Логос (598)

Овсяннико-Куликовский Дмитрий Николаевич

Овсяннико-Куликовский (Дмитрий Николаевич) — историк культуры и критик. Родился в помещичьей семье Таврической губ. в 1853 г., учился в симферопольской гимназии и новороссийском унив. Пробыв 5 лет заграницей, защитил в московском унив. pro venia legendi этюд: «Разбор ведийского мифа о соколе, принесшем цветок Сомы» (М. 1882) и стал приват-доцентом в новороссийском унив. В 1885 г. защитил в Харькове диссертацию на магистра: «Опыт изучения вакхических культов индоевропейской древности. Часть I. Культ божества Soma в древней Индии в эпоху вед» (Одесса, 1884). В 1887 г. защитил в новороссийском унив. диссертацию: на степень доктора «К истории культа огня у индусов в эпоху вед» (Одесса, 1887; излож. по франц. в «Revue de l'histoire des religions», 1889, под загл. «Les trois feux sacres du Rig-Veda»). В же году назначен профессором в казанский унив.; в 1888 г. переведен в харьковский унив., где преподает сравнительную грамматику индоевропейских языков и санскрит. Состоит редактором «Записок Имп. Харьковского Университета». Кроме названных выше, О.-Куликовскому принадлежат еще следующие труды: «К вопросу о „быке" в религиозных представлениях древнего Востока» (Одесса, 1885), «Ведийские этюды. Indra-viсvacarsani» («Журн. Мин. Нар. Пр.», 1891, № 3), «Религия индусов в эпоху вед» («Вестник Европы», 1892, апрель — май) «Ведийские этюды. Сыны Адити» («Ж. М. Н.Пp.», 1892,. № 12), «Зачатки философского сознания у древних индусов» («Русское Богатство», 1884), «Очерки истории мысли» («Вопросы Философии и Психологии», 1889 и 1890), «Лингвистика, как наука» («Русская Мысль», 1888), «Потебня, как языковед-мыслитель» («Киев. Старина», 1893), «Язык и искусство» (СПб., 1895, брошюра), «Очерки науки о языке» («Русс. Мысль», 1896, декабрь), «Из синтаксических наблюдений. К вопросу об употреблении индикатива в ведийском санскрите» (сборник «Caristhria», изданный в честь проф. О. Е. Корша, Москва, 1896), «Синтаксические наблюдения. К вопросу о составном сказуемом» (печатается в «Журнале Мин. Народного Просвещения») «Культурные пионеры» («Слово», 1878 и 1880), «Самоубийцы и Нирвана» («Слово», 1880), «Провинциальная печать» («Слово», 1881), «Секта людей божьих» («Слово», 1880), «Тургенев и Толстой» («Сев. Вестник», 1894 — 97). Статьи о Тургеневе изданы отдельно: «Этюды о творчестве И. С. Тургенева» (Харьков, 1896). Книга о творчестве И. С. Тургенева, прекрасно написанная, стоящая на эволюционной точке зрения, является одною из первых попыток в нашей литературе научной критики. Лучшие ее страницы посвящены оценке тургеневского пессимизма, выразившегося в «Довольно». В брошюре о языке и искусстве О.Куликовский делает попытку популяризировать современные общие положения лингвистики об участи языка в подготовлении понятий, о значении и роли в языке художественного образа и внешней формы. Обширная статья об А. А. Потебне, как языковеде-мыслителе, представляет талантливую популяризацию и свод основных положений знаменитого ученого. Филологические труды А. А. Потебни, по содержанию и изложению, принадлежат к числу книг, трудно читаемых и мало доступных; ясное и систематическое изложение основных их положений в передачи О.-Куликовским делает его брошюру весьма полезной.

Н. Сумцов.

Овсянки

Овсянки (Emberiza) — род певчих птиц (Oscines) из группы конусоклювых (Conirostres), семейства вьюрковых (Fringillidae) или, по другим, особого семейства овсянковых (Emberizidae), которое отличается от вьюрковых собственно тем, что края клюва при закрытом клюве посередине не соприкасаются и угол при основании нижней челюсти хорошо развит. К семейству овсянковых относятся, кроме О., из наших птиц — подорожники. У О. (Emberiza) верхняя половинка клюва уже нижней, клюв короткий и толстый (но длиннее и тоньше, чем у подорожников), крылья средней величины, из маховых 3 первых приблизительно одинаковы, четвертое немного короче; коготь заднего пальца сильно согнут и короче пальца (отличие от подорожников). О. мелкие птицы, водящиеся в палеарктической области; они держатся преимущественно в кустарниках и по опушкам, по земле движутся прыжками, гнездятся низко над землею или на земле. Пища их состоит летом преимущественно из насекомых, которыми выкармливаются и птенцы, осенью и зимою — из семян. Пение их очень простое и несовершенное. В фауне Европейской России вместе с Кавказом насчитывается до 15 видов О. Собственно овсяночка (Е. citrinella L) сверху рыжеватого цвета с темными пятнами, голова, шея и нижняя сторона желтого, у самца летом с немногими буроватыми пятнами и грязно-оливковым зобом, надхвостие ржавого цвета, два наружных рулевых с большим белым пятном на внутренней бородке, клюв голубоватый, ноги красновато-желтые. Окраска самки более грязная и пятна гораздо многочисленнее; после осеннего линяния — концы желтых перьев и у самца получают бурые пятна; длина 17 стм., хвост 7 стм. О. в качестве гнездящейся птицы водятся в большой части Европы (до 70° с. ш. в Скандинавии и 68° в Лапландии), на Кавказе и в западной Азии до водораздела Оби и Енисея и Алтая; в южной Европе, Малой Азии и в большей части южн. России появляется лишь зимой; в сев. части области гнездования О. перелетна, южнее оседла или кочует. О. держится преимущественно в кустарниках и по опушкам, любит селиться в возделанных местах; гнездится низко над землею или на земле, делая гнездо из сухих растительных веществ и выстилая его конским волосом; выводить птенцов по большей части два раза в лето. Первая кладка (из 5 — 6 яиц) в средней России в мае, вторая (из 3 — 5) в июне; яйца фиолетово-белые с фиолетово-бурыми и серыми пятнами и черточками. По выводе птенцов О. собираются в стаи и начинают кочевать, приближаясь часто к населенным местам. Садовая, ортолан (Е. hortulana L.) длиною 16 стм., хвост 7 стм. У самца голова, задние и боковые части шеи, нижняя часть зоба и часть груди желтовато-серого цвета, горло, зоб, полоски у клюва желтые, преобладающая окраска верхней стороны ржавая с черно-бурыми серединами перьев, нижняя сторона ржавого цвета, на двух крайних рулевых белые пятна, клюв и ноги красные. Цвета самки бледнее и буроватее с бурыми пятнами, выводит птенцов в большей части зап. Европы, в Европейской России преимущественно в южной половине, также в зап. Сибири до Алтая, реже в сев. Африке, зап. Азии и Туркестане. Гнездится всегда на земле. Выводить птенцов 1 или 2 раза, прилетает в Poccию в апреле. Просянка (Е. mirialia L.) сверху преобладающего серо-буроватого цвета с черно-бурыми пятнами, снизу сероватобелого с темно-бурыми; без белых пятен на хвосте; окраска обоих полов сходна; клюв несколько изогнут; длина 19 стм., хвост 7 стм. Гнездится в большей части зап. Европы на сев. до южн. Скандинавии, в южн. и юго-зап. части Европейской Poccии, Закаспийской области, Туркестане, сев. зап. Африке. Держится на открытых местах, полях и лугах, поросших редкими кустами, гнезда делает на земле, птенцов выводить 2 раза. В зап. Европе ее в значительном количестве ловят сетями или бьют из ружей. Подобно садовой О., просянка постепенно все более и более распространяется в зап. Европе. Камышовая О., болотный воробей, тростниковый воробей (Е. schoeniclus L.) сверху рыже-бурого цвета с желтоватыми краями перьев, снизу беловатого с темными продольными черточками, надхвостье серое с темными пятнами, 2 наружных рулевых с белыми пятнами; у самца верхняя часть головы, щеки и передняя часть шеи черные, у самки бурые с белым горлом. Длина 23 стм., хвост 5,5. Водится в качестве гнездящейся птицы почти во всей Европе, России кроме тундр вне пределов лесной растительности, в зап. Сибири (до Енисея) и в большой части зап. Европы. В Африке, Малой Азии, Закавказье и Туркестане по большой части лишь зимует. Держится около воды в камышовых, тростниковых и кустарных зарослях. Гнездится на земле или низко над землей; в южн. России выводит птенцов 2 раза, в средней 1 раз. Прилетает в центральную Россию в начале апреля.

Н. Кн.

Овцы

Овцы, бараны (Ovis)-род жвачных из сем. бычачьих или полорогих (Bovidae s. Cavicornia). Вместе с близким родом коза, козел (Сарrа) О. составляют особое подсемейство (Ovidae s. Caprinae). Род овцебык, мускусный бык (Ovibos) соединяет это подсемейство с быками собственно (Воvinae) и причисляется то к тому, то к другому подсемейству. О., подобно козам, отличаются от быков собственно меньшей величиною, покрытым шерстью концом морды, коротким хвостом и двумя сосками (за исключением некоторых домашних); от коз они отличаются отсутствием бороды на подбородке, спирально загнутыми бугроватыми рогами, которые обыкновенно покрыты более или менее резко выраженными поперечными возвышениями, плоским или вдавленным лбом, присутствием на всех ногах копытных желез, а по большей части и присутствием слезных ямок. Сюда относится около 12 видов; некоторые из них трудно различимы и более или менее сомнительны. Виды различаются главным образом по строению рогов, величине, окраске, развитию слезных ямок, иногда также по длинным волосам на некоторых частях тела. За исключением домашней О., которую разводят как в горных местностях, так и в равнинах, все виды живут исключительно на горах, некоторые до 6 и 7 тыс. м. над ур. моря. Они превосходно лазают и прыгают, очень сильны, живы, чутки и осторожны, питаются летом травою, зимой — сухими травами, лишаями, побегами и древесной корою; летом они держатся в самых диких, высоких частях гор, зимою спускаются несколько ниже. Живут по большей части небольшими стадами под предводительством старого самца. Между самцами в период размножения происходят жестокие бои. Самки рождают (по большей части после 20 — 25 недельной беременности) 1 — 2 детенышей (домашние О. иногда 3 и даже 4), которых очень любят и заботливо защищают. Дикие виды легко приручаются и размножаются в неволе. От некоторых получались плодовитые помеси с домашними О. Происхождение домашних О. не выяснено; неизвестно, произошли ли они от какого-либо из ныне живущих видов или от скрещивания различных, или, наконец, от каких-либо видов, уже вымерших. Дикие О. водятся главным образом в Азии; в Европе, сев. Африке и Сев. Америке живет лишь по одному виду. В геологическом смысле слова, О. представляют группу сравнительно молодую, по крайней мере до сих пор не найдено остатков их даже в третичных отложениях. — Гривистый баран, аруи, аудад, (О. tragelaphus Desm.) по отсутствию подглазничной железы и слезной ямки, а также по относительно гладким рогам, составляет, отчасти, переход к козлам. Наиболее характерная особенность его — длинная густая грива, свешивающаяся с нижней стороны шеи и продолжающаяся до груди и передних ног; на боках брюха шерсть несколько удлинена, на верхней стороне шеи и затылке волосы тоже удлинены и торчат; сложение очень плотное; хвост с длинной кистью; рога дугообразно загнуты кнаружи и назад, а концы их несколько внутрь и вниз; общий цвет чалорыже-бурый, отчасти — буро-желтый, местами черноватый. Длина взрослого барана 1,8 — 1,9 м., из которых на хвост 25 стм., высота плеч 95 — 100 стм., длина рогов по изгибу до 70 стм.; самка меньше, дл. ее 1,55 м., вышина 90 стм., длина рогов 40 стм., грива ее короче. Водится на горах сев. Африки, особенно на Атласских. Кроме времени спаривания, живут поодиночке. Делались попытки акклиматизировать его в Европе. — Бгарал (О. nahura) тоже представляет переход к козлам; слезных ямок нет, поперечных складок на рогах почти вовсе нет. Цвет его от буровато-серого до каштаново-бурого; дл. тела более 1 м., хвоста ок. 20 стм. Водится на Гималайских горах. — Качкар (О. роli), самый крупный вид; дл. взрослого барана, по Северцеву, может достигать 2,15 м., из которых хвост занимает 11 стм., высота плеч до 1, 2 м.; громадные рога, покрытые поперечными валиками, изогнуты, образуя полный круг и затем загибаясь концами назад и наружу; длина их по изгибам до 1,5 м., при основании обхват их до 50 стм.; рога самки гораздо меньше — длиною 40 стм. Шея покрыта гривой из грубых волос, длиною 13 — 14 стм.; общий цвет светло-бурый, морда, нижние части тела, ноги, задняя часть бедер и хвост чисто-белые. Живет на Тянь-Шане, в сев. Тибете и на других горах Внутренней Азии. Держится выше пояса лесной растительности. Обыкновенно встречается стадами в 5 — 15, реже 25 — 30 штук, с 2 — 3 баранами, из которых один играет роль вожака. В период спаривания (поздняя осень) между самцами, как и у других диких О., происходят жестокие бои. По-видимому, при этом бараны нередко падают с крутых обрывов, чем и объясняется, что у подножия их находят множество черепов взрослых самцов. Качкары очень осторожны и охота на них крайне трудна, тем более, что они отличаются чрезвычайной выносливостью и живучестью. Мясо молодых вкусно. — Аргали, аркар (О. argali s. аmmon) несколько меньше; вся длина 1,93 м., из которых хвост 11 стм., высота плеч 1,12 м.; рога покрыты поперечными валиками. при основании соприкасаются, изгибаются назад и кнаружи, потом вниз и в сторону, концами снова назад и вверх. Волоса ости несколько удлинены лишь на подгрудке и за шейке; преобладающий цвет серый, переходящий, отчасти, в более темный буро-серые, отчасти — в серовато-белый. Самка меньше и с менее развитыми рогами. Аргали широко распространен в горах вост. Азии от гор Акмолинского окр. до юго-вост. склона Азиатского плоскогорья, держится преимущественно на высоте 600 — 1000 м., избегая густых. лесов и значительных высот. В период размножения аргали собираются в небольшие стада (10 — 15 штук), в остальное время самцы держатся отдельно от самок, первые по 2 — 3 вместе; вторые обыкновенно поодиночке. Мясо вкусно. -Единственный американский вид толсторогий баран, бигхорн (О. canadensis s. montana) водится на Скалистых горах и других соседних возвышенностях. Самец достигает длины 1,9 м., из которых хвост 12 стм., самка 1,4 — 1,5 м. Рога самца толстые, не сжатые с боков, как у аргали, поперечная складчатость их развита слабее, длина рогов до 70 стм.; у самки рога маленькие, похожие на козлиные. Слезные ямки мало развиты. Цвет серо-бурый с белым. От этого вида получали помесь с домашней О. С толсторогим бараном сходен водящийся на Камчатке и Становых горах О. nivicola с более слабо развитыми рогами. Европе. вид диких О. — муфлон. — Домашняя овца (О. aries) с незапамятных времен принадлежит к домашним животным, но в Америке она появилась лишь после завоеваний испанцев, в Австралию тоже ввезена. Подобно другим домашним животным, О. представляют множество пород, различающихся величиною, сложением, качеством шерсти, цветом, формой и степенью развития рогов (которых может вовсе не быть у самок или у обоих полов, а может быть и 4, и даже 8), особыми жировыми скоплениями на ягодицах, в хвосте и на других частях тела. У некоторых сосков 4 вместо 2.

Н. Кн.

Овцын Дмитрий Леонтьевич

Овцын (Дмитрий Леонтьевич) — капитан 2-го ранга, исследователь севера; в службу вступил в 1726 г.; участвовал в экспедиции 1733 г., для описи сев. берега России; в 1734 г. вошел в состав экспедиции, имевшей целью отыскать проход по морю из Оби в Енисей; в 1737 г. достиг устья Енисея и поднялся до Туруханска. Отправившись в 1738 г. с отчетом о своих изысканиях в СП б., он был арестован и предан суду за дружеское обращение с ссыльным в Березове кн. Долгоруковым. Разжалованный в матросы, участвовал в экспедиции Беринга, в 1741 г. получил снова чин лейтенанта и затем до 1757 г. командовал судами в Балтийском море. За время плавания у сев. берегов Сибири произвел подробную опись Обской губы. от Обдорска вдоль вост. берега, всей Тазовской губы и Енисейского залива от мыса Овцына до мыса Зверева.

В. Р — в.

Овчарки

Овчарки — несколько самостоятельных пород брудастых пастушьих собак, сохранившихся в наиболее чистом виде лишь у некоторых кочевых народов: к О. принадлежат: азиатские малоисследованные породы и южнорусская О. От последней происходят, вероятно, венгерские и немецкие брудастые О., куцые английские О. (bobtail) и, наконец, французская О. — chien de Brie. Все вообще О. отличаются умственными способностями; главная обязанность их — помогать пастухам и удерживать овец, а иногда и крупный скот на определенном, предназначенном для пастбища, участке: О. постоянно бегают вокруг стада и, по приказанию пастуха, загоняют овец, перешедших назначенную границу; тоже они делают при прохождении стада по узкой дороге среди пашни. Благодаря большой силе, О. оберегают стада и от нападений волков, с которыми смело вступают в драку. Признаки русской О. заключаются в огромном росте (до 18 врш.), удлиненном вальковатом туловище, круглой морде, густо обросшей длинною шерстью, небольших, с висящими кончиками, ушах, почти совершенно прикрытых шерстью; псовина (шерсть) на всем теле имеет большое сходство с овечьим руном и обладает свойством сваливаться войлоком; масть, преимущественно белая, также грязно-серая и серо-пегая. Русские О. крайне злобны и чутки. См. «Русская О.» («Охотничья Газета», 1895, №№ 3 и 19); «Старинная английская О.» (там же, 1895, №8); Л. Сабанеев, «Пастушьи собаки» (там же, 1895, № 39); Фр. Крихлер «Породы собак» (СПб., 1895).

С. Б.

Огарев Николай Платонович

Огарев (Николай Платонович) — известный поэт (1813 — 77); родом из богатой дворянской семьи Пензенской губ. Получив превосходное домашнее воспитание, поступил вольнослушателем в московский университет. Важнейшим фактором юношеских лет О., а затем и всей его жизни, является теснейшая, восторженная дружба с дальним родственником его, Герценом, который говорил, что он и О. — «разрозненные тома одной поэмы» и что они «сделаны из одной массы», хотя и. «в разных формах» и «с разной кристаллизацией». В 1831 г. О. должен был оставить унив., за участие в студенческой истории. Высланный к отцу в Пензу, он через 2 года вернулся в Москву, но в 1834 г. был привлечен, вместе с Герценом и Сатиным, к известной истории об университетских кандидатах, певших, на пирушке, антиправительственные песни и разбивших бюст государя. Ни О., ни Герцен участие в пирушке не принимали, и суровое наказание; постигшее действительных ее участников, их миновало; но захваченные при обыске у них бумаги показали, что они очень интересуются французскими социальными системами и особенно сенсимонизмом — и этого было достаточно, чтобы признать и их виновными. Герцен был сослан в Пермь, Сатин — в Симбирск, О. же, из внимания к его отцу, пораженному апоплексическим ударом — в Пензу. Здесь он с жаром отдался чтению по всем отраслям наук и приступил к целому ряду статей и исследований, не пошедших, однако, дальше предисловий и черновых набросков. Особенно много и относительно усидчиво работал он над своей «системой», составляющей главный предмет его обширной переписки с Герценом и другими друзьями, напеч. в 90-х гг. в «Русской Мысли». Несколько раз менялись основы «системы»; в последнем своем фазисе Огаревское «мироведение» объясняло происхождение вселенной по закону тройственности — сущность, идея и осуществление идеи в жизни человечества. О. брался «показать в каждой отдельной эпохе, в каждом народе, в каждом моменте древности и христианства тот же закон тройственности». Он набрасывал также планы общественного устройства, в котором эгоизм должен был гармонично сочетаться с самопожертвованием. Чтобы не огорчать близких, О. стал бывать довольно часто в пензенском «свете» и в этой неподходящей для него среде нашел себе жену в лице родственницы пензенского губернатора Панчулидзева, М. Л. Милославской — женщины, оказавшей роковое влияние на всю жизнь О. Бедная сирота, она должна была сама себе пробивать дорогу — и это совершенно извратило ее нравственную природу, не лишенную хороших задатков. Умная и интересная, она на первых порах очаровала не только самого О., но и проницательного Герцена и других друзей мужа. Быстро поняв общий душевный строй О. и его кружка, она сумела сделать вид, что понимает жизнь исключительно как подвиг и стремление к идеалу. Но стоило ей только побывать в столицах, где она выхлопотала О. освобождение, и присмотреться к соблазнам столичной жизни, чтобы в ней проснулись порочные инстинкты. Огромное состояние, полученное О. в конце 30-х годов, окончательно разнуздало ее страсти, и вскоре она, уехав с О. заграницу, покрыла позором его имя рядом скандальных похождений. О. был бесконечно снисходителен, согласился даже признать прижитого женой ребенка, давал ей беспрекословно десятки тысяч ежегодно, но жизнь его была разбита и в нем навсегда заглохли личные интересы и стремление к личному счастью. В конце 40-х гг. он нашел подругу в семье пензенских помещиков Тучковых и обвенчался с нею в средине 50-х гг., после смерти первой жены. В 1856 г. О. окончательно покинул Россию и, вскоре примкнув к деятельности Герцена, вместе с ним стал во главе русской эмиграции. Огромное состояние его к тому времени почти растаяло. Получив наследство, заключавшееся в населенных имениях, О. тотчас же решил освободить своих крестьян на самых льготных условиях. Ему досталось, между прочим, громадное село на Оке, Белоомуты, с 10000 десятин строевого леса. Между белоомутцами было несколько управляющих по откупам, предлагавших О. по 100000 р. за вольную. Но О. не захотел воспользоваться своим правом и устроил выкуп всех белоомутцев на столь выгодных для них и столь невыгодных для него условиях, что общая выкупная сумма за село, стоившее по меньшей мере 3 — 4 миллиона, составила едва 500000 р. Самое печальное в этой сделке было то, что она не достигла цели, ради которой О. приносил такую жертву: выгодами выкупа воспользовались только богачи, державшие в кабале бедных сельчан, которые теперь попали в еще худшее положение. Очень большое и после выкупа Белоомутов состояние исчезало быстро, как вследствие мотовства жены О. и беспорядочности его самого, так и вследствие пожара бумажной фабрики, устроенной им для блага крестьян других своих имений. Деятельность О. в качестве эмигранта не ознаменована ничем выдающимся; его вялые статьи в «Колоколе» и экономические поэмы ничего не прибавляли к влиянию газеты Герцена. В эпоху упадка влияния Герцена многие действия последнего, на которые он шел неохотно, были предприняты под влиянием О., не смотря на свое добродушие всегда поддававшегося самым крайним теориям. Так, под влиянием О. состоялась странная попытка союза русской свободомыслящей эмиграции с румынскими старообрядцами, и О. стал во главе выходившего в начале 60-х гг. «Веча». Под давлением О. Герцен, против своего желания, отдал глубоко ему антипатичному Нечаеву капитал, предоставленный одним русским в распоряжение Герцена для революционных целей. Конец жизни О. был очень печален. Больной, без всяких средств, запутавшись в своих отношениях и со второй женой, отчасти став в ложное положение по отношению к Герцену, он жил на небольшую пенсию, сначала от Герцена, а после смерти последнего — от семьи его. Человек крайне скромный, застенчивый, хотя и полный веры в свое призвание, Огарев неотразимо действовал на всякого, кто был чуток к душевной красоте. Вокруг него всегда создавался особый «Огаревский культ», в его присутствии люди становились лучше и чище. Герцен говорил, что «жизненным делом О. было создание той личности, какую он представлял из себя». Человек обширного энциклопедического образования, О. действовал на своих знаменитых друзей и умственным богатством своим. В значительной степени напоминая всею своею личностью Станкевича, О., мало продуктивный в печати, влиял личной беседой, делясь богатым запасом своих знаний, давая широкие обобщения, высказывая яркие мысли и притом часто в очень ярких образах. Отсутствие выдержки и усидчивости, беспредметная мечтательность, лень и привычка к жизни изо дня в день, без определенной цели, помешали творчеству О. развернуться в полном объеме. Тем не менее, небольшая книжка его стихотворений отводит ему очень видное место в ряду второстепенных поэтов наших. О. поэт совсем особого рода — в одно и тоже время и глубоко искренний, и совершенно лишенный непосредственности. Он представитель исключительно рефлективной поэзии, того, что немцы называют Grubeleien. Стих его музыкален и мелодичен: О. был страстный музыкант и всегда томился желанием выразить сладко наполнявшие его душу неопределенные «звуки» («Как дорожу я прекрасным мгновеньем! музыкой вдруг наполняется слух, звуки несутся с каким-то стремленьем, звуки откуда-то льются вокруг. Сердце за ними стремится тревожно, хочет за ними куда-то лететь, в эти минуты растаять бы можно, в эти минуты легко умереть»). Но и музыкальность О. тоже не непосредственная, а рефлективная, потому что составляет результат высокой душевной культуры. О. — поэт без молодости, без настоящего, живущий исключительно воспоминаниями и тоскою по безвозвратно прошедшему. У него едва ли можно найти с пол десяток стихотворений без помыслов о прошедшем. Можно ли смотреть на тоску О. по прошлом как на результат его разбитой жизни? Только отчасти. Одно из известнейших стихотворений О. — «Мы в жизнь вошли с прекрасным упованьем» — есть своего рода отходная, где поэт себя и друзей сравнивает с кладбищем и говорит, что их лучшие надежды и мечты, как листья среди осеннего ненастья, попадали и сухи и желты". Но когда написана эта отходная? Во время пензенской «ссылки», когда автору было двадцать с небольшим лет, а самое «несчастье», его постигшее, было вовсе не тяжкое. Один из счастливейших моментов жизни О. нашел себе отклик в стихотворений: «Много грусти» — и вот его заключительные слова: «А я и молод, жизнь моя полна, и песнь моя на радость мне дана, но в этой радости как грусти много». Грусть, тихая и почти беспричинная, является основным тоном поэзии О. Он далеко не безусловный пессимист, ему не хочется умереть («Проклясть бы мог свою судьбу», «Когда встречаются со мной»), он оживает, когда сталкивается лицом к лицу с природой и этим обязан лучшим своим вдохновением («Полдень», «Весна», «Весною»); минувшее всегда рисуется ему в самых светлых очертаниях, жизнь вообще, «универсально», как он выражался, ему ничуть не кажется юдолью горя и плача — но индивидуально он способен отзываться почти исключительно на грустное и меланхоличное. Его внимание привлекает всего чаще вид разрушения и запустения («Старый дом», «Стучу, мне двери отпер», «По тряской мостовой», «Опять знакомый дом», «Зимняя дорога»), уходящий вечер («Вечер»), догорающая свеча («Фантазия»), ночь в пустом доме (Nocturno), тускло освещенная снежная поляна («Дорога»), тоскливо унылый звук доски ночного сторожа («Деревенели сторож»), чахоточная, приближающаяся к смерти («К подъезду»), старики, потерявшие дочь («Старик как прежде»), забытая любовь («Забыто», «Обыкновенная повесть»), мертвое дитя («Младенец», «Fatum»). Роскошь Юга вызывает в нем желание быть «на севере туманном и печальном»; пир его не веселить: «он не шлет забвенья душевной скорби; судорожный смех не заглушает тайного мученья» («В пирах безумно молодость проходить, „Домой я воротился очень поздно"); „что год, то жизнь становится скучней" („Праздники"), скука страшная лежит на дне души» («Бываю часто я смущен»). Поэту кажется, что «вся жизнь пройдет несносною ошибкой» («Ночь»). что он живет «в пустыне многолюдной»(«Портреты»): он себе представляется затерянным «в море дальнем», где вечно «все тот же гуд, все тот же плеск валов, без смысла, без конца, не видно берегов» («За днями идут дни»). Лишь изредка «еще любви безумно сердце просить», но «тщетно все — ответа нет желанью», «замолкший звук опять звучать не может» («Еще любви безумно сердце просит»). Один только раз женственная лира О., самая может быть нежная во всей русской поэзии, взяла несколько бодрых и даже воинственных аккордов — в последнем из небольшого цикла четырех превосходных стихотворений, озаглавленных «Монологи». Но это черта чисто биографическая: О. был в то время (1846) заграницей, слушал лекции, чувствовал себя вновь «школьником», и ему на мгновенье показалось, что его дух «крепок волей», что он наконец «отстоял себя от внутренней тревоги». Его прельстил «дух отрицанья, не тот насмешник черствый и больной, но тот всесильный дух движенья и созданья, тот вечно юный, новый и живой; в борьбе бесстрашен он; ему губит отрада, из праха он все строит вновь и вновь, и ненависть его к тому, что рушить надо, души свята, так, как свята любовь». Эта мимолетная и случайная вспышка находится в полном противоречии с проникающим всю поэзию О. чувством всепрощении глубокой резиньяции, как говорили в 40-х годах любимым выражением столь любимого тогда Шиллера. В прощальном стихотворении к жене (К ***), он говорит женщине, разбившей его жизнь: «о, я не враг тебе... дай руку»! и спешит уверить ее, «что не смутят укором совесть тебе отнюдь мои уста»; он признательно помнит только светлое прошлое: «благодарю за те мгновенья, когда я верил и любил». Не только в личной жизни полон О. такого всепрощения и покорности судьбе. Лира этого поэта, всю жизнь составлявшего предмет внимания политической полиции, почти не знает протестующих звуков. В собрании стихов О., изданных в России, найдется не более 4 — 5 пьес, где затрагиваются, и притом самым мимолетным образом, общественные поэмы. «Кабак» заканчивается возгласом обиженного отказом парня: «эх, брат, да едва ли бедному за чаркой позабыть печали»; «Соседка» — словами: «да в нашей грустной стороне скажите, что ж и делать боле, как не хозяйничать жене, а мужу с псами ездить в поле»; наконец, «Дорога» — четверостишием: «я в кибитке валкой еду да тоскую; скучно мне да жалко сторону родную» -вот и весь «протестующий» элемент поэзии будущего главаря русской эмиграции. Самым полным выражением огаревской резиньяции является уже названное стихотворение «Друзьям», писанное во время ссылки: «мы много чувств, и образов, и дум в душе глубоко погребли... И что же? Упрек ли небу скажет дерзкий ум? К чему упрек?... Смиренье в душу вложим, и в ней затворимся без желчи, если можем».

Очень неполное собрате стихотворений О., вышедшее в 1856 г.. имело в России 3 изд. (М., 1856, 1859 и 1863). Лондонское изд. 1858 г. гораздо полнее, хотя и не вследствие цензурных причин; значительное большинство напечатанных здесь впервые стихотворений вполне цензурно. Но и это издание весьма неполно. Много стихотворений О. напечатано в воспоминаниях Татьяны Пассек и второй жены О, Тучковой-Огаревой, также в «Русской Старине» 1890-х гг. и в переписке О. («Из переписки недав. деятелей»), в «Русской Мысли» 1890-х гг. Ср. Герцен, «Былое и думы»; Анненков, «Идеалисты 30-х годах» (в кн. «П. В. Анненков и его друзья»); Т. Пассек. «Из дальних лет»; Тучкова-Огарева, «Воспоминания» (в «Русской Старине» 1890-х гг.); Е. Некрасова, в «Почине» (т. 1): Ап. Григорьев, «Сочинения» (т. 1); Чернышевский (СПб., 1896); Дружинин, «Сочинения» (т. 7); Щербина, в «Библиотеке для Чтения»; В. Чуйко, «Современная поэзия»; П. Перцов, в книге «Философские течения русской поэзии».

С. Венгеров.