Логос (567)

Москва

Москва — первопрестольная столица России.

Первое летописное слово о М. относится к 1147 г., когда суздальский князь Юрий Долгорукий в этой своей вотчинной усадьбе давал сильный обед-пир своему союзнику и другу северскому князю Святославу Ольговичу («Приди ко мне брате в М.»). Однако, начало поселения на этом месте относится к более далеким временам и засвидетельствовано находками курганных вещей в самом Кремле и арабских монет половины IX в. вблизи Кремля, на месте храма Спасителя. Древнейшее поселение должно было возникнуть здесь еще в те времена, когда впервые начались торговые и промысловые сношения между севером и югом русской равнины. Моск. место лежало на перепутье от балтийской Двины и Немана, а также от верхнего Днепра к болгарской Волге и к Дону. Прямая дорога от Балтийского запада к Волге направлялась долинами рек М. и Клязьмы — и вот здесь, на перевале из М.-реки в Клязьму, по рекам Восходне и Яузе, и основалось поселение первоначальной М. По-видимому, в первое время М. хотела основаться у р. Восходни, где рассеяны многочисленные памятники древнего жительства — курганы. Когда в суздальской области Андрей Боголюбский основал княжество Владимирское, то моск. княжеская усадьба тотчас же построилась городом (в 1156 г.), т.е. была обнесена крепкими деревянными стенами и населена отрядом княжеской дружины, несомненно с целями защиты Владимирского княжества от западных соседей. М., таким образом, явилась передовым пригородом Владимира, этой новой столицы Суздальской земли. Видимо, что небольшой городок М. и в то время уже богател и приобретал значение в междукняжеских отношениях, так что с небольшим через 50 лет после его постройки явилась со стороны князей попытка основаться в нем особым княжеством. В 1213 г. в нем засел было на княжение брат вел. кн. Юрия Всеволодовича, Владимир, но был вскоре выпровожен на княжение в южный Переяславль. В татарское Батыево нашествие 1238 г. М. разграблена и сожжена, причем упомянуты «церкви, монастыри, села». В городе в то время находился малолетний сын вел. кн. Юрия Всеволодовича, Владимир, с воеводою — а это служит указанием, что в М. тогда существовал особый княжеский стол. По смерти вел. кн. Ярослава Всеволодовича (1246 г.), по его разделу городов Суздальского княжества между сыновьями, М. досталась его сыну Михаилу, прозванием Храброму. В 1249 г. он был убит в битве с Литвою на р. Поротве, т.е. на границе своего Моск. княжества. Кому после него досталась М. — неизвестно. По всему вероятию, она оставалась во владении вел. князя и с великим княжением в 1252 г. перешла к Александру Невскому. Последний перед своей кончиною посадил княжить в М. своего младшего сына, двухлетнего Даниила Александровича, который в начале состоял под опекою тверского князя Ярослава Ярославича. По смерти Ярослава в 1271 г., десятилетний моск. князь Даниил стал княжить самостоятельно и независимо ни от какой опеки. Отсюда и началось вотчинное княжение Московское. Даниил мирно прокняжил в М. 33 года. Он умер в 1303 г., оставив после себя пятерых сыновей, из которых старшим был знаменитый Юрий, а четвертым — еще более знаменитый Иван Калита. Моск. вотчина в последний год жизни Даниила значительно увеличилась присоединением к ней Переяславля, по духовному завещанию переяславского князя-вотчинника, племянника Даниила, Ивана Дмитриевича. Из-за этой вотчины и прежде были большие споры между князьями, а теперь остался очень недовольным тверской князь Михаил, старавшийся захватить Переяславль к своему княжеству. Отсюда и начинается раздор между Тверью и М.; не по вине М., но по насилию Твери. Переяславцы тянули к М.; когда умер Даниил, они схватились за его сына Юрия и не выпустили его даже на похороны отца. Новгородцы, недовольные Тверью, также выставили против ее надежного борца, моск. Юрия Данииловича, самого энергичного и деятельного из всех тогдашних низовых князей. Михаил тверской был позван в Орду на суд и там выдан головою моск. Юрию и казнен. Юрий получил ярлык на великое княжение и тем самым возвеличил свой небольшой город до значения великокняжеской столицы, проложив путь на великое княжение своему брату Ивану Калите. По смерти Юрия, великое княжение было отдано сыну тверского князя, Александру Михайловичу. Избиение в Твери татар, с их воеводою Щелканом, сделало Тверь, в глазах Орды, дерзким бунтовщиком, которого следовало наказать потатарски. На всю Русь надвигалась страшная гроза; хан высылал 50 тысяч войска. Опасаясь за себя, как и за всю землю, московский Иван поспешил в Орду и наклонил неизбежный удар исключительно только на Тверское княжество. Великокняжеский стол был отдан московскому Ивану. За благочестие этого князя полюбил его и митрополит Петр и поселился, под его охраною, в М. Это было важнейшее приобретение для небольшого города М. С этого времени Москва стала престольным городом духовной власти, средоточием церковных религиозных нужд для всего народа. Она привлекла к себе боярские дружины, а потом гостей сурожан (сурожский и кадинский итальянский торг) и суконников (зап.-европейский торг), поселение которых в городе было столько же важно для его развития, как и поселение боярских дружин. С того времени (с половины XIV стол.) М. становится средоточием всенародного торга. Еще с конца XIII ст., когда южным приморским торгом овладели генуэзцы и основали большой торг в устье Дона (в Тане), направление торговых путей в русской равнине совсем изменилось. Древний Корсун совсем упал, а за ним и Киев. Движение торга переместилось с Днепра на Дон, куда от торгового новгородского севера путь шел через М. Вот почему в М. на жительстве появились и итальянцы, в лице, напр., колокольного мастера, родом римлянина, а затем и гостей сурожан, основавших в городе свой сурожский торговый ряд. Спустя 50 лет от утверждения за М. великого княжения, М., при помощи всего потянувшего к ней земства, на Куликовом поле дает могущественный отпор татарскому владычеству и тем приобретает еще больше значения и силы в народных умах. Проходит еще 50 лет — и имя М. разносится с большим почетом и на западе Европы, в особенности у вост. христиан, увидевших в ней непоколебимую защитницу православия и после падения второго Рима заговоривших о ней как о могущественном третьем Риме, способном крепко охранять вост. христианство. Проходят новые 50 лет — и Москва является уже величавым, блистательным государством, причем очень грозные некогда татарские цепи спадают сами собою; падают независимые области — Тверь, Вятка; падает и Великий Новгород. Именем М. стала прозываться и вся русская земля, пришедшая с этим именем и на европейское политическое торжище. Вот почему и в народном сознании М. приобрела значение родной матери: М. всем городам мать, говорит поговорка.

Местоположение г. Москвы разнообразно и живописно; иноземцы еще в XVI и XVII ст. приходили от нее в восторг и сравнивали М. с Иерусалимом, т.е. с идеальным образцом красивого города. Московские холмы и горы подавали повод рассуждать о семи холмах, на которых, будто бы, расположен город и сближать топографию М. с далеким Царьградом и далеким Римом. Однако, в сущности, город расположен на ровной местности, изрытой только потоками рек и речек, сопровождаемых или высокими гористыми, или низменными луговыми берегами и более или менее широкими долинами. Средоточие Москвы — Кремль — представляется горою только в отношении к дуговой низине Замоскворечья и т.п. Ровная местность города бежит к Кремлю с С от Дмитровской и Троицкой дорог (от Бутырской и Троицкой застав). Оттуда же с С, от боровой лесистой местности, в Москву-реку текут и ее притоки: посредине скрытая теперь под сводами Неглинная, на В от ее Яуза — и на З — Пресня. Эти потоки и распределяют в городе упомянутые взгорья и низины-долины. Главная, так сказать, становая ровная площадь направляется от Крестовской Троицкой заставы, сначала по течению рч. Напрудной (Самотека), а потом по Неглинной, проходит Мещанскими улицами сквозь Сухареву башню, идет по Сретенке и Лубянке (древним Кучковым полем) и вступает между Никольскими (Владимирскими) и Ильинскими воротами в Китай-город, а между Спасскими и Никольскими воротами — в Кремль, в котором, поворачивая немного к ЮЗ, образует, при впадении в Москву-р. Неглинной, Боровицкий мыс, крутой, некогда острый рог, серединную точку М. и древнейшее ее городище. Таким образом северный отдел города представляет самую возвышенную его часть, высшая точка которой (751/2 саж. над уровнем Балтийского моря и 24 саж. над уровнем реки Москвы) в черте городского вала, лежит у Бутырской заставы. Постепенно понижаясь эта высота в сев. части Кремля падает до 16 саж., а в южной его части, на краю срытой горы равняется 13 саж. Древняя топография города имела иной вид и представляла больше живописности, чем теперь, когда под булыжною мостовою везде исчезли сохраняемые только в именах церковных урочищ поля, полянки и всполья, пески, грязи и глинища, мхи, ольхи, даже дебри или дерби, кулижки, т.е. болотные места и самые болота, кочки, лужники, вражки-овраги, ендовы-рвы, горки, могилицы и т.п., а также боры и великое множество садов и прудов. Все это придавало древней М. тип чисто сельский, деревенский; на самом деле во всем своем составе она представляла совокупность сел и деревень, раскинутых не только по окраинам, но и в пределах городских валов и стен. Разнообразие местоположения и особая красота многих частей города зависит главн. образом от М.-р. Она подходит к городу с зап. стороны и в самом городе делает два извива, переменяя в трех местах нагорную сторону на широкие низины. Вступая в город при урочище Трех Гор, она быстро поворачивает от Дорогомилова (ныне Бородинского) моста прямо на Ю, образуя высокий гористый берег по левой стороне своего течения, который при устье реки Сетуна, у Девичьего монастыря, упадает в дуговую местность Девичьего поля. Отсюда, с поворотом течения на Восток, высокий нагорный берег переходит на правую сторону, образуя знаменитые Воробьевы горы. Далее, с поворотом течения к С, нагорный берег правой стороны, постепенно понижаясь, оканчивается близ Крымского брода (ныне моста) и переходит опять на левую сторону, оставляя на правой стороне широкую дуговую низину Замоскворечья. Левою стороною нагорный берег постепенно возвышается до Кремлевской горы, откуда, с поворотом течения на Ю, устроив не малую луговину при устье Яузы (воспитательный дом), продолжает гористые возвышения, крутицы, по Заяузью до выхода реки из города, с поворотом к З, у Данилова м-ря, после чего течение реки направляется уже на Ю и В. Вся местность, на которой расположен обширный город, представляла с древнего времени столько выгодных для поселения условий, что постоянно привлекала со всех сторон новых поселенцев, крепко державшихся за свои гнезда, несмотря на великие бедствия и опустошения от татар и от пожаров. После каждого из таких бедствий население быстро скучивалось и вновь обстроивалось. Один из иностранных путешественников, Павел Иовий, еще в первой четверти XVI стол., отмечая выгодное положение города, писал следующее: «М., по выгодному положению своему преимущественно перед всеми другими городами, заслуживает быть столицею ибо мудрым основателем своим построена в самой населенной стране в средине государства, ограждена реками, креплена замком и, по мнению многих, никогда не потеряет первенства свого». Первоначально город иди вернее, городок Москва занимал в своих стенах не очень широкое пространство, по всему вероятию только одну треть теперешнего Кремля. Он был расположен на высоком крутом берегу Москвы-реки, при впадении в нее речки Неглинной, у теперешних Боровицких ворот Кремля, название которых свидетельствует, что здесь существовал сплошной бор. Это подтверждает также и древний храм Спаса, что на Бору, построенный возле княжеского двора. По-видимому, город стал застраиваться и распространяться со времени поселения в нем митрополита Петра, жившего вначале близко Боровицких ворот, у церкви Рождества Иоанна Предтечи, а потом перешедшего на новое место, где, на городской площади, заложил в 1326 г. первую соборную каменную церковь во имя Успения Богородицы (ныне Успенский собор). С вероятностью можно полагать, что это место было серединою тогдашнего города. Усердным строителем и устроителем города явился вел. кн. Иван Данилович Калита. Кроме собора, он построил еще несколько каменных же церквей: в 1329 г. црк. во имя Иоанна Лествичника (ныне Иван Великий); в 1330 г. црк. монастырскую Спаса на Бору; в 1332 г. црк. Михаила Архангела (ныне Архангельский соб.). В 1339 г. он укрепил город дубовыми стенами, окружность которых с западной и южной стороны проходила по высоким берегам Неглинной и М.-реки, а ж В простиралась не дальше стен теперешнего Вознесенского монастыря, у которых находился (как оказалось при раскопках) глубокий ров, уходивший к М.-реке, возле воздвигаемого ныне памятника имп. Александру II. Сын Калиты, Симеон Гордый, продолжал дело отца. Все построенные упомянутые церкви он украсил (1344-1346) стенным иконописанием; которое исполняли художники-греки, вызванные в М. новым митрополитом, греком Феогностом, а также их ученики, русские мастера. Иконописная школа в М. впоследствии так прославилась, что работы ее учеников (Андрея Рублева и др.) и в половине XVI ст. ставились в образец художественного иконного письма. Вместе с тем было положено начало и колокольному литью, мастером которого был некто Бориско, происхождением, по преданию, римлянин, в 1346 г. сливший три колокола больших и два малых. Если это был на самом деле римлянин, то его пребывание в М. может служит свидетельством, что в то время уже существовала в городе хотя бы и небольшая колония итальянцев, вместе с Феогностовыми греками полагавших начало развитию в городе необходимых для церкви художеств. Это объясняет также, почему в конце XV ст. М. переполнилась итальянскими художниками.

Кроме Кремля или Кремника, как он обозначается уже в 1331 г., в состав города входили Посад и Заречье. Под именем посада в собственном смысле разумелось первичное поселение Китай-города, которое вначале гнездилось у торгового пристанища на низменном берегу М.-реки, под горою самого Кремля и ниже по течению реки, где теперешний Москворецкий мост и Зарядье. Здесь доселе стоит црк. Никола Мокрый, что обозначает не мокрую болотистую местность, а посвящение храма во имя св. Николая, покровителя плавающих (во многих старых городах, в Ярославле, во Владимире и др. существуют также храмы Николы Мокрого, стоящие на берегу реки, у пристанища плавающих). Вдоль пристанища по течению реки, мимо Николы Мокрого, проходила Великая улица, от которой, по направлению с низины в гору, параллельно стенам Кремля, расположились рядами или улицами торговые места и давки, впоследствии образовавшие обширное моск. торжище или Торг (позже Китайгород). «Трудно вообразить», говорит очевидец (Маскевич) начала XVII ст., «какое множество там лавок, коих считается до 40 тыс.; какой везде порядок, ибо для каждого рода товаров, для каждого ремесла, самого ничтожного, существует особый ряд лавок». С того же времени мало-помалу заселялся против Пристанища и другой берег реки, Замоскворечье. Остальное пространство теперешнего города было занято слободами и селами княжескими, боярскими, монастырскими. Вокруг Кремля-города, на возвышенностях Занеглименья, с первых времен М. стояли упоминаемые еще в Батыево нашествие, монастыри, расположенные у больших дорог, превратившихся потом в большие улицы. Монастыри, частью упраздненные — Воздвиженский, Никитский, Воскресенский, Георгиевский, в Китае Старый Никольский, Ильинский — окружали Кремль как бы венцом, находясь почти в равном расстоянии от него. Такое расположение древних обителей показывало, что по всем дорогам к Кремлю происходило значительное передвижение населения, от благочестия которого монастыри и получали свое пропитание. Первоначальные, может быть сосновые стены города были неприступны еще и до постройки Калитою дубовых стен. В первые годы XIV ст. тверской князь два раза подходил к этим стенам и не мог их взять. Дубовые стены, построенные после 10-летней земной тишины и покоя, обозначили, что М. достаточно окрепла в своей великокняжеской силе. Когда Дмитрий Донской начинает приводить других князей под свою волю, и эта политика угрожает опасностью со стороны Твери и Орды, город, вместе прежних дубовых, строит стены белокаменные; начинается история Каменной М. Иван III как бы оканчивает дело своего родоначальника Ивана Калиты и употребляет все средства и необычайную горячность, чтобы устроить и перестроить город на славу. Целые 25 лет и больше происходили беспрерывные строительные работы, начатые с постройки, как было и при Калите, Успенского собора, но в более обширных размерах (1471-78). Затем следовала постройка стен, башен, ворот, государева дворца, а также других соборов и церквей, сооружение которых продолжалось и при Василии Ивановиче. Государев-город или Город-государь всей земли в это время становился еще более сильным средоточием народной жизни, привлекавшим к себе население со всех концов Руси, в особенности для торговли, промышленности и всякого рода службы государю и государству, Первичный посад города в это время становится уже Великим посадом, так именуясь в отличие от распространившихся в других частях местности малых посадов. Исполненный торга и промысла, а следовательно и большого богатства обитателей, он требует также каменной защиты и в 1535-38 гг. обносится кирпичною стеною отчего прозывается Красною стеною и вместе с тем Китай-городом. В свою очередь и малые посады, и слободы быстро накопляют население и широко застраиваются хотя и деревянными, но многочисленными домами, потребовавшими также городской ограды. Сначала она насыпается земляным валом, почему город и зовется Земляным, а потом, в 1586-93 гг., также выстраивается из белого камня: отсюда прозвание Белого города и Белого царева-города — царева, быть может, потому, что здесь поселялось по преимуществу служилое дворянское сословие. В то же время (1591-92) и все подгородные посады, слободы и села обносятся деревянными стенами, с башнями и воротами, очень красивыми по отзыву очевидцев. Этот Деревянный город (ныне Земляной вал) прозывался иначе Скородомом или Скородумом, или от скорой постройки домов, простых изб, или от скоро задуманной постройки самых стен, что вероятнее, так как их постройка была исполнена с поспешностью для защиты окраин города, в виду ожидавшегося нашествия крымского хана Эти стены вполне закончили городское очертание древней М. Деревянные стены в московскую разруху, во время смуты, сгорели. Царь Михаил в 1637-40 гг. по их черте насыпал земляной вал, прозванный Земляным городом и укрепленный острогом, т.е. бревенчатою стеною вроде тына. Иноземцы в XVI и XVII ст. о пространстве города судили различно. Англичанам М. казалась величиною с Лондон (1553), а Флетчер (1558) говорит, что она даже больше Лондона. Иные (1517) сказывали, что она вдвое больше Флоренции и Богемской Праги; другие (Маржерет) предполагали, что деревянные стены М. длиннее парижских. Более точные показания определяли окружность города в 15 в., что почти совпадало с действительною мерою, которую теперь считают в 141/2 в. Во второй половине XVII ст. Мейерберг, вероятно по словам самих москвичей, насчитывал в окружности М. 38 в., несомненно включая сюда и все лежавшие за чертою Земляного города слободы и села, что опять приближалось к действительной мере: в теперешней черте так наз. КамерКоллежского вала считается около 35 в. По измерениям, произведенным в 1701 году, когда все стены и валы были еще целы, окружность Кремля составляла слишком 1055 саж., окружность стен Китая — 1205 саж., окружность Белого города — 4463 саж. слишком, окружность Земляного вала — 7026 сажен; общая длина всех ограждений составляла 13781 сажен. Нынешнее измерение, по линиям бывших и существующих стен, не совпадает с приведенными показаниями. Вокруг Кремля теперь считают 21/4 вер., вокруг бывшего Белого города, по черте бульваров — только 63/4 в. Эта убыль происходит от того, что стены Белого города направлялись не по одной черте теперешних бульваров, но простирались, напр., и по берегу М.-р., от Пречистенских ворот до Кремля. В черте Земляного города, ныне Садовой, городское пространство имеет совсем круглую форму. В черте Камер-Коллежского вала оно представляет несколько ромбическую фигуру, самое большое протяжение которой направляется от ЮЗ к СВ, от Девичьего монастыря до церкви Петра и Павла в Преображенском, на 111/2 в. и 131/2 в., если счет вести от застав. Поперечное протяжение ромба направляется от СЗ к ЮВ, от Бутырской заставы до Симонова монастыря, и составляет около 91/2 в. В самом узком месте, между Дорогомиловскою и Покровскою заставами, длина М. составляет более 61/2 в. От средины Кремля (Иван Великий) до самой дальней заставы, Преображенской — 71/2 вер., до самой близкой, Тверской — 31/2 вер. В городе числится 197 улиц, 600 переулков, в том числе 39 тупиков, и 230 разных мелких проездов, что все вместе составляет протяжение слишком в 379 вер. Улицы идут главным образом от центра к окружности города, а переулки, соединяя улицы, направляются по окружности; план города представляет своего рода паутину, в которой отыскивание дома значительно облегчается только приходскими церквами; без указания прихода иногда очень затруднительно находит обывателя. Река-М., в пределах городского вала, протекает 161/2 в., а вместе с местностями, находящимися за валом (у Воробьевых гор) — около 20 в., с падением в черте города около 2 саж.

О первоначальной населенности гор. можно судить по известиям о пожарах, которые опустошали М. чуть не каждый 5-10 лет. Очень частые пожары происходили именно в те годы, когда в М. замечалось особо деятельная политическая жизнь. При Иване Калите в течение 15 лет случилось четыре больших пожара, чему удивлялся летописец. Часты и сильны были пожары и при Иване III, во время перестройки Кремля. Видимо, что обиженные и озлобленные люди выжигали ненавистную им М. Летописцы в этих случаях упоминают большею частью только сгоревших церквах. Во второй пожар при Калите, в 1337 г., в М. сгорело 18 церквей; в 1343 г., на третий год по смерти Калиты, сгорело 28 церквей. В 1354 г. в одном Кремле сгорело 13 црк. По числу церквей можно приблизительно судить и о числе дворов, и о числе жителей. В нашествие Тохтамыша (1382 г.), после пожара и разгрома, было похоронено 24 тыс. трупов. Через восемь лет после этого бедствия «на Посаде неколико тысяч дворов» сгорело, а затем еще через пять лет на том же Посаде опять сгорело несколько тысяч дворов". Иностранные писатели XVI и XVII ст. упоминают о сорока тысячах дворов, конечно основываясь на показаниях самих москвичей; но цифра 40 вообще имела как бы поговорочный смысл и потому не может быть принята за вероятную. Именем двора обозначались, притом, предметы весьма различные по объему. Двор посадский, состоявший из крестьянской избы со службами и помещавшийся на 25 кв. саж., и двор боярский со многими различными строениями, раскинутыми на 500-1000 и более кв. саж. — входили по имени в один разряд. Первые вполне точные цифры о количестве московских дворов относятся к 1701 г.; в Москве оказалось тогда всего 16358 (обывательских) дворов: в Кремле — 43 двора (кроме дворцовых), в Китае — 272, в целом городе — 2532, в Земляном городе — 7394, за Земляным — 6117. В круглых цифрах, духовенству принадлежало 1375 дворов, дворянству разных наименований 4500, дворцовым служащим 500, дьячеству 1400, богатым купцам-гостям 324, посадским слишком 6200, разных наименований ремесленникам и мастерам 460, военн. сословию 570, иноземцам 130, крепостным 670, городовым служителям 160, нищим 2. Довольно точные сведения не только о числе дворов, но и о числе квартир относятся к 1754-1765 гг., причем это число более или менее значительно изменялось даже помесячно. Так, в 1764 г., в январе состояло дворов 13184 и в них покоев (комнат или квартир?) 31231; в июле того же года числилось дворов 13181, покоев 31317; в августе дворов 12431, покоев 31379, в декабре дворов 12477, покоев 32255. Такое быстрое изменение цифр происходило больше всего по случаю пожаров, а частью и от разбора обветшавших строений и постройки новых. Основной характер старой московской жизни заключался в том, чтобы каждому двору жить независимым особняком, иметь все свое — и сад, и огород, и пруд, а следов., и баню. Уже после всяких реформ, в половине XVIII ст., в М. существовали еще 1491 баня на частных дворах, в том числе в самом Кремле — восемь, в Китае — 31. В 1770 г. перед моровою язвою обывательских дворов состояло 12538; в 1780 г. их числилось только 8884, а покоев — 35364. В 1784 г. число домов уменьшилось до 8426, а число покоев увеличилось до 50424. Это показывает, что со второй половины XVIII ст. М. стала перестраиваться в новом направлении: вместо малых домов, в роде крестьянских изб, теперь началась постройка больших зданий и домов поместительных, именно для зажиточных дворянских семейств, так как в это время М. все более и более становилась столицею российского дворянства. Перед нашествием неприятеля в 1812 г. обывательских домов числилось 8771, казенных и общественных зданий 387. В Московский пожар (1812) сгорело первых 6341, вторых 191. Всех домов до нашествия было каменных 2567, деревянных 6591.

Каменные жилые здания впервые начал строить в М. митрополит Иона, заложивший на своем дворе полату в 1450 г. В 1473 г. митрополит Геронтий поставил у того же двора ворота кирпичные, в 1474 г. — другую полату, тоже кирпичную, на белокаменных подклетах. Из светских лиц раньше всего начали строить себе каменные жилища гости-купцы; первым выстроил себе, в 1470 г., кирпичные палаты некто Таракан, у Спасских ворот, у городовой стены. Потом такие же полаты стали строить и бояре. В 1485 г. выстроил себе кирпичную полату и ворота на своем дворе Дм. Вл. Ховрин, в 1486 г. построил себе кирпичные полаты его старший брат Иван Голова-Ховрин, а также и Вас. Фед. Образец-Хабаров. Наконец, и сам государь порешил выстроить себе дворец, тоже кирпичный, на белокаменном основании; постройка его началась с 1492 г., но большие приемные полаты дворца сооружались еще прежде, в 1489-1491 гг. Казалось бы, что с этого времени каменные, или, как их стали называть, полатные постройки должны были распространиться по городу в значительной степени; но это дело подвигалось очень туго и деревянное коснение охватывало весь город по прежнему. По-видимому, каменные здания представлялись москвичам чем то в роде тюрем. Доморощенные строители, недалекие в познаниях и опытности по этой части, сооружали толстые стены, тяжелые своды, иногда с железными связями, и такое помещение походило больше на тюрьму или на погреб, чем на жилье. Поэтому москвичи если и строили подобные полаты, то с одною только целью — чтобы на каменном основании выстроить более высокие деревянные хоромы, употребляя это основание, как подклетный этаж, для разных служебных помещений своего хозяйства. Так поступали и в государевом дворце. Не только в XVI, но даже и в XVII ст. подобных каменных подать едва ли можно было насчитать в М. сотнюдругую. Мостовые, да и то только по большим улицам, были бревенчатые или из байдашных досок, весьма способствовавшие распространению пожаров. Только к концу ХVII ст. стала распространяться мысль, что городу необходимо строиться из кирпича. В октябре 1681 г. последовал государев указ, повелевавший безопаснее устраивать на полатном строении кровли, а по большим улицам и у городовых стен Китая и Белого города вместо погоревших хоромы строить неотменно каменные, причем разрешено кирпич отпускать из казны по полтора рубля за 1000, с рассрочкою уплаты на 10 лет. Кому не в мочь было строить каменное, тем повелено по улицам строить стенки каменные, род брантмауров. В сентябре 1685 г. этот указ был повторен, со строгим приказанием на полатном каменном строении «деревянного хоромного строения отнюдь никому не делать, а кто сделает какие хоромы или чердаки (терема) высокие, и у тех то строение велеть сломать». Тот же указ присовокуплял любопытную заметку: «у которых дворы ныне погорели и они б на дворах своих делали каменное строение безо всякого переводу (остановки), не опасаясь за то ничьих переговоров и попреку». Стало быть общее мнение почему-то осуждало такие постройки. Однако, указы, по московскому обыкновению, не исполнялись, главным образом по той причине, что не существовало никакой правильной административной организации по этому предмету. Решительные и крутые меры со стороны Петра также не привели к желанной цели, потому что в то же время начал сооружаться новый столичный город С.-Петербург. Для того, чтобы Петербург не встречал недостатка в мастерах каменного дела и простых каменщиках, в 1714 г. последовало строгое запрещение строить каменные дома и всякое каменное строение не только в Москве, но и во всем государстве, что продолжалось до 1728 г. Деревянная, деревенская М. по прежнему осталась в своем характере. По прежнему хоромы ее богатых людей удалялись от улиц в глубину широких дворов, выступая на улицу и даже на средину улицы только своими служебными постройками, в роде конюшен, сараев, погребов и т.п. Петр строго повелевал строиться линейно по направлению улицы, как строились в других европейских государствах; но переделать одряхлевший город на новый европейский лад не было никакой возможности. Еще в 1763 г., спустя слишком полстолетия после Петровских забот и хлопот, правительство отзывалось о М., что «по древности строения своего она и по ныне в надлежащий порядок не пришла и от того беспорядочного и тесного деревянного строения, от частых пожаров в большее разорение живущих вводит». Только «пожар 12 года способствовал ей много к украшенью» и к более основательному порядку. Архитектурная самобытность старой М. мало-помалу стала исчезать со времени Петровских преобразований: начались бесконечные, иногда не совсем разумные заимствования строительных образцов у Западной Европы, сначала у голландцев, потом у французов и итальянцев. Многому научил русских строителей известный архитектор Растрелли. Время имп. Александра I отличалось раболепным употреблением колонн в фасаде даже у малых деревянных зданий. При имп. Александре II, среди замечательного разнообразия архитектурных мотивов и стилей, явилась наклонность и к воспроизведению форм древнерусского зодчества, что с заметным успехом происходит и в настоящее время, и есть уже памятники (напр. верхние торговые ряды), заслуживающие особого внимания по талантливому сочетанию старинных форм. В каменных постройках прежняя М. не любила высоких зданий и выше третьего этажа не строилась; но в последние десятилетия появившийся на сцену капитал двинул эту высоту на 5 и даже на 6 этажей и постройкою громадных и нескладных Кокоревских корпусов обезобразил прекрасный вид из Кремля на Замоскворечье.