- 1213 Просмотров
- Обсудить
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.Листва закипает, как наши двадцатые, Когда Маяковский с Асеевым в дружестве Писали стихи о любви и о мужестве, Неугомонные и угловатые; Когда Пастернак в бормотанье восторженном, Стремительном, миротворяще-встревоженном, Слагал свои строки и тут же выбрасывал, Сквозь жизнь пробираясь движением брассовым; Когда над Есениным рдяными красками Пылали все зори рязанские истово, И Хлебников числа свои перелистывал И впроголодь пел, детворою обласканный. Листва закипает, как годы начальные, Уже отдаленные дымкой забвения, И новые к жизни идут поколения, Но листья кипят, будто годы те дальные, Те годы начальные, годы двадцатые: Мы нищие были, мы были богатые.
Москва: Художественная литература, 1966.
Не с первого взгляда, не с первого взгляда, А просто молчанье, а просто отрада, А после - досада, а после - смятенье И первое пылкое стихотворенье. Потом - замешательство, робость, признанье, И вспышка отваги, и - на расстоянье Не то обожанье, не то упоенье, И новое пылкое стихотворенье, А дальше - разлука, бессоница, страхи, И снова отвага, и охи, и ахи, И звезды восторга, и гроздь винограда. Не с первого взгляда, не с первого взгляда.
Лев Озеров. Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Москва: Художественная литература, 1978.
О тебе я хочу думать. Думаю о тебе. О тебе не хочу думать. Думаю о тебе. О других я хочу думать. Думаю о тебе. Ни о ком не хочу думать. Думаю о тебе.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Когда в последних числах мая Днепр покидает острова, Со щебетом, еще слепая, Вылупливается листва, Когда картавая грачиха Раскачивает провода, Проходит дождь, свежо и тихо, С Тарасовской бежит вода, Когда все движется, все живо, И синева - бескрайний звон,- Тогда - в час вешнего разлива,- Мне люб и тон, и полутон, И по ветру летящий волос, И эти гулкие мосты, И шепоток, и громкий голос, И вся вселенная, и ты.
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
Лирика. Три звездочки. Это не коньяк. Это я буланого тороплю коня. Это я желанную радость тороплю. - Приходи, побудь со мной, я тебя люблю! - Помни, помни, помни,- обращаюсь к ней. С нею нелегко мне, без нее трудней... Лирика. Любовь моя, вновь живи, дыши! Вновь душа открыта для другой души. Это звезды колются, воздух звенит, Это колокольцы льются в зенит. Это винограда тугая гроздь, Это я хозяин, А ты мой гость. Накормлю, напою, песню спою. Заходи, пожалуйста, в книгу мою!
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
Бревенчатый дом. За оградою, В просветах листвы, меж ветвей, Упиваясь весной и радуясь, Мальчишка гонял голубей. Пушистые, белые, скорые, Под небом кружились светло. Я думал о детстве, которое Без голубей прошло. Что думать! За холодом-голодом Пропал, простыл его след. Теперь никаким золотом Не вернешь его - нет... Тревожные годы. Молчишь. Листвой Деревья шумят о своем. ...Мы сразу, минуя мальчишество, Задумчивыми растем.
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
Я замечал: пройдет гроза И все к лазури устремится: Листва, ребячьи голоса, Серебряные капли, птицы. Земли весенней теплый дым Уходит в небо голубое - Оно сияет над тобою Не моложавым - молодым. А там - цветное коромысло. Хотят все люди в этот миг Перерасти себя самих,- Без этого грозы не мыслю.
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
Я видел степь. Бежали кони. Она подрагивала чуть И элеватора свечу Держала на своей ладони. И зелень в синеву лилась, И синь легла на все земное, И устанавливалась связь Меж степью, высотой и мною. Та связь была, как жизнь, прочна. И только туча дымной пыли, Которую копыта взбили, Была от нас отделена.
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
Я на то и рожден, чтоб взрывать ноздреватые скалы, Посылать на Чукотку бочонки медовые дынь. Дело в том, что меня в городские сады не пускали,- Потому-то я пью, выпиваю глазами озерную синь. Для меня три столетья садовой скамьи не хватало, И меня не видала дубов узловатых толпа, Осужденного чахнуть в горбатых и пыльных кварталах, Где тряпье и чужая яичная скорлупа. Есть такие минуты, когда совершенно излишни Все слова, все запасы богатого языка. Добрый день, соловей! Добрый день, почти черные вишни! Здравствуй, запах глубокий гвоздики и табака!
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
1 Как ребенок в полной ванне - Сад в воде стоит по горло. У него дыханье сперло, Как у нас при расставанье С матерью. А небо серо И разодрано на клочья. Что ты будешь делать ночью, Сад, задумчивый не в меру? Будешь, всхлипывая, слушать Как, сверкая, до рассвета Капли улетают с веток, А кругом - светлей и глуше. 2 Доброй ночи, милый друг, За окном - ни души, Только лужи, только луг, Только липы - хороши. Воздух терпкий и густой Сложен из медовых плит,- Если упадет листок - До земли не долетит. В яхонтах, в брильянтах сад - То ли капельки висят, То ль кристаллы в воздухе, То ль мигают звезды. В сад распахнуто окно, Усыпительно темно, Тишина звенит, стрекочет: Доброй ночи!
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
Я и пред смертью вспомню эту кручу, И весь в огнях распластанный Подол, И то, как здесь я к радости пришел При виде звезд, при виде синей тучи, Плывущей с юга. Я глядел туда, Где неустанно темная вода Огни Подола и луну дробила, Где двигался моторки уголек, Туда, где светлый выступал песок. Я знал: такая в этой ночи сила, Такая убедительность, что мой Немел язык и я не шел домой. И чем стоял здесь дольше, тем сильнее Я понимал - нет горя у меня; И все пойдет на лад день ото дня В моем дому; что круча есть, над нею Стоят деревья темные, шепчась; Что стала ночь внимательней и тише. И мне казалось: в этот час Я будущее слышу.
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
Старик тунгус, приехавший на съезд, Задет лучами праздничного света. Он теплый бублик на морозе ест И ходит не спеша вокруг поэта, Который шляпу комкает в руке. Старик глядит на памятник высокий И на родном тунгусском языке Тихонько шепчет пушкинские строки.
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
Перед дождем затрепетали листья, Мелькала то изнанка, то ребро, И в речке зазвенело серебро. На ветке каркнула ворона голосисто, Роняя черное перо. Вдали в тумане лиловеет лес, И где-то едет, грохоча, телега, И капля первая - тяжелая на вес - Упала, пыльным шариком забегав. Насторожился лес, на все готовый, Угрюмый, сумрачный - В нем смолкнул птичий гам. Дрожь пробежала по его верхам. Глухонемой, он жаждал слышать слово Тяжелых, над землей плывущих облаков. Он ждал. Он был суров. Потом запахли сыростью грибы, И старческими пальцами дубы За землю ухватились с перепуга. Внезапно потемнела зелень луга, И молнии стремительный излом Вдруг показал нам самый дальний дом. И гром с высокой лестницы ядром Стал скатываться. Женщина с ведром Бежит, бежит по лужам в платье белом, Подставила ведро под водосток, И хлынул по ведру железный стук, И, наполняясь медленно, запело Ведро. И ливня зыбкая стена С тяжелым звоном рушилась. Она Перемещалась влево, вправо, влево, Меняя направленья и напевы. Лило, лило. И вот по небу тучи Плывут, уже не задевая сучьев. Светло, и только дождика иголочки слегка Тревожат в озере вторые облака. Одни еще гремели водостоки, Потом и те замолкли. Все молчало. И просияло небо на востоке,- Природа начинала жить сначала. И полукруг, цветистый и летучий, Уперся в шпиль далекой каланчи, И, выглянув из-за последней тучи, К земле, подрагивая, тянутся лучи, И птицы пьют пространство голубое, И в высоту стремятся тополя, И, тяжело дыша, как после боя, Дымится мокрая земля.
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
Прошла гроза. Дымился лес, Густой, просмоленный и едкий, И дым, приподымая ветки, Как бы тянул их до небес. И вот под мглистой синевою Литых стволов звенела медь. Теперь-то скрытым за листвою Промокшим птицам и греметь... И на внезапном коромысле Гора и тополя повисли, И вверх взлетели взгляд и мысль, И листья к небу прикасались. И для того гроза, казалось, Чтоб вся земля тянулась ввысь.
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
Играл застенчивый старик, Приземистый, крепкоголовый. Я понял: искренность - не крик, Поэзия - не только слово. Я слушаю: в моей груди Шумят и клонятся колосья, Бормочут сосны и гудит Земли орган многоголосый. И, как земля, ревет орган,- Как будто с Бахом мы шагнули Вдвоем с вулкана на вулкан И заблудились в этом гуле. Дрожит игольчатый собор, Поют лужайки и поляны, И прорезает стройный хор Ребенка голосок стеклянный. И в гулкий купол голубой Плывет органа вздох огромный. Вот он позвал нас за собой, И мы бежим из наших комнат. Земных глубин глубокий стон, И гул разбуженных столетий, И ровный свет со всех сторон, И мысль чиста при этом свете. Здесь все - природы страшный рев И катанные ядра грома. Здесь все - ни выкриков, ни слов, Ни одиночества, ни дома. Здесь Бах царит, здесь топчет он Страстишек человечьих мелочь, Он раздвигает небосклон И в будущее смотрит смело. О, если б мне такой размах, Такая дерзостная сила, Чтобы, рожденная в стихах, Она в сердца переходила, Чтоб люди услыхали в них Не только силу песнопений, Но голос будущих, живых, Еще не живших поколений!..
Лев Озеров. Лирика. 1931-1966.
Москва: Художественная литература, 1966.
Всю жизнь я собираюсь жить. Вся жизнь проходит в ожиданье, И лишь в короткие свиданья, Когда немыслимо решить, Что значит быть или не быть, Меж гордым мигом узнаванья И горьким мигом расставанья — Живу, а не готовлюсь жить.
Лев Озеров. Избранные стихотворения.
Москва: Художественная литература, 1974.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.