- 955 Просмотров
- Обсудить
Вспыхнувшая спичка, Венчик золотой. Маленькая стычка Света с темнотой. Краткое мгновенье. Но явилось там Неповиновенье Вьюгам и дождям. Ночи всё бездонней, Но опять, смотри,- Домик из ладоней, С огоньком внутри. Где на перекрестках Мрак со всех сторон,- Сруб из пальцев жестких Слабо озарен.
Русская советская поэзия 50-70х годов.
Хрестоматия. Составитель И.И.Розанов.
Минск: Вышэйшая школа, 1982.
При знакомстве - как укор Скованности общей,- Откровенный взгляд в упор, Словно свет над рощей. При знакомстве - в самый раз За мгновенье ровно Плавность губ и живость глаз Разглядеть подробно. При знакомстве - что слова! Смотрит суть прямая, Имя-отчество сперва Не воспринимая.
Русская советская поэзия 50-70х годов.
Хрестоматия. Составитель И.И.Розанов.
Минск: Вышэйшая школа, 1982.
Туманы тают. Сырость легкая, И, ежась, вздрагивает сад. Росинки падают неловкие. Заборы влажные блестят. Еще лежит на травах изморось, Не шелохнется речки гладь. И вся природа словно выспалась И только ленится вставать.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Я был суров, я все сгущал... И в дни поры своей весенней Чужих ошибок не прощал И не терпел сторонних мнений. Как раздражался я порой, Как в нелюбви не знал покоя! Сказать по совести, со мной Еще случается такое. Но, сохраняя с прошлым связь, Теперь живу я много проще: К другим терпимей становясь, К себе - взыскательней и жестче.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Под взглядом многих скорбных глаз, Усталый, ветром опаленный, Я шел как будто напоказ По деревушке отдаленной. Я на плечах своих волок Противогаз, винтовку, скатку. При каждом шаге котелок Надсадно бился о лопатку. Я шел у мира на виду - Мир ждал в молчанье напряженном: Куда сверну? К кому зайду? Что сообщу солдатским женам? Пусть на рассвете я продрог, Ночуя где-нибудь в кювете, Что из того! Я был пророк, Который может все на свете. Я знал доподлинно почти, Кто цел еще, а с кем иное. И незнакомые в пути Уже здоровались со мною. А возле крайнего плетня, Где полевых дорог начало, Там тоже, глядя на меня, В тревоге женщина стояла. К ней обратился на ходу По-деловому, торопливо: - Так на Егоркино пройду? - Пройдете,- вздрогнула.- Счастливо. Поспешно поблагодарил, Пустился - сроки торопили... - Ну что? Ну что он говорил? - Ее сейчас же обступили.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Трус притворился храбрым на войне, Поскольку трусам спуску не давали. Он, бледный, в бой катился на броне, Он вяло балагурил на привале. Его всего крутило и трясло, Когда мы попадали под бомбежку. Но страх скрывал он тщательно и зло И своего добился понемножку. И так вошел он в роль, что наконец Стал храбрецом, почти уже природным. Неплохо бы, чтоб, скажем, и подлец Навечно притворился благородным. Скрывая подлость, день бы ото дня Такое же выказывал упорство. Во всем другом естественность ценя, Приветствую подобное притворство!
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Гудок трикратно ухает вдали, Отрывистый, чудно касаясь слуха. Чем нас влекут речные корабли, В сырой ночи тревожа сердце глухо? Что нам река, ползущая в полях, Считающая сонно повороты,- Когда на океанских кораблях Мы познавали грозные широты! Но почему же в долгой тишине С глядящей в окна позднею звездою Так сладко мне и так тревожно мне При этом гулком звуке над водою? Чем нас влекут речные корабли? ...Вот снова мы их голос услыхали. Вот как бы посреди самой земли Они плывут в назначенные дали. Плывут, степенно слушаясь руля, А вдоль бортов - ночной воды старанье, А в стороне - пустынные поля, Деревьев молчаливые собранья. Что нас к такой обычности влечет? Быть может, время, что проходит мимо? Иль, как в любви, здесь свой особый счет И это вообще необъяснимо?
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Я спал на свежем клевере, в телеге, И ночью вдруг почувствовал во сне, Как будто я стремлюсь куда-то в беге, Но тяжесть наполняет ноги мне. Я, пробудившись резко и тревожно, Увидел рядом крупного коня, Который подошел и осторожно Выдергивал траву из-под меня. Над ним стояло звездное пыланье, Цветущие небесные сады - Так близко, что, наверно, при желанье Я мог бы дотянуться до звезды. Там шевелились яркие спирали, Там совершали спутники витки. А с добрых мягких губ его свисали Растрепанные мелкие цветки.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
В поэзии - пора эстрады, Ее ликующий парад. Вы, может, этому и рады, Я вовсе этому не рад. Мне этот жанр неинтересен, Он словно мальчик для услуг. Как тексты пишутся для песен, Так тексты есть для чтенья вслух. Поэт для вящего эффекта Молчит с минуту (зал притих), И вроде беглого конспекта Звучит эстрадный рыхлый стих. Здесь незначительная доза Самой поэзии нужна. Но важен голос, жест и поза Определенная важна.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Той давней, той немыслимой весной, В любви мужской почти не виноватая, У низенькой земляночки штабной Стоишь ты, фронтовая, франтоватая. Теперь смотрю я чуть со стороны: Твой тихий взгляд, и в нем оттенок вызова, А ноги неестественно стройны, Как в удлиненном кадре телевизора. Кудряшки - их попробуй накрути!- Торчат из-под пилотки в напряжении. И две твои медали на груди Почти в горизонтальном положении. В тот промелькнувший миг над фронтом тишь. Лишь где-то слабый писк походной рации. И перед объективом ты стоишь, Решительно исполненная грации.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Мы помним факты и событья, С чем в жизни сталкивало нас, В них есть и поздние открытья, Что нам являются подчас. Но вдруг мы видим день весенний, Мы слышим смех, мы ловим взгляд. Воспоминанья ощущений! Они нам душу бередят. И заставляют сердце падать Или взмывать под небеса, И сохраняет их не память, А руки, губы и глаза.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Эти крыши на закате, Эти окна, как в огне, Самой резкою печатью Отпечатаны во мне. Этот город под горою, Вечереющий вдали, Словно тонкою иглою Прямо в кровь мою ввели.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Не ожидала никак, Сон уже чувствуя в теле, Стоя с подушкой в руках Возле раскрытой постели. Сильно светила луна. Ярко белела рубаха. Он постучал - и она Похорошела от страха.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
На том же месте много раз Лопата землю здесь долбила. Могила каждая сейчас,- По сути, братская могила. И крест буквально на кресте, А коль учесть, что путь наш краток, Обидно - жили в тесноте, И вновь теснись внутри оградок. Давно ль успели поместить, Тревожат их на том постое. И нам, живым, охота жить Не вообще, а на просторе. А если уж лежать во тьме, За гранью выданного срока, То под сосною, на холме, Откуда все видать далёко.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Я вздрогнул: одноногий паренек Стоял внизу — уверенный и ловкий, На валенке единственном — конек, Прикрученный растрепанной веревкой. В нелепом положении своем Он выглядел таким невозмутимым. Свободно оттолкнулся костылем И покатил, повитый снежным дымом. Вот он уже мелькает вдалеке, Вот снова приближается, как веха, Летящий на единственном коньке, Сын нашего отчаянного века. И он, и все товарищи его, Скользящие навстречу или следом, Привыкли и не видят ничего Геройского, особенного в этом. Звенит конек, потом костыль стучит И, как весло, мелькает над рекою. Я проходил. Я тоже сделал вид, Что каждый день встречается такое.
Константин Ваншенкин. Стихотворения.
Москва, "Художественная Литература", 1966.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.