Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате,
прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не
думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не
могла бы понять их. Она думала все об одном -- о своем горе, которое теперь,
после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее
прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться.
С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу
голоса стали затихать, пропел петух, из-за лип стала выходить полная луна,
поднялся свежий, белый туман-роса, и над деревней и над домом воцарилась
тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего -- болезни
и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на
этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление
его смерти, которое -- она чувствовала -- она была не в силах созерцать даже
в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти
представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они
казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из
сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что-то бессильным языком,
дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
"Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей
смерти, -- думала она. -- Он всегда думал то, что он сказал мне". И вот ей
со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне
сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его
воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя
к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к
его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что-то с Тихоном. Ему,
видно, хотелось поговорить. "И отчего он не позвал меня? Отчего он не
позволил быть мне тут на месте Тихона? -- думала тогда и теперь княжна
Марья. -- Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его
душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он
говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и
понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? -- думала она. -- Может
быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда
в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а
я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном,
который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую,
-- он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он
закричал: "Дурак". Ему тяжело было. Я слышала из-за двери, как он, кряхтя,
лег на кровать и громко прокричал: "Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж
бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы,
он сказал бы мне это слово". И княжна Марья вслух произнесла то ласковое
слово, которое он сказал ей в день смерти. "Ду-ше-нь-ка!- повторила княжна
Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь
перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя
помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо -- робкое и слабое,
которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он
говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и
подробностями.
"Душенька", -- повторила она.
"Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь?- вдруг
пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем
выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком
лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и
убедилась, что это не только не был он, но что-то таинственное и
отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела
молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела
на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и
чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
-- Дуняша! -- прошептала она. -- Дуняша! -- вскрикнула она диким
голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к
ней няне и девушкам.
17-го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из
плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати
верстах от Богучарова, поехали кататься верхами -- попробовать новую,
купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими
армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и
французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир,
желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в
Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в
Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую
дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и
смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была
именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в
изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в
улицу деревни Богучарова.
-- Ты вперед взял, -- говорил раскрасневшийся Ильин.
-- Да, все вперед, и на лугу вперед, и тут, -- отвечал Ростов,
поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
-- А я на французской, ваше сиятельство, -- сзади говорил Лаврушка,
называя французской свою упряжную клячу, -- перегнал бы, да только срамить
не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на
подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими
бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую-то
нескладную песню, подошли к офицерам.
-- Молодцы! -- сказал, смеясь, Ростов. -- Что, сено есть?
-- И одинакие какие... -- сказал Ильин.
-- Развесе...oo...ооо...лая бесе... бесе...- распевали мужики с
счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
-- Вы из каких будете? -- спросил он.
-- Французы, -- отвечал, смеючись, Ильин. -- Вот и Наполеон сам, --
сказал он, указывая на Лаврушку.
-- Стало быть, русские будете? -- переспросил мужик.
-- А много вашей силы тут? -- спросил другой небольшой мужик, подходя к
ним.
-- Много, много, -- отвечал Ростов. -- Да вы что ж собрались тут? --
прибавил он. -- Праздник, что ль?
-- Старички собрались, по мирскому делу, -- отвечал мужик, отходя от
него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек
в белой шляпе, шедшие к офицерам.
-- В розовом моя, чур не отбивать! -- сказал Ильин, заметив решительно
подвигавшуюся к нему Дуняшу.
-- Наша будет! -- подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
-- Что, моя красавица, нужно? -- сказал Ильин, улыбаясь.
-- Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
-- Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
-- Бе...се...е...ду...шка! -- распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь
и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к
Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
-- Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, -- сказал он с
почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и
заложив руку за пазуху. -- Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого
числа генерал-аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в
затруднении по случаю невежества этих лиц, -- он указал на мужиков, --
просит вас пожаловать... не угодно ли будет, -- с грустной улыбкой сказал
Алпатыч, -- отъехать несколько, а то не так удобно при...- Алпатыч указал на
двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около
лошади.
-- А!.. Алпатыч... А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно!
А?.. -- говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных
стариков и улыбнулся.
-- Или, может, это утешает ваше сиятельство? -- сказал Яков Алпатыч с
степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
-- Нет, тут утешенья мало, -- сказал Ростов и отъехал. -- В чем дело?
-- спросил он.
-- Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не
желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с
утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
-- Не может быть! -- вскрикнул Ростов.
-- Имею честь докладывать вам сущую правду, -- повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому,
расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение
княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело,
что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по
требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы
ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не
выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они
выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали
(больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя
выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они
по-старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья,
несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и
хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов,
кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
-- Батюшка! отец родной! бог тебя послал, -- говорили умиленные голоса,
в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к
ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет.
Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его
за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым
взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом.
Ростову тотчас же представилось что-то романическое в этой встрече.
"Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых,
бунтующих мужиков! И какая-то странная судьба натолкнула меня сюда! -- думал
Ростов, слушяя ее и глядя на нее. -- И какая кротость, благородство в ее
чертах и в выражении!- думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после
похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь,
чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его,
вопросительно-испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах.
Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим
лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
-- Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал
сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, -- сказал Ростов,
вставая. -- Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один
человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите
конвоировать вас, -- и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам
царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря
на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел
пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
-- Я очень, очень благодарна вам, -- сказала ему княжна по-французски,
-- но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват
в том. -- Княжна вдруг заплакала.- Извините меня, -- сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.
-- Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут... --
Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и
командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами
направился к деревне.
-- Я им покажу, я им задам, разбойникам! -- говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал
Ростова.
-- Какое решение изволили принять? -- сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
-- Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! -- крикнул он на него. -- Ты
чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник.
Знаю я вас, шкуру спущу со всех... -- И, как будто боясь растратить
понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел
вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за
Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики
находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно
противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было
послать прежде за командой.
-- Я им дам воинскую команду... Я их попротивоборствую, -- бессмысленно
приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности
излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно,
быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался
к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может
произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на
его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в
толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить,
что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не
выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его,
так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
-- Ты мир-то поедом ел сколько годов? -- кричал на него Карп. -- Тебе
все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
-- Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь
пороха не вывозить, -- вот она и вся! -- кричал другой.
-- Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, --
вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, -- а моего
Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
-- То-то умирать будем!
-- Я от миру не отказчик, -- говорил Дрон.
-- То-то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый
Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за
кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и
толпа сдвинулась плотнее.
-- Эй! кто у вас староста тут? -- крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя
к толпе.
-- Староста-то? На что вам?.. -- спросил Карп. Но не успел он
договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного
удара.
-- Шапки долой, изменники! -- крикнул полнокровный голос Ростова. --
Где староста? -- неистовым голосом кричал он.
-- Старосту, старосту кличет... Дрон Захарыч, вас, -- послышались
кое-где торопливо-покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
-- Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, -- проговорил Карп, и
несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
-- Как старички пороптали, много вас начальства...
-- Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! -- бессмысленно, не
своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. -- Вяжи его, вяжи! --
кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
-- Прикажете наших из-под горы кликнуть? -- крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать
Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
-- Староста где? -- кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
-- Ты староста? Вязать, Лаврушка! -- кричал Ростов, как будто и это
приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика
стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал
им.
-- А вы все слушайте меня, -- Ростов обратился к мужикам: -- Сейчас
марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
-- Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости.
Только вздор наделали... Я же сказывал, что непорядки, -- послышались
голоса, упрекавшие друг друга.
-- Вот я же вам говорил, -- сказал Алпатыч, вступая в свои права. --
Нехорошо, ребята!
-- Глупость наша, Яков Алпатыч, -- отвечали голоса, и толпа тотчас же
стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за
ними.
-- Эх, посмотрю я на тебя! -- говорил один из них, обращаясь к Карпу.
-- Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
-- Дурак, -- подтверждал другой, -- право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики
оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по
желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе,
распоряжался мужиками.
-- Ты ее так дурно не клади, -- говорил один из мужиков, высокий
человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. --
Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так-то вот бросишь или пол веревку
-- а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот
так-то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
-- Ишь книг-то, книг, -- сказал другой мужик, выносивший библиотечные
шкафы князя Андрея. -- Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
-- Да, писали, не гуляли! -- значительно подмигнув, сказал высокий
круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а
остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи
из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати
верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он
простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
-- Как вам не совестно, -- краснея, отвечал он княжне Марье на
выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), --
каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с
мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, -- говорил он, стыдясь
чего-то и стараясь переменить разговор. -- Я счастлив только, что имел
случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения
и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите
заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем
выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла
верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно
было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы
погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее,
подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было
то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее
положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами,
в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не
выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг
почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился
странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не
радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна,
высунувшись в окно кареты, чему-то радостно и грустно улыбалась.
"Ну что же, ежели бы я и полюбила его?- думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила
человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя
мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели
будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она
любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей
казалось счастье не невозможным. И тогда-то Дуняша замечала, что она,
улыбаясь, глядела в окно кареты.
"И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! -- думала
княжна Марья. -- И надо было его сестре отказать князю Андрею!- И во всем
этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень
приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда
товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он,
поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов
сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для
него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли
приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше
княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини -- его матери, и
поправила бы дела его отца; и даже -- Николай чувствовал это -- сделала бы
счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого-то Ростов
сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.