Меню
Назад » »

Лев Николаевич Толстой. Война и мир. Том 1 (3)

    V.

  
   Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она
  знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде
  с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее
  исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее
  выражало только беспокойство и страх.
   -- Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? -- сказала она, догоняя
  его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о). --
  Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу
  привезти моему бедному мальчику?
   Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал
  пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно
  улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
   -- Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в
  гвардию, -- просила она.
   -- Поверьте, что я сделаю все, что могу, княгиня, -- отвечал князь
  Василий, -- но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к
  Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
   Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий
  России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи.
  Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему
  единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась
  и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю
  виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда-то красивое лицо ее
  выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась
  и крепче схватила за руку князя Василия.
   -- Послушайте, князь, -- сказала она, -- я никогда не просила вас,
  никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к
  вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду
  считать вас благодетелем, -- торопливо прибавила она. -- Нет, вы не
  сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon
  enfant que vous аvez été, [67] -- говорила она, стараясь улыбаться,
  тогда как в ее глазах были слезы.
   -- Папа, мы опоздаем, -- сказала, повернув свою красивую голову на
  античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
   Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез.
  Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за
  всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко
  употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако,
  после ее нового призыва, что-то вроде укора совести. Она напомнила ему
  правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он
  видел по ее приемам, что она -- одна из тех женщин, особенно матерей,
  которые, однажды взяв себе что-нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока
  не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные,
  ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение
  поколебало его.
   -- Chère Анна Михайловна, -- сказал он с своею всегдашнею
  фамильярностью и скукой в голосе, -- для меня почти невозможно сделать то,
  что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного
  отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот
  вам моя рука. Довольны вы?
   -- Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как
  вы добры.
   Он хотел уйти.
   -- Постойте, два слова. Une fois passé aux gardes... [68] --
  Она замялась: -- Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте
  ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж...
   Князь Василий улыбнулся.
   -- Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как
  он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни
  сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
   -- Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой...
   -- Папа! -- опять тем же тоном повторила красавица, -- мы опоздаем.
   -- Ну, au revoir, [69] прощайте. Видите?
   -- Так завтра вы доложите государю?
   -- Непременно, а Кутузову не обещаю.
   -- Нет, обещайте, обещайте, Basile, [70] -- сказала вслед ему
  Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда-то, должно быть,
  была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
   Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все
  старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то
  же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась
  к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что
  слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
   -- Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan?
  [71] -- сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comédie des peuples
  de Gênes et de Lucques, qui viennent présenter leurs voeux à M. Buonaparte
  assis sur un trône, et exauçant les voeux des nations! Adorable! Non,
  mais c'est à en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la
  tête. [72]
   Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
   -- "Dieu me la donne, gare à qui la touche", -- сказал он (слова
  Бонапарте, сказанные при возложении короны). -- On dit qu'il a été très beau
  en prononçant ces paroles, [73] -- прибавил он и еще раз
  повторил эти слова по-итальянски: "Dio mi la dona, guai a chi la tocca".
   -- J'espère enfin, -- продолжала Анна Павловна, -- que ça a été
  la goutte d'eau qui fera déborder le verre. Les souverains ne peuvent plus
  supporter cet homme, qui menace tout. [74]
   -- Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, -- сказал виконт
  учтиво и безнадежно: -- Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis
  XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, -- продолжал он
  одушевляясь. -- Et croyez-moi, ils subissent la punition pour leur trahison
  de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs
  complimenter l'usurpateur. [75]
   И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит,
  долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем
  телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей,
  рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким
  значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
   -- Bâton de gueules, engrêlé de gueules d'azur -- maison
  Condé,[76] -- говорил он.
   Княгиня, улыбаясь, слушала.
   -- Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, -- продолжал
  виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле,
  лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, -- то дела
  пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я
  разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда...
   Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что-то:
  разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
   -- Император Александр, -- сказала она с грустью, сопутствовавшей
  всегда ее речам об императорской фамилии, -- объявил, что он предоставит
  самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся
  нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, --
  сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
   -- Это сомнительно, -- сказал князь Андрей. -- Monsieur le vicomte
  [77] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком
  далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
   -- Сколько я слышал, -- краснея, опять вмешался в разговор Пьер, --
  почти все дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
   -- Это говорят бонапартисты, -- сказал виконт, не глядя на Пьера. --
  Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
   -- Bonaparte l'a dit, [78] -- сказал князь Андрей с усмешкой.
   (Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на
  него, против него обращал свои речи.)
   -- "Je leur ai montré le chemin de la gloire" -- сказал он после
  недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: -- "ils n'en ont pas
  voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont précipités en
  foule"... Je ne sais pas à quel point il a eu le droit de le dire.
  [79]
   -- Aucun, [80] -- возразил виконт. -- После убийства герцога
  даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si même ça
  a été un héros pour certaines gens, -- сказал виконт, обращаясь к Анне
  Павловне, -- depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le
  ciel, un héros de moins sur la terre.[81]
   Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта,
  как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и
  предчувствовавшая, что он скажет что-нибудь неприличное, уже не могла
  остановить его.
   -- Казнь герцога Энгиенского, -- сказал мсье Пьер, -- была
  государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что
  Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
   -- Dieul mon Dieu![82] -- страшным шопотом проговорила Анна
  Павловна.
   -- Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur
  d'âme, [83] -- сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к
  себе работу.
   -- Ah! Oh! -- сказали разные голоса.
   -- Capital![84] -- по-английски сказал князь Ипполит и
  принялся бить себя ладонью по коленке.
   Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков
  на слушателей.
   -- Я потому так говорю, -- продолжал он с отчаянностью, -- что Бурбоны
  бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять
  революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться
  перед жизнью одного человека.
   -- Не хотите ли перейти к тому столу? -- сказала Анна Павловна.
   Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
   -- Нет, -- говорил он, все более и более одушевляясь, -- Наполеон
  велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления,
  удержав все хорошее -- и равенство граждан, и свободу слова и печати -- и
  только потому приобрел власть.
   -- Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы
  ее законному королю, -- сказал виконт, -- тогда бы я назвал его великим
  человеком.
   -- Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем,
  чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого
  человека. Революция была великое дело, -- продолжал мсье Пьер, выказывая
  этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и
  желание все полнее высказать.
   -- Революция и цареубийство великое дело?...После этого... да не хотите
  ли перейти к тому столу? -- повторила Анна Павловна.
   -- Contrat social, [85] -- с кроткой улыбкой сказал виконт.
   -- Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
   -- Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, -- опять перебил
  иронический голос.
   -- Это были крайности, разумеется, но не в них все значение, а значение
  в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и
  все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
   -- Свобода и равенство, -- презрительно сказал виконт, как будто
  решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей,
  -- все громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит
  свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство.
  Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а
  Бонапарте уничтожил ее.
   Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на
  хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на
  свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные
  Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она
  убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и,
  присоединившись к виконту, напала на оратора.
   -- Mais, mon cher m-r Pierre, [86] -- сказала Анна Павловна,
  -- как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога,
  наконец, просто человека, без суда и без вины?
   -- Я бы спросил, -- сказал виконт, -- как monsieur объясняет 18
  брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement
  à la manière d'agir d'un grand homme. [87]
   -- А пленные в Африке, которых он убил? -- сказала маленькая княгиня.
  -- Это ужасно! -- И она пожала плечами.
   -- C'est un roturier, vous aurez beau dire, [88] -- сказал
  князь Ипполит.
   Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у
  него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него,
  напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и
  даже несколько угрюмое лицо и являлось другое -- детское, доброе, даже
  глуповатое и как бы просящее прощения.
   Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец
  совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
   -- Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? -- сказал князь Андрей.
  -- Притом надо в поступках государственного человека различать поступки
  частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
   -- Да, да, разумеется, -- подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему
  подмогой.
   -- Нельзя не сознаться, -- продолжал князь Андрей, -- Наполеон как
  человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает
  руку, но... но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
   Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера,
  приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.
   -- -- -
   Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося
  присесть, заговорил:
   -- Ah! aujourd'hui on m'a raconté une anecdote moscovite, charmante: il
  faut que je vous en régale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte
  en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [89]
   И князь Ипполит начал говорить по-русски таким выговором, каким говорят
  французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно,
  настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
   -- В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно
  было иметь два valets de pied [90] за карета. И очень большой
  ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre, [91]
  еще большой росту. Она сказала...
   Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
   -- Она сказала... да, она сказала: "девушка (à la femme de chambre),
  надень livrée [92] и поедем со мной, за карета, faire des visites".
  [93]
   Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей,
  что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том
  числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
   -- Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа,
  и длинны волоса расчесались...
   Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь
  этот смех проговорил:
   -- И весь свет узнал...
   Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его
  рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по-русски,
  однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита,
  так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера.
  Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем
  и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.
  
  

    VI.

  
   Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soirée, [94] гости
  стали расходиться.
   Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с
  огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще
  менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что-нибудь особенно
  приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы
  захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая
  султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его
  рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением
  добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с
  христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и
  сказала:
   -- Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои
  мнения, мой милый мсье Пьер, -- сказала она.
   Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и
  показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только
  вот что: "Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый". И
  все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
   Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему
  ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом,
  вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной
  княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
   -- Идите, Annette, вы простудитесь, -- говорила маленькая княгиня,
  прощаясь с Анной Павловной. -- C'est arrêté, [95] -- прибавила она
  тихо.
   Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она
  затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
   -- Я надеюсь на вас, милый друг, -- сказала Анна Павловна тоже тихо, --
  вы напишете к ней и скажете мне, comment le père envisagera la chose. Au
  revoir, [96] -- и она ушла из передней.
   Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое
  лицо, стал полушопотом что-то говорить ей.
   Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат
  говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им,
  французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но
  не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала
  смеясь.
   -- Я очень рад, что не поехал к посланнику, -- говорил князь Ипполит:
  -- скука... Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
   -- Говорят, что бал будет очень хорош, -- отвечала княгиня, вздергивая
  с усиками губку. -- Все красивые женщины общества будут там.
   -- Не все, потому что вас там не будет; не все, -- сказал князь
  Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал
  надевать ее на княгиню.
   От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго
  не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую
  женщину.
   Она грациозно, но все улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула
  на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
   -- Вы готовы? -- спросил он жену, обходя ее взглядом.
   Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по-новому,
  был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую
  лакей подсаживал в карету.
   -- Рrincesse, au revoir, [97] -- кричал он, путаясь языком так
  же, как и ногами.
   Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял
  саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
   -- Па-звольте, сударь, -- сухо-неприятно обратился князь Андрей
  по-русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
   -- Я тебя жду, Пьер, -- ласково и нежно проговорил тот же голос князя
  Андрея.
   Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся
  отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти
  до дому.
   -- -- -
   -- Eh bien, mon cher, votre petite princesse est très bien, très bien,
  -- сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. -- Mais très bien. -- Он
  поцеловал кончики своих пальцев. -- Et tout-à-fait française.
  [98]
   Ипполит, фыркнув, засмеялся.
   -- Et savez-vous que vous êtes terrible avec votre petit air innocent,
  -- продолжал виконт. -- Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui
  se donne des airs de prince régnant.. [99]
   Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
   -- Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames
  françaises. Il faut savoir s'y prendre. [100]
   Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя
  Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с
  полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее
  из середины.
   -- Что ты сделал с m-lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, -- сказал,
  входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
   Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул
  оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
   -- Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело...
  По-моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать... Но только не
  политическим равновесием...
   Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
   -- Нельзя, mon cher, [101] везде все говорить, что только
  думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что-нибудь? Кавалергард ты
  будешь или дипломат? -- спросил князь Андрей после минутного молчания.
   Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
   -- Можете себе представить, я все еще не знаю. Ни то, ни другое мне не
  нравится.
   -- Но ведь надо на что-нибудь решиться? Отец твой ждет.
   Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером-аббатом за
  границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в
  Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: "Теперь ты поезжай
  в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на все согласен. Вот тебе письмо к князю
  Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога". Пьер уже
  три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему
  князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
   -- Но он масон должен быть, -- сказал он, разумея аббата, которого он
  видел на вечере.
   -- Все это бредни, -- остановил его опять князь Андрей, -- поговорим
  лучше о деле. Был ты в конной гвардии?...
   -- Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать.
  Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы
  понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии
  против величайшего человека в мире... это нехорошо...
   Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид,
  что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный
  вопрос трудно было ответить что-нибудь другое, чем то, что ответил князь
  Андрей.
   -- Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было,
  -- сказал он.
   -- Это-то и было бы прекрасно, -- сказал Пьер.
   Князь Андрей усмехнулся.
   -- Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не
  будет...
   -- Ну, для чего вы идете на войну? -- спросил Пьер.
   -- Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду... -- Oн
  остановился. -- Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь
  -- не по мне!
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar