Козьма Прутков (6)

 Басня

 Хороший стан, чем голос звучный,
 Иметь приятней во сто крат.
 Вам это пояснить я басней рад.

Какой-то становой, собой довольно тучный,
 Надевши ваточный халат,
 Присел к открытому окошку
 И молча начал гладить кошку.
Вдруг голос горлицы внезапно услыхал...
"Ах, если б голосом твоим я обладал,-
 Так молвил пристав,- я б у тещи
 Приятно пел в тенистой роще
И сродников своих пленял и услаждал!"
А горлица на то головкой покачала
И становому так, воркуя, отвечала:
 "А я твоей завидую судьбе:
 Мне голос дан, а стан тебе".

 Баллада

Путник едет косогором;
Путник по полю спешит.
Он обводит тусклым взором
Степи снежной грустный вид.

"Ты к кому спешишь навстречу,
Путник гордый и немой?"
"Никому я не отвечу;
Тайна то души больной!

Уж давно я тайну эту
Хороню в груди своей
И бесчувственному свету
Не открою тайны сей:

Ни за знатность, ни за злато,
Ни за груды серебра,
Ни под взмахами булата,
Ни средь пламени костра!"

Он сказал и вдоль несется
Косогором, весь в снегу.
Конь испуганный трясется,
Спотыкаясь на бегу.

Путник с гневом погоняет
Карабахского коня.
Конь усталый упадает,
Седока с собой роняет
И под снегом погребает
Господина и себя.

Схороненный под сугробом,
Путник тайну скрыл с собой.
Он пребудет и за гробом
Тот же гордый и немой.

 Басня

Однажды нес пастух куда-то молоко,
 Но так ужасно далеко,
 Что уж назад не возвращался.

 Читатель! он тебе не попадался?

 Отрывок из письма
 И. С. Аксакову*

В борьбе суровой с жизнью душной
Мне любо сердцем отдохнуть;
Смотреть, как зреет хлеб насущный
Иль как мостят широкий путь.
Уму легко, душе отрадно,
Когда увесистый, громадный,
Блестящий искрами гранит
В куски под молотом летит...
Люблю подсесть подчас к старухам,
Смотреть на их простую ткань.
Люблю я слушать русским ухом
На сходках родственную брань.

Вот собралися: "Эй, ты, леший!
А где зипун?" - "Какой зипун?"
"Куда ты прешь? знай, благо, пеший!"
"Эк, чертов сын!" - "Эк, старый врун!"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И так друг друга, с криком вящим,
Язвят в колене восходящем.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Над плакучей ивой
Утренняя зорька.
А в душе тоскливо,
И во рту так горько.

Дворик постоялый
На большой дороге...
А в душе усталой
Тайные тревоги.

На озимом поле
Псовая охота...
А на сердце боли
Больше отчего-то.

В синеве небесной
Пятнышка не видно...
Почему ж мне тесно?
Отчего ж мне стыдно?

Вот я снова дома:
Убрано роскошно...
А в груди истома
И как будто тошно!

Свадебные брашна,
Шутка-прибаутка...
Отчего ж мне страшно?
Почему ж мне жутко?

 Уж солнце зашло; пылает заря.
 Небесный покров, огнями горя,
 Прекрасен.
Хотелось бы ночь напролет проглядеть
На горнюю, чудную, звездную сеть;
Но труд мой усталость и сон одолеть
 Напрасен!

 Я силюсь не спать, но клонит ко сну.
 Боюся, о музы, вдруг я засну
 Сном вечным?
И кто мою лиру в наследство возьмет?
И кто мне чело вкруг венком обовьет?
И плачем поэта в гробу помянет
 Сердечным?

 Ах! вот он, мой страж! милашка-луна!..
 Как пышно средь звезд несется она,
 Блистая!..
И с верой предавшись царице ночей,
Поддался я воле усталых очей,
И видел во сне, среди светлых лучей,
 Певца я.

 И снилося мне, что я тот певец,
 Что в тайные страсти чуждых сердец
 Смотрю я
И вижу все думы сокрытые их,
А звуки рекой из-под пальцев моих
Текут по вселенной со струн золотых,
 Чаруя.

 И слава моя гремит, как труба.
 И песням моим внимает толпа
 Со страхом.
Но вдруг... я замолк, заболел, схоронен:
Землею засыпан; слезой орошен...
И в честь мне воздвигли семнадцать колонн
 Над прахом.

 И к Фебу предстал я, чудный певец.
 И с радостью Феб надел мне венец
 Лавровый.
И вкруг меня нимфы теснятся толпой;
И Зевс меня гладит всесильной рукой;
Но - ах!- я проснулся, к несчастью, живой,
 Здоровый!

Найдено недавно, при ревизии Пробирной
 Палатки, в делах сей последней

Вот час последних сил упадка
От органических причин...
Прости, Пробирная Палатка,
Где я снискал высокий чин,
Но музы не отверг объятий
Среди мне вверенных занятий!

Мне до могилы два-три шага...
Прости, мой стих! и ты, перо!
И ты, о писчая бумага,
На коей сеял я добро!
Уж я потухшая лампадка
Иль опрокинутая лодка!

Вот, все пришли... Друзья, бог помочь!..
Стоят гишпанцы, греки вкруг...
Вот юнкер Шмидт... Принес Пахомыч
На гроб мне незабудок пук...
Зовет Кондуктор... Ах!..