- 781 Просмотр
- Обсудить
Он Перед нами Открывает душу, А может быть, и новые моря, И новую неведомую сушу, И глубь, и высь... Короче говоря — Вдруг видно все, чему еще не верят К вчерашнему привычные глаза, Чего вершки вчерашние не мерят, Вчерашние не держат тормоза. Как открывает новую планету Среди небесной бездны астроном, Так открывать приходится поэту Весь этот мир. Ведь ни о чем ином — Об этом, что ни миг, то новом мире Ведет он нескончаемый рассказ, И горизонты делаются шире От этого у каждого из нас.
Леонид Мартынов. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Всё — Как он набирался сил, Как в небесах владел собой И невесомость выносил — Да пусть почувствует любой Из нас! Он делал все для нас с тобой, Он делал все за нас с тобой, Над нашими плечами мчась. Вознесся В космос человек, Оставив за своей спиной Свой шар земной с его весной, С его «холодною войной», Со стужей, вклинившейся в зной, И с кипятком подземных рек Под леденистой пеленой. Вознесся В космос человек, Но это вовсе не побег Из повседневности земной. Вознесся В космос человек, Секретом неба овладел, И возвратился человек И снова землю оглядел: Напрашивается масса дел! Еще недужен лик земли, Еще витает горький прах Сынов земли, которых жгли Вчера на атомных кострах. А сколько на земле калек! Поставим этому предел, Поскольку, силою богат, Ворвался в космос человек, И возвратился он назад, И убедился человек, Что доброй воле Нет преград!
Леонид Мартынов. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Мои Товарищи, Поэты, Вы Быль и явь И тайный знак, Любые времени приметы Читать умеете ли так, Как Ленин свежие газеты Читал в Разливе у костра? Мне Кажется: У нас, Поэты, Мысль Недостаточно Остра!
Леонид Мартынов. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Где Ленин? Ленин в Мавзолее. И на медали. И в звезде. Где Ленин? Даты, юбилеи... Но где же Ленин? Ленин где? Где Ленин? Он на полках книжных. Но не стоять же целый век На постаментах неподвижных Ему во мгле библиотек! Где Ленин? Поздний вечер манит Спокойно погрузиться в сны, Но Ленин вдруг в окно заглянет: — А все вопросы решены? Где Ленин? Вот его квартира, Вот кабинет его в Кремле. Где Ленин? Там, где судьбы мира Вершат народы на земле!
Леонид Мартынов. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Теперь, Когда столь много новых книг И многому идет переоценка, Я как-то заново прочел дневник Шевченко. И увидел я Шевченко — Великого упрямца, хитреца, Сумевшего наперекор запретам Не уступить, не потерять лица, Художником остаться и поэтом, Хоть думали, что дух его смирят И памяти о нем мы не отыщем. Итак, Таивший десять лет подряд Свои творения за голенищем, Уволенный от службы рядовой, Еще и вовсе не подозревая Своей грядущей славы мировой, А радуясь, что вывезла кривая, Устроился на пароходе «Князь Пожарский» плыть из Астрахани в Нижний. Компанья славная подобралась. И ближнего не опасался ближний: Беседуя, не выбирали слов, Сужденья становились все бесстрашней. Был мил владелец рыбных промыслов, Еще милее — врач его домашний. И капитан, прекрасный человек, Открыв заветные свои портфели, Издания запретные извлек, И пассажиры пели, как Орфеи. Читались хомяковские стихи, Вот эти: «Кающаяся Россия», И обличались старые грехи: Мол, времена пришли теперь такие, Что в либеральный лагерь перешел И Бенедиктов даже. Вы бы знали, Как он, певец кудряшек, перевел «Собачий пир» Барбье! В оригинале Стихотворение звучит не столь Блистательно, как в переводе этом. Не стало Тормоза — ведь вот в чем соль! И Бенедиктов сделался поэтом. Вот что рука Шевченко в дневнике С великим восхищеньем отмечала. И «Князь Пожарский» шлепал по реке, Машина все стучала и стучала. Погода становилась холодна, Готовя Волгу к ледяным оковам. Пройдя Хвалынск, читали Щедрина. «Благоговею перед Салтыковым»,— Писал Шевченко. К жизни возвращен, Он радовался и всему дивился. Так в Нижний Новгород и прибыл он, И в Пиунову Катеньку влюбился, И возмечтал, что «Фауста» прочесть Она должна с нижегородской сцены. Но, глупая, отвергла эту честь И страсть его отвергнула надменно. И все-таки он духом не поник: — А я-то думал, что она святая! И многое еще Вместил дневник, И волновался я, его читая. Смотрите! Вот как надобно писать И мемуары и воспоминанья, Писать, чтоб душу грешную спасать, Писать, как возвращаясь из изгнанья! Писать, чтоб сколько уз ни разорви И в чьем ни разуверься дарованье, А получилась повесть о любви, Очарованье, разочарованье! Писать как дикий, чтоб потом тетрадь Без оговорок ринуть всем в подарок И снова воскресать и умирать Таким, каким родился,— без помарок!
Леонид Мартынов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1990.
Вот И лето на пороге: Реют пчелы-недотроги, Величаво карауля Привлекательные ульи, Чтобы всякие тревоги Потонули в мерном гуле, Как набаты тонут в благовесте, И в июне, И в июле, И в особенности В августе.
Леонид Мартынов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1990.
Вездеход, Бульдозер, Самосвал... Кажется, я все обрисовал И детально все изобразил, Как я все на свете создавал, И покровы всякие срывал, И куда и что перевозил. Но чего-то я не отразил? А! Наверное, как сох ковыль И как черный смерч в степях вставал, И пустел простор, и пустовал Нововозведенный сеновал. Видимо, прошел автомобиль, Вездеход, бульдозер, самосвал И окутал все в такую пыль, Тяжелее всяких покрывал. Вот откуда в памяти провал. Но ведь это тоже явь и быль, Чтобы это ты не забывал, Вездеход, бульдозер, самосвал!
Леонид Мартынов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1990.
Еще существовал Санкт-Петербург, В оцепененье Кремль стоял московский, И был юнцом лохматым Эренбург, Да вовсе молод был и Маяковский, И дерзости Давида Бурлюка У многих возмущенье вызывали, И далеко не все подозревали, Насколько все-таки Она близка. Но вот На Польшу Пал шрапнельный град, И клял тевтона Игорь Северянин, И Питер превратился в Петроград, И говорили: тот убит, тот ранен. Георгиевские кресты Посеребрили зелень гимнастерок, И первые безмолвные хвосты У булочных возникли: Хлеб стал дорог! Я был Еще ребенком. О войне Читал рассказы и стихотворенья, И было много непонятно мне, Как толки о четвертом измеренье,— Куда от мерзкой яви ускользнуть Мечтали многие из старших классов, Хотя и этот преграждался путь Толпой папах, околышей, лампасов. А я Не в эту сторону держал, И даже, нет, не к Александру Грину, Но гимназический мундирчик жал, Я чувствовал: его я скоро скину. Меня влекли надежда и тоска В тревожном взоре Александра Блока,— Еще не все я понимал глубоко, Но чуял: Революция Близка!
Леонид Мартынов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1990.
Пахнет день Машинным отделеньем Переполненного парохода. К берегам Плывем мы отдаленным, И хоть ближе год они от года — Разве что грядущим поколеньям, Наконец, покажется природа Широко раскинувшимся лоном, На котором отдохнуть охота, Расставаясь с блещущим салоном Комфортабельного Самолета.
Леонид Мартынов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1990.
Редко Перечитываем классиков. Некогда. Стремительно бегут Стрелки строго выверенных часиков — Часики и классики не лгут. Многое Порою не по сердцу нам, А ведь в силах бы из нас любой Взять бы да, как Добролюбов с Герценом, И поспорить хоть с самим собой. Но к лицу ли Их ожесточенье нам? ...И любой, сомненьями томим, Нудно, точно Гончаров с Тургеневым, Препирается с собой самим.
Леонид Мартынов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1990.
Трудолюбив, Как первый ученик, Я возмечтал: плоды науки сладки. Но, сконцентрировав мильоны книг На книжных полках в умном распорядке, Я в здравый смысл прочитанного вник И не способен разгадать загадки: Когда и как весь этот мир возник? И все подряд предположенья шатки. И тут Инстинкт мне говорит: «Проверь Все это мной!» И вот брожу, как зверь, Я в дебрях книг, и прыгаю, как птица, Я в книжных чащах, и, как червь, точу Бумагу их — так яростно хочу Всему первоисточника добиться. И в мотылька, который на свечу Летит, ловчусь я снова превратиться, И, будто спора некая, лечу Туда, куда ракетам и не взвиться, И чувствую, что, может быть, теперь Мне разрешит Вселенная: «Измерь Температуру жуткой лихорадки, Которой пышет солнца смутный лик, И ощути, как мчатся без оглядки Планет и звезд бесплотные остатки. Уверены, что ты их не настиг». И кажется, что в тайну я проник. Но дальше что? И снова лишь догадки, И вновь Луна Чадит мне, как ночник, И бездна вновь со мной играет в прятки.
Леонид Мартынов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1990.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.