Козьма Прутков (2)

Барон фон Гринвальдус,
Известный в Германьи
В забралах и латах,
На камне пред замком,
Пред замком Амальи,
Сидит, принахмурясь;
 Сидит, и молчит.

Отвергла Амалья
Баронову руку!..
Барон фон Гринвальдус
От замковых окон
Очей не отводит
И с места не сходит;
 Не пьет, и не ест.

Года за годами...
Бароны воюют,
Бароны пируют...
Барон фон Гринвальдус,
Сей доблестный рыцарь,
Все в той же позицьи
 На камне сидит.

Сочинения Козьмы Пруткова.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1996.


ДОБЛЕСТНЫЕ СТУДИОЗУСЫ

(Как будто из Гейне)

Фриц Вагнер - студьозус из Иены,
Из Бонна Иеронимус Кох,
Вошли в кабинет мой с азартом,
Вошли не очистив сапог.

"Здорово, наш старый товарищ!
Реши поскорее наш спор:
Кто доблестней: Кох или Вагнер?" -
Спросили с бряцанием шпор.

"Друзья, вас и в Иене и в Бонне
Давно уже я оценил.
Кох логике славно учился,
А Вагнер искусно чертил".

Ответом моим недовольны:
"Решай поскорее наш спор!" -
Они повторили с азартом
И с тем же бряцанием шпор.

Я комнату взглядом окинул
И, будто узором прельщен,
"Мне нравятся очень... обои"! -
Сказал им и выбежал вон.

Понять моего каламбура
Из них ни единый не мог,
И долго стояли в раздумье
Студьозусы Вагнер и Кох.

Сочинения Козьмы Пруткова.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1996.


ЮНКЕР ШМИДТ

Вянет лист. Проходит лето.
 Иней серебрится...
Юнкер Шмидт из пистолета
 Хочет застрелиться.

Погоди, безумный, снова
 Зелень оживится!
Юнкер Шмидт! честное слово,
 Лето возвратится!

Посвящено сослуживцу моему
по министерству финансов,
г. Бенедиктову

Пароход летит стрелою,
Грозно мелет волны в прах
И, дымя своей трубою,
Режет след в седых волнах.

Пена клубом. Пар клокочет.
Брызги перлами летят.
У руля матрос хлопочет.
Мачты в воздухе торчат.

Вот находит туча с юга,
Все чернее и черней...
Хоть страшна на суше вьюга,
Но в морях еще страшней!

Гром гремит, и молньи блещут...
Мачты гнутся, слышен треск...
Волны сильно в судно хлещут...
Крики, шум, и вопль, и плеск!

На носу один стою я*,
И стою я, как утес.
Морю песни в честь пою я,
И пою я не без слез.

Море с ревом ломит судно.
Волны пенятся кругом.
Но и судну плыть нетрудно
С Архимедовым винтом.

Вот оно уж близко к цели.
Вижу,- дух мой объял страх -
Ближний след наш еле-еле,
Еле видится в волнах...

А о дальнем и помину,
И помину даже нет;
Только водную равнину,
Только бури вижу след!..

Так подчас и в нашем мире:
Жил, писал поэт иной,
Звучный стих ковал на лире
И - исчез в волне мирской!..

Я мечтал. Но смолкла буря;
В бухте стал наш пароход,
Мрачно голову понуря,
Зря на суетный народ:

"Так,- подумал я,- на свете
Меркнет светлый славы путь;
Ах, ужель я тоже в Лете
Утону когда-нибудь?!"

* Здесь, конечно, разумеется нос парохода,
а не поэта; читатель сам мог бы догадаться
об этом. Примечание К. Пруткова.

Басня *

Однажды к попадье заполз червяк на шею;
И вот его достать велит она лакею.
 Слуга стал шарить попадью...
"Но что ты делаешь?!"- "Я червяка давлю".

Ах, если уж заполз к тебе червяк на шею,
Сама его дави и не давай лакею.

* Эта басня, как и все, впервые
печатаемое в "Полн. собр. сочинений
К. Пруткова", найдена в оставшихся
после его смерти сафьянных портфелях
за нумерами и с печатною золоченою
надписью: "Сборник неоконченного
(d'inacheve) No.". 

Басня

 Трясясь Пахомыч на запятках,
 Пук незабудок вез с собой;
 Мозоли нетерев на пятках,
 Лечил их дома камфарой.

Читатель! в басне сей откинув незабудки,
 Здесь помещенные две шутки,
 Ты только это заключи:
 Коль будут у тебя мозоли,
 То, чтоб избавиться от боли,
Ты, как Пахомыч наш, их камфарой лечи.

Дайте силу мне Самсона;
Дайте мне Сократов ум;
Дайте легкие Клеона,
Оглашавшие форум;
Цицерона красноречье,
Ювеналовскую злость,
И Эзопово увечье,
И магическую трость!

Дайте бочку Диогена;
Ганнибалов острый меч,
Что за славу Карфагена
Столько вый отсек от плеч!
Дайте мне ступню Психеи,
Сапфы женственный стишок,
И Аспазьины затеи,
И Венерин поясок!

Дайте череп мне Сенеки;
Дайте мне Вергильев стих,-
Затряслись бы человеки
От глаголов уст моих!
Я бы, с мужествов Ликурга,
Озираяся кругом,
Стогны все Санктпетербурга
Потрясал своим стихом!
Для значения инова
Я исхитил бы из тьмы
Имя славное Пруткова,
Имя громкое Козьмы!

Басня*

Казалось бы, ну как не знать
 Иль не слыхать
 Старинного присловья,
 Что спор о вкусах - пустословье?
 Однако ж раз, к какой-то праздник,
Случилось так, что с дедом за столом,
 В собрании гостей большом,
О вкусах начал спор его же внук, проказник.
Старик, разгорячась, сказал среди обеда:
 "Щенок! тебе ль порочить деда?
Ты молод: все тебе и редька и свинина;
 Глотаешь в день десяток дынь;
 Тебе и горький хрен - малина,
 А мне и бланманже - полынь!"

Читатель! в мире так устроено издавна:
 Мы разнимся в судьбе,
 Во вкусах и подавно;
 Я это басней пояснил тебе.
 С ума ты сходишь от Берлина;
 Мне ж больше нравится Медынь.
 Тебе, дружок, и горький хрен - малина,
 А мне и бланманже - полынь!

* В первом издании (см. журнал
"Современник", 1853 г.) эта басня была
озаглавлена: "Урок внучатам",- в
ознаменование действительного
происшествия в семье Козьмы Пруткова.