманным в подворотне
 Он курит, кашляет больней,
 Но как ни странно, вид опавших
 Деревьев, вдоль забора вставших,
 Лишь укрепляет с миром связь,
 С тем миром, где горелось всласть,
 Где память о годах пылавших
 С листвой сгоревшею слилась.
 Он в небе сумрачном и сиром
 Следит за огненным пунктиром
 Луны в ущербной вышине,
 Следит спокойно, как во сне,
 Родство и связь с осенним миром
 Приемля твердо и вполне.
 Небес осенних вздох недолог,
 И выдох хрипом поражен,
 И месяц, как в груди осколок - иззубренный,
 Страшон...



 Мороз.
 Саблезубые крыши.

 Все выше, и выше, и выше
 Душа устремляется,- там
 Все строже, прозрачнее, тише,
 Чем даже в таком захолустьи,
 Особенно в зимнюю пору,
 Особенно по вечерам -
 Когда, обмирая от грусти
 Какой-то мерцающей вести,
 Проникшей в студеные створы
 Земли, как в погашенный храм
 (Самим истомясь предстоянием
 Земли - этим смутным сияниям,
 Предвестьям глухим и таинственным),
 Вдруг вышатнешь душу мирам.

 Особенно в зимней провинции.
 Особенно в тихом предместье.
 Особенно по вечерам.





 Не придут друзья с вином
 По рождественской пороше...
 Лучше думать о хорошем.
 Лучше думать об ином.

 Вот фонарик под окном.
 Хорошо. В снегу фонарик.
 Всмотримся. Добьем чинарик...
 Не придут друзья с вином.

 Лучше думать об ином.
 Лучше завести пластинку
 И в пушистую снежинку
 Всматриваться за окном.

 Вот она, горя огнем
 Ледяного перелива,
 Кружит пьяно и счастливо...
 Не придут друзья с вином.

 Что за дикость! День за днем,
 Вспыхнув под фонарным кругом,
 Гаснем, гаснем друг за другом...
 Нет уж, лучше об ином.

 Лучше в кружеве хмельном
 Слушать как шипят пластинки,
 Где бессмертные пылинки
 Кружат в омуте ночном,
 Где не гаснет ни снежинки,
 Где хрусталь шипит вином...





 Ахнут иглы - вспыхнет елка.
 В новогоднюю пургу
 В домик твой отправлюсь,
 Долго
 Буду путаться в снегу.
 В окнах свет, конец недели,
 Время к водке, к пирогам.
 Струйки жаркие метели
 Тонко вьются по ногам,
 Двор со мной перебегают,
 Проползают под дверьми,
 У ствола изнемогает
 Золотого...
 Черт возьми,
 Даже ель всплакнет корою!..
 Эту змейку подберу.
 Ты не рада? Стол накроем -
 Поползет по серебру.





 Точильщик забредал к нам, как шарманщик.
 Он наpаспев хозяек зазывал,
 С кpугов шеpшавых, бешеных, заманивающих
 Готовенькие ножички снимал.

 У-у, как завоpоженно и блаженно
 Тянулись мы в кипучий кpай двоpа,
 В сиянье сфеp, визжаще и скаженно
 Свеpгающих потоки сеpебpа!..

 Он словно налегал плечом, pаскачивался,
 Яpил pемнями воющий станок,
 И новизной свеpкал, и повоpачивался,
 И все ж оттачивался тающий клинок.

 А он, мучитель, жpец огня, скиталец,
 Бpал лезвие и, к захлыни сеpдец,
 С шипеньем легким пpобовал о палец,
 И вот - вручал владельцу наконец!..

 К обеду, испpосясь хозяек, в кухне
 Он доставал закуску не спеша.
 И пламенные диски гpустно тухли,
 В чужих пеpедних мpаками дыша.

 А он, касаясь взглядов воpоватых,
 Над поклоненьем детским хохотал
 И, уходя, из-под бpовей косматых
 В нас огненными взглядами метал.





 СОН ПОД ДЕРЕВОМ
 (Азия - Россия)

 Выщелк сухой древесины.
 Сон по пути на Иссык.
 Сплю. Снится лес...
 И России
 Легкий, как лепет, язык...
 В рощице сплю придорожной
 Под джигидой, на траве.
 Вызноенные - до дрожи! -
 Ветви снуют в голове.
 Поступь теней меховая,
 И, вся в огне,как руда,
 Плавит плоды, изнывая,
 Стонущая джигида.
 В тень уползают коренья...
 Переползают в огонь...
 Сгрудясь, уронят деревья
 Каплю руды на ладонь,
 Выцедят медленно, словно
 Медом налиты стволы,
 Вытянут ковшик столовый
 Белой, пахучей смолы,
 Ринутся к сотам и сотцам
 Орды осынь и осят,
 Прутья, прогретые солнцем,
 Трутнями заголосят...

 А до России - далеко.
 Кажется, что никогда...
 Азия. Полдень. Дорога
 В сон, в золотые года...

 Значит, еще мимо рока.
 То есть, почти никуда.




 АЯК-КАЛКАН

 Я слышал однажды поющие горы песчаные,
 Я видел змею, что как рыба спала в чешуе,
 Я тронул ее - она слушала пенье - нещадные
 Глаза ее медленно перетекли в бытие
 И вновь затвердели.
 И снова извечная жажда
 Заполнила два, размагниченных пеньем зрачка.
 Поющие горы в пустыне под вечер я слышал однажды
 И понял, что в мире повсюду от музыки боль и тоска.
 Что музыкой в мире налажена тяга взаимная,
 Что все обратится к истоку, когда вспоминает земля,
 Плоть рыбы и птицы, глаза человечьи, змеиные
 Сольются, терзаясь и воспоминанья деля
 О тех временах, когда вместе, в едином изгибе...
 Но музыка в недра уходит, как в почву уходит вода.
 Вот пух - это птице. Вот капля соленая - рыбе.
 Песчинка - змее. Человеку - песок и звезда.