- 1590 Просмотров
- Обсудить
Девять баллов по шкале Sumitomo (Ясуо Хаманака) Место действия: Япония. Время действия: XX век. Жанр беллетристики под названием «роман о фирме» в Япо нии процветает. По дороге на работу жители Токио зачитываются историями о менеджерах-злодеях, прозорливых секретаршах и судьбоносных биржевых операциях, организованных неотразимым дилером-самураем. Эти сказки зачастую становятся былью. Но в тот раз цифра итога — $2 млрд — катастрофически превзошла самые яркие литературные фантазии. Скромный сорокадвухэтажный небоскреб корпорации Sumitomo, одной из пяти самых богатых торговых корпораций Японии, находится в самом центре Токио. Как раз между Центральным вокзалом и императорским дворцом. Центр Токио отличается от всех прочих деловых центров мира одним-единственным свойством. Это самый дорогой земельный участок на всем белом свете. За один квадратный метр полезной площади здесь платят $60 тыс. 13 июня 1996 года президент Sumitomo господин Томиши Акияма вошел в набитый зал для пресс-конференций и, пробравшись к микрофону, начал с традиционного поклона в сторону публики. За поклоном последовал неожиданный залп велеречивых извинений. Акияма-сан что-то подавленно вещал об ошибках, недосмотрах и так далее. Со стороны собрание напоминало небольшую дружескую встречу. На самом деле президент сообщал журналистам об огромном международном биржевом скандале. Через двое суток выяснилось, что это был самый большой крах на мировом финансовом рынке за всю историю его существования. А ведь всего чуть больше года прошло с того момента, как англичанин Ник Лисон за два месяца успешно провернул операцию по превращению миллиарда в ноль — и тем самым прекратил существование старейшего английского банка Barings. Все это время самых разных солидных господ, занимающих высшие посты в уважаемых фирмах, мучили навязчивые сны. Президенты, председатели, исполнительные директора и начальники отделов страдали от одних и тех же адских видений. Им мерещились безответственные дилеры, миллионные убытки, всемирные скандалы, банкротства, потеря репутации. Руководство корпорации Sumitomo спало спокойно. Поскольку было надежно застраховано от появления нового Лисона. Sumitomo родилась на свет в год, когда Уильям Шекспир как раз начинал обдумывать сюжет «Гамлета». И за истекшие 400 лет накопила не только активы в размере $50 млрд, но и неисчерпаемые запасы здорового консерватизма. В нем любой случайный авантюрист просто погибал, как муха в сахарном сиропе. Жители страны восходящего солнца помешаны на статистике. Им доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие примерять к себе различные цифры. Прикидывая в уме, не слишком ли сильно они отличаются от научной нормы. Господин Ясуо Хаманака от нормы не отличался. У него имелись среднестатистические четырнадцать галстуков, двое детей и постоянная работа. До работы он добирался каждое утро 40 минут электричкой. Свой офис он делил с еще девятнадцатью среднестатистическими господами в снежно-белых нейлоновых рубашках. У каждого из которых, вероятно, были четырнадцать галстуков и двое детей. Господин Хаманака отличался от статистики только в одном отношении. Средний японец, по утверждению науки, покидает свое рабочее место в 17 часов 49 минут. Ясуо Хаманаке нередко случалось засиживаться в бюро до трех часов ночи, куря сигарету за сигаретой. Нельзя сказать, что его мучила бессонница. Все дело было в разнице часовых поясов. Ему жизненно важно было знать, как дела в Лондоне. Точнее, на Лондонской бирже цветных металлов, где разгар рабочего дня как раз приходился на те часы, когда среднестатистический японец досматривал седьмой стереоскопический сон в системе Sony. Господин Хаманака был менеджером Sumitomo уже 26 лет. И лично отвечал за 800 тыс. тонн меди, которые Sumitomo ежегодно скупала у поставщиков и перепродавала главным образом на бездонных рынках Юго-Восточной Азии. Таким образом, примерно 5 % всей меди мира ежегодно проходили через руки и кассовые книги Ясуо Хаманаки. За что его и прозвали мистер «Пять Процентов». В Лондоне он был хорошо известен своими безукоризненными манерами и смертельно скучными серыми костюмами. Лишь двое-трое коллег обратили внимание на его своеобразную манеру вести дела. История, завершившаяся печальным выступлением Томиши Акиямы перед журналистами, началась летом 1991 года. Вернее, началась-то она раньше. Но об этом до поры до времени никто не ведал. Летом 1991 года к одному брокеру на Лондонской бирже цветных металлов обратились с не вполне традиционной просьбой. Его попросили зарегистрировать одну сделку по продаже меди. На сумму $425 млн. Сумма-то как раз была вполне обычная. Не которое изумление вызвало у брокера то, что упомянутой сделки… в действительности не существовало. В роли просителя выступал вежливый господин Хаманака. Которого никто не заподозрил бы в том, что он в состоянии перейти улицу на красный свет. Озадаченный брокер предположил, что его либо разыгрывают, либо проверяют на честность. И немедленно «настучал» начальству о случившемся. Правление биржи повело себя блистательно. Оно не проявило к делу ни малейшего интереса, заявив, что в компетенцию биржи такие безумства не входят. В следующие годы торговля цветными металлами переживала полосу непрерывного расцвета. В особенности во всем, что касалось торговли медью. Цены безукоризненно держались у отметки $2500 за тонну, слегка подрастая время от времени. Никакие спады конъюнктуры их не затрагивали. Медь обещала — и приносила — изумительно высокие прибыли. Восхищенные промышленники разрабатывали один новый рудник за другим. Короче, период с 1991-го по 1995 год был «медным веком». Если не считать одного загадочного происшествия в середине 1993 года, на которое обратил внимание все тот же въедливый брокер, уже проявивший в 1991 году свою бесполезную честность. Для неспециалиста происшествие выглядело не слишком выразительно. Кому-то из дилеров удалось продать 20 тыс. тонн меди, получив от сделки прибыль существенно больше стандартной. Пресловутый брокер, разумеется, понятия не имел ни о покупателе, ни о продавце. Просто проплыли на экране компьютера 20 тыс. тонн меди. И исчезли навеки. Он только успел сообразить, что сумма ненормально высока. И был вынужден немедленно заняться собственными делами. В конце 1995 года рай закончился. Началось время магнитных аномалий. Цены на медь начали вытворять подозрительные цир ковые номера. Тонна меди принялась дорожать какими-то лихорадочными темпами. Добравшись до несказанной суммы $2800. Спрос бушевал. Медь расхватывали, как елки перед Рождеством. Покупатели желали заключать контракты немедленно. Краткосрочные сделки котировались намного дороже долгосрочных. Так бывает только в одном случае: если запасы металла по каким-то причинам сократились и в скором будущем следует ожидать дефицита. А никакого дефицита не было и в помине. И в ближайшие десятилетия не ожидалось. Вот тут Лондонская биржа цветных металлов и Нью-Йоркская биржевая комиссия одновременно почувствовали приступ болезненной подозрительности. 9 мая 1996 года господина Ясуо Хаманаку неожиданно повысили в должности, отстранив от непосредственной биржевой деятельности. А 14 июня Токийская биржа была вынуждена на два дня остановить котировку акций Sumitomo. Неприятное предчувствие посетило менеджеров корпорации примерно в начале апреля. Бухгалтеры Sumitomo обнаружили некую платежную ведомость. Сумма была совершенно мизерная. Но, во-первых, невозможно оказалось выяснить — кто, кому и за что заплатил. Во-вторых, перевод был осуществлен через никому не известный заграничный банк. На преодоление международных законов о банковской тайне ушло несколько недель, по истечении которых вне всяких сомнений выяснилось — неопознанный перевод сделал Ясуо Хаманака. Директора Sumitomo вспомнили осенний запрос Лондонской биржи по поводу волнений на рынке медных контрактов и сложили в уме два и два. Вот тут-то господина «Пять Процентов» и повысили в должности. От греха подальше. В смысле, от биржи. Надо заметить, в корпорации поначалу сочли, что речь идет о каких-то мелких финансовых шалостях. Возможно, даже приватного свойства. Хаманака, также сложивший в уме два и два, явился к начальству с повинной. Заблуждение о мелких непорядках рассеялось. Ко всеобщему ужасу. Господин «Пять Процентов» действительно позволял себе довольно рискованно шутить с биржевыми ценами на медные контракты. Делал он это на протяжении десяти лет. Из которых последние пять были особенно, как бы это сказать, плодотворными. Слава недоброй памяти Ника Лисона померкла. Скупая медные контракты, Хаманака их попросту придерживал. На рынке случался дефицит, ажиотаж поднимал цены. Разумеется, шаловливые скачки курсов время от времени провоцируют все — или почти все — торговцы, у которых достаточно денег и времени, чтобы ждать. Но Ясуо Хаманака в одиночку держал искусственные цены на медь во всем мире. На протяжении как минимум пяти лет. Разумеется, чтобы удерживать постоянный дефицит, ему требовалось больше металла, чем это было указано в официальных документах. Недолго думая, он принялся скупать медь нелегально. Но чем выше были биржевые цены, тем больше запасов требовалось, чтобы держать дефицит на приличном уровне. В конце концов Хаманаке приходилось, продав одну тонну, немедленно покупать две. Речь шла уже не о прибыли, а о том, чтобы авантюра не выплыла наружу. Мистер «Пять Процентов», на самом деле был по крайней мере мистером «Восемь Процентов». А его родная корпорация годами сидела на медной горе, о существовании которой не подозревала ни одна живая душа. Главное же несчастье заключалось в том, что цены на эту медную гору были не более реальны, чем снег на экваторе. Sumitomo пришлось в этом удостовериться еще до того, как известие об афере распространилось по официальным каналам. Мировой рынок меди стоимостью в 1,5 трлн провалился в тартарары, едва прошелестел слух о том, что Хаманака исчез с биржи. В середине мая цены упали на 15 % за четыре дня. Большинство фирм, торгующих сырьем, начали панически сбрасывать медные контракты. Биржа пришла в состояние невменяемости. В Sumitomo поняли, что пора делать официальное заявление, а то хуже будет. Вот тут-то президент фирмы и выступил с постным лицом перед журналистами. После чего цена меди обвалилась еще на 10 %. Вместо $2800 за тонну теперь давали $ 2145. Так что каждая тонна, числившаяся в конторских книгах Sumitomo, в середине июня приносила $700 убытка. Мрачная ирония происходящего заключалась в том, что никто даже отдаленно не знал, сколько именно контрактов скупил Хаманака. Официально — 800 тыс. тонн. Что само по себе означает дефицит $500 млн. На самом деле, вероятно, у него были контракты на 2–3 млн тонн. То есть текущий убыток $2 млрд. Разумеется, Sumitomo с ежегодным торговым балансом $152 млрд не грозит исчезнуть с лица земли, как это случилось с банком Barings. Но за месяц после скандала медь подешевела в среднем еще на 10 %. И дорожать не собиралась. Убытки корпорации росли. Сегодня тонну меди можно купить за $1935. Еще вчера за нее давали $1985. Окончательный итог деятельности мистера «Пять Процентов» оценивается в $2,6 млрд. Сакраментальный вопрос: «Как это могло произойти?!» — еще долго висел в воздухе. О том, как поссорились Лопес Иванович с Опелем Никифоровичем (Игнасио Лопес) Место действия: Германия. Время действия: XX век. Ради того, чтобы Игнасио Лопес сменил кресло в бюро Opel на кресло в бюро Volkswagen, шеф VW назначил ему зарплату вдвое выше собственной. Последние две недели правление Volkswagen занято мрачными подсчетами — трехлетнее пребывание Игнасио Лопеса в пресловутом кресле грозит обойтись фирме в сумму от 600 млн марок (в лучшем случае) до… 15 млрд. 27 ноября 1996 года пресс-секретарь концерна Volkswagen предпринял оригинальную акцию. Запрограммировав свой факс на все известные газетные редакции Федеративной Республики Германия, он произвел на свет сообщение, в котором ехидство явно смешивалось с нездоровым нервным возбуждением. «Дабы сэкономить вам утомительное висение на телефоне, довожу до вашего сведения: не ждите от нас сегодня никакой информации. Повторяю: никакой». Со своим обетом молчания, так или иначе продержавшимся не более суток, злосчастная пресс-служба опоздала примерно на три с половиной года. Именно тогда в дирекции самого большого автоконцерна Европы водворился человек, от которого ждали превращения воды в вино. По меньшей мере. Менеджер Игнасио Лопес любил творить чудеса в рабочее время. Можно даже сказать, это было его основной специальностью. Чудеса Лопеса имели один-единственный недостаток. Они свершались только и исключительно в пределах автомобильной индустрии. И имели весьма сухие, не волшебные названия. Рентабельность, экономия, прибыль, рационализация. Говоря человеческим языком, менеджер Игнасио Лопес руководил отделом закупок в европейском отделении концерна General Motors и в принадлежащей концерну фирме Adam Opel AG. Его забота о родном концерне решительно выходила за рамки обычной лояльности служащего. Большая часть коллег даже смутно предполагала, что речь идет о каком-то медицинском случае. Его деловой стиль был известен всему миру. По крайней мере, автомобильному. Игнасио Лопес, родившийся в стране воинственных басков в 1941 году, категорически не желал ничего знать о мирном времени. Его профессиональный лозунг гласил: война до победного конца. Каждый пункт в графе «Расходы» по определению был лично его, Лопеса, смертельным врагом. На которого менеджер ополчался с яростью крестоносца, попавшего в засаду неверных. Он доводил поставщиков General Motors до истерик, заставляя их снижать цены. Он посылал четыре сотни своих экспертов на заводы поставщиков, выискивая, как удешевить производство. Он выбрасывал в корзину для бумаг уже подписанные договоры, добиваясь более выгодных условий. Неуступчивым грозила немедленная потеря заказа. Сногсшибательные результаты его деятельности в концерне невозможно было выразить конкретными цифрами. То ли 2 млрд экономии, то ли… 10. Так или иначе — Лопес держал производственные расходы General Motors на таком низком уровне, какого (казалось бы) не существовало в природе. Для своих подчиненных он собственноручно сочинил сорокапятистраничный указ, в котором можно было обнаружить боевые предписания на все случаи жизни — от манеры вести переговоры до продуктов питания, которые полагается потреблять сознательному бойцу менеджерского автофронта. «Наша планета состоит на 70 процентов из воды. Человеческое тело также. Следовательно, вы должны употреблять в пищу продукты, которые на 70 процентов состоят из воды». И пожалуйста, ничего жареного. Это нездорово. Фирменным знаком Игнасио Лопеса были часы. Которые он носил на запястье правой руки. Что, как известно, весьма некомфортабельно, если вы не левша. Заставив всех своих подчиненных переодеть часы на правую руку, неумолимый Лопес объявил: вы всегда будете чувствовать это неудобство и вспоминать — не все еще достигнуто. Битва продолжается. Битва продолжалась вплоть до 1993 года. General Motors был самым большим автоконцерном мира. Игнасио Лопес был самым незаменимым менеджером General Motors. Часы тикали на его правом запястье. Письменного договора с General Motors у Игнасио Лопеса не было. Руководящие сотрудники GM никуда и никогда не уходили по собственной воле. В том же пресловутом манускрипте г-на Лопеса значилось: менеджер может говорить клиенту косвенную неправду. А при стечении обстоятельств — не косвенную, а прямую. Именно такое стечение обстоятельств и случилось. Размеренная жизнь почтенного концерна на долгое время превратилась в киносценарий. Игнасио Лопесу принадлежит честь создания жанра «промышленный триллер». В конце 1992 года по коридорам GM прошелестел некий слух. Или, если угодно, всего лишь тень слуха. Что Лопес-чудотворец, как бы это выразиться поделикатнее… ну вот что-то его… то ли не устраивает… то ли даже скорее… Одним словом, прополз такой небольшой туманчик. И испарился в одночасье. Руководитель General Motors, господин со сногсшибательным именем Джек Смит, навел деликатные справки. Игнасио Лопес с военной прямотой заявил: лично он ни за что и никогда не покинет родной концерн. Пока будет жив. После чего наступил год 1993-й. Который ради экономии времени придется отчасти описывать в жанре хроники. 3 февраля, среда: в штаб-квартире Adam Opel AG в Руссельс-хайме собирается двухдневное производственное совещание. Инициатор — Игнасио Лопес, желающий ознакомиться с планами новых моделей фирмы. 4 февраля, четверг: Лопес с совещания исчезает. В его календаре на этот день запланирована встреча на 14:00. Отнюдь не с прекрасной незнакомкой, а с господином по имени Йенс Нойманн. Каковой господин является доверенным лицом Фердинанда Пио ха, шефа автоконцерна Volkswagen. Главного конкурента Opel в Европе. 25 февраля, четверг: в ответ на прямой вопрос Лопес заявляет Смиту, что остается в GM. При любых обстоятельствах. (Его дом в Америке к этому моменту, кажется, уже продан.) 8 и 9 марта верхушка Adam Opel AG снова собирается на секретное совещание. На испытательном полигоне обсуждаются модели следующих десяти лет. Лопес, как обычно, проявляет бурный интерес к документации, расходам, поставкам запчастей и прочая. 9 марта, вторник, 16.00: совещание закончилось. 10 марта, среда, утро: Лопес приходит в свое бюро в Руссельс-хайме и собирает вещи. 13:50: Лопес садится в самолет на Детройт (штаб-квартира GM). 16:50 (местное время): Лопес в Детройте. И объявляет Джеку Смиту о том, что уходит. В Volkswagen. 11 марта, четверг: Лопес показывает в GM подписанный договор с Volkswagen. 12 марта, пятница: Джек Смит навещает его и предлагает все, что только может предложить человек, занимающий его должность. 13 марта, суббота: Лопес соглашается остаться. 14 марта, воскресенье: Лопес пишет прочувствованную речь. О том, как он уже шел было по трапу самолета, но сердце позвало его назад, к родным пенатам GM. В понедельник, 15-го, за несколько часов до запланированного произнесения этой речи: Джек Смит получает записку — «Извините, я передумал». Хосе Игнасио Лопес в это время сидит в самолете, уносящем его обратно в Германию. Только уже не в Руссельсхайм, а в Вольфсбург — место расположения концерна Volkswagen. 16 марта, вторник: Лопеса официально представляют правлению VW как нового руководителя отдела закупок. К концу недели в штаб-квартире General Motors постепенно выясняется, что чудотворец улетел не один. Не хватает еще семерых сотрудников. Двоих голландцев, четверых испанцев, одного бельгийца. Так как договоров у них тоже нет, их самостийное увольнение по собственному желанию можно определить лишь по пустующим кабинетам. Разумеется, на свете случались и более приключенческие коллизии. В конце концов, как говорил лучший друг детей и менеджеров, — у нас незаменимых нет. Но если бы наша история на этом заканчивалась — а она как раз только набирала обороты! Это стало очевидно еще дней через десять, когда правление Adam Opel AG в очередной раз потрясло мир, сообщив узкой (пока еще) общественности, что никак не может найти некоторые документы. Их общий объем правление оценивало в… 10 тыс. страниц. Таким образом, по мнению Adam Opel AG, супер-Лопес унес с собой не только семерых ценных сотрудников. И не только свою менеджерскую суперголову, плотно набитую know-how по превращению расходов в доходы. Главным его багажом были слайды, дискеты, списки и чертежи. Тут-то и пришлось составлять приведенную выше хронику. Дабы определить приблизительные очертания происшедшего. По американским законам менеджер, собирающийся перейти в другую фирму, обязан придерживаться некоторых правил лояльности. А именно: как только мысль о переходе закрадывается в его сознание — известить об этом начальство. Самое позднее — перед началом предварительных переговоров с будущим работодателем. После этого он должен самоустраниться от всех мероприятий и совещаний, имеющих отношение к внутренним коммерческим и производственным секретам фирмы. Игнасио Лопес, напротив, как раз перед уходом произвел ряд энергичных действий. Результаты внутреннего расследования GM поражали своим раблезианским размахом. В ноябре 1992 года он потребовал перечень деталей и запчастей европейских фабрик Opel. Перечни занимали около 3000 страниц формата А3 и содержали захватывающую — разумеется, для специалистов — информацию. От себестоимости производства до закупочной цены. На 60 тыс. деталей. А также — детали моторов и политику фирмы вплоть до 2003 года. Для того чтобы выполнить этот запрос, штаб-квартира GM в Детройте даже любезно наняла целую компьютерную фирму. Во время же упомянутых совещаний 3–4 февраля и 8–9 марта 1993 года Игнасио Лопес, по воспоминаниям присутствующих, аккуратно собирал копии всех обсуждаемых технических документов. Еще девять ящиков общим весом в 150 кг отправились 22 февраля в путешествие по Европе. Содержимое ящиков оставалось туманным, а местом промежуточного назначения было родное село Лопеса в Баскии. Как мы помним, существовали еще семь перебежчиков. Один из них по имени Гутьеррес тоже предавался интенсивному сбору макулатуры. 23 февраля 1993 года в Руссельсхайме ему без малейших возражений выдали внутренние расчеты по моделям Omega, Corsa, Astra и Vectra. И документацию на новый дизельный мотор, который должен был появиться на рынке лишь через пару лет. Вот, собственно, все эти материалы в совокупности и составляли те 10 тыс. страниц, которых теперь так отчаянно не хватало Adam Opel AG. Вернее, концерн отчаянно подозревал, что их содержание беззаконно услаждает глаз инженеров и менеджеров Volkswagen. Не стоит повторять то, что Фердинанд Пиох, глава Volkswagen, ответил на высказанное подозрение. Скажем лишь — это было весьма энергично сформулированное отрицание. 15 апреля 1993 года руководитель юридического отдела GM ласково попросил Игнасио Лопеса просто написать расписку о том, что у него нигде не завалялись секретные документы Opel и GM. Последний решительно заверил, что его честного слова вполне достаточно. 30 апреля не до конца убежденный юрист отправился в прокуратуру города Дармштадт. Трудно искать черную кошку в темной комнате. Особенно же в эпоху копировальных аппаратов, электронной почты и микрочипов. Брюзжание господ из Opel, грозившее перелиться в неслыханный промышленный скандал, едва было не осталось брюзжанием. Но тут некстати случился один швед. Шведа звали Томас Андерсон, жил он в Висбадене. Рядом с ним обитали двое сотрудников Лопеса. Вернувшись из отпуска в конце июня 1993 года, швед обнаружил во дворе грузовик, в грузовике мешки, в мешках бумажный мусор. Еще несколько мешков стояло в подъезде. Соседи же Андерсона — синьоры Альварес и Пиацца — усердно трудились над бумагой, запихивая ее в шредеры, — если кто не знает, это такие машинки, в которые сверху засовываются осмысленные документы, а снизу выходит бумажная лапша. Наутро все испарилось как сон — грузовик, мешки, макулатура, уничтожители и бывшие соседи. Остались четыре полные коробки. Шведу коробки быстро надоели — возможно, он о них спотыкался. Он позвонил в шведское консульство. Шведское консульство позвонило в полицию. Полицейская машина коробки забрала. Через какое-то время появился некто от имени Альвареса и спросил про коробки. Однако те уже лежали в прокуратуре, которая с интересом копалась в их содержимом. «Все чудестраньше и чудестраньше», — говорила Алиса, правда, по совершенно другому поводу. В коробках действительно лежали документы, однозначно принадлежавшие Opel AG. И совершенно не предназначавшиеся для посторонних, тем более конкурирующих, глаз. Например, некоторые технические данные на так называемый O-Car — микроавтомобиль, разработанный Opel. Предположительная причина, по которой содержимое осталось нетронутым, смехотворна, но не столь абсурдна. Это были главным образом слайды и пленки. Которые по техническим причинам в уничтожитель бумаг не пропихнуть. Правление VW выдало на находку одну за другой три реакции. Ни одну из них нельзя счесть беззаветно убедительной. Или совершенно абсурдной. Первая реакция: никаких секретных документов в коробках не было. Разумное возражение: а откуда правление VW может это знать, если оно заверяет, что не видело содержимого? Второй вариант ответа: документы подсунул сам Opel, ради скандала — звучал гораздо лучше. В принципе, на нем можно было и остановиться. Но, к сожалению, последовал вариант третий, испортивший песню. Один из высоких руководителей Volkswagen выступил с публичным разъяснением. Синьоры, перешедшие на работу в VW из Opel, действительно уничтожали принадлежавшие последнему бумаги. Но по исключительно благородным соображениям. Ради того, чтобы чуждая документация не попала в руки конкурентов из Volkswagen. На это, разумеется, много чего можно возразить. Последовавший за этой находкой обмен аргументами нельзя назвать продуктивным. При всей живости словарного запаса участников. Представители Volkswagen строго придерживались версии: «У нас ничего нет, а если есть, то подсунуто». Представители Opel-General Motors монотонно твердили: «Нас обокрали!», требовали изгнания Лопеса из VW и подсчитывали убытки. Игнасио Лопес, к которому прилип обидный эпитет «скандально известный», думал, что делать с 1,5 млрд убытка, которые достались ему в наследство от прежних менеджеров VW. Шеф Volkswagen Фердинанд Пиох клялся, что не расстанется со своим новым чудо-менеджером ни при каких обстоятельствах. Приступ товарищества отчасти объяснялся тем, что уволить Лопеса означало бы признать справедливость претензий Opel. 26 августа 1993 года прокуратура унесла из бюро Volkswagen дискеты, рукописи и, кажется, даже центральный компьютер. Мельницы правосудия мелют медленно. Особенно в Европе. Прокуратура читала конфискованные документы с такой вдумчивостью, что дело грозило затянуться лет на 50. Решение, как это часто случается, пришло из Америки. Дело в том, что немецкое законодательство о промышленном шпионаже требует от истца доказать, что шпион не только похитил, но и применил на практике незаконные секреты. Американский же закон требует всего-навсего доказать, что материалы были похищены. 27 июня 1994 года в дело включилось ФБР — затребовав акты германской прокуратуры. После чего события приобрели утраченную было динамику. Всего-то через полтора года — 26 ноября 1996 года — американский суд в городе Детройте принял иск Opel-General Motors к рассмотрению. На основании закона… об организованной преступности, который позволяет суду ни больше ни меньше — утраивать сумму денежного штрафа, указанного в иске. Так как эксперты Opel уже насчитали 5 млрд убытка — проигранный процесс вполне может обойтись VW в 15 млрд. Разумеется, в космически скверном случае. Нельзя сказать, что космически скверный случай казался правлению VW таким уж неизбежным. Однако за два дня, прошедших с момента подачи иска в Детройте, акции Volkswagen упали на бирже на 5 %. Единственное разумное решение прямо-таки бросалось в глаза. Срочно выпроваживать чудо-менеджера и без лишнего шума, полюбовно улаживать дело. Вскоре после полуночи 29 ноября этого года Игнасио Лопес торжественно попросил об отставке. Каковую незамедлительно получил от экстренно собравшегося правления. Сумму выплаченного ему единовременного пособия по внезапно наступившей безработице журналисты оценивают в сумму от 4 до 11 млн марок. В зависимости от лихости печатного органа. Самое скверное, что Opel AG после этого жеста доброй воли даже и не подумал отозвать свой иск.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.