- 1036 Просмотров
- Обсудить
Пpoкpyст
Пpoкpyст (ProkrousthV), иначе Дамаст или Полипемон — мифический греческий разбойник, живший в Элевзине. Он укладывал заходивших к нему гостей на кровать; при этом, если кровать была коротка, то он обрубал ноги несчастным, если же ноги были коротки, он их вытягивал. П. был убит Тезеем.
Пролежень
Пролежень (Decubitus) означает омертвение (гангрена) наружных покровов, иногда слизистых оболочек, под влиянием продолжительного давления на известные пункты (немецк. Druckbrand). Как показывает самое название, это явление встречается у людей, вынужденных долго лежать. Но не всякая болезнь, приковывающая надолго больного к постели, одинаково предрасполагает к образованию пролежней. В то время, как при тяжелых тифах, дизентерии, холере П. представляют нередко мучительное и опасное осложнение, они при чахотке образуются поздно или совсем не образуются. Но наибольшая опасность развития П. существует при болезнях головного и спинного мозга. Чаще всего П. появляются на крестце, ягодицах, над большими вертелами, остистыми отростками позвоночника (от давления подстилки), реже на коленях (от давления одеяла). Сперва образуется синее пятно с краснотой вокруг; эпидермис слущивается клочьями, обнажая буроватую поверхность, принимающую потом грязную окраску. Если процесс не был во время остановлен, то разрушение идет вглубь, обнажая кости и ведя к смерти вследствие гнило— или гноекровия. Образование П. объясняется ослаблением периферического кровообращения под влиянием упадка деятельности сердца при истощающих болезнях; при этом уже ничтожное давление ведет к запустеванию сосудов и омертвению ткани. Причину их появления при болезнях центральной нервной системы большинство невропатологов видят в расстройстве деятельности трофических нервов. Всякого тяжелого больного надо переворачивать несколько раз в день, если это позволяет характер его болезни, дабы распределить давление на различные места кожи. Надо следить, чтобы простыня не образовала складок, чтобы крошки не попадали в постель. Весьма целесообразно иметь запасную кровать, куда и пререкладывают больного, пока перестилают. При начинающемся изъязвлении применяют мазь из свинцового уксуса и дубильной кислоты (unguentum plumbi tannici) и подкладывают больному воздушную или водяную подушку; при наполнении последней надо следить, чтобы из нее были удалены все пузыри воздуха; резиновые круги мало пригодны. При более глубоких разрушениях требуется хирургическая помощь.
О.
Проливы
Проливы — более или менее узкие части моря, между двумя материками, напр. Гибралтарский, Босфор, Керченский; материком и островом, напр. Зунд, Баб-эльМандебский, или между 2 островами, напр. Большой Бельт, Бонифачио (между Сардинией и Корсикой). Некоторые морские каналы без шлюзов могут быть названы искусственными проливами, соединяющими между собой моря и облегчающими судоходство как настоящие П. Таких теперь 2: Суэцкий, соединяющий Средиземное море с Красным, и Коринфский, соединяющий Лепантский залив Ионического моря с Эгинским заливом Архипелага. Они прорыты через перешейки тех же наименований. Существуют проекты каналов через перешейки Панамский ,Керченский и Кра (на Малаккском полуо-ве). Первый, если будет прорыт, должен стать всемирным торговым путем, не уступающим Суэцкому каналу; вторые два вряд ли будут иметь особенно большое значение, как и существующий уже Коринфский канал. Узкие П., через которые идет большое торговое движение, издавна имели значение и в политике. Владея ими, можно было не пропускать чужих военных судов, не пропускать или облагать большими пошлинами чужие торговые суда. Таково было еще недавно значение Зунда, таково и теперь значение Босфора, Дарданелл. и Kepчeнcкого П. Все три сильно укреплены. В других случаях господство над проливами достигается укрепленными гаванями в проливе или вблизи его, где собственные военные корабли находят защиту, снабжаются углем, съестными припасами и т. д. Такие гавани особенно нужны для сильной морской державы; в настоящее время об устройстве их особенно озаботилась Великобритания. Благодаря им и своему флоту, она господствует над движением в проливах, берега которых было бы трудно или бесполезно укреплять, напр., над Гибралтарским проливом — посредством Гибралтара, над П. Баб-ель-Мандеб — посредством Адена и Перима и т. д. Вблизи П. часто возникали большие торговые города. Существует мнение, что вообще такое положение благоприятно для торговли (Константинополь, Копенгаген); но для того нужно еще много других условий. В Гибралтарском П., напр., нет большого города, а вблизи — только Кадис, торговля которого не имеет ничего общего с проходящими по П. судами; в Суэцком канале — искусственном проливе, через который проходит огромное количество судов — нет крупного города, а торговля недалекой от него Александрии — важнейшей гавани Египта — не имеет ничего общего с движением на дальний Восток через Суэцкий канал. Точно так же никто, кроме местных жителей, не предполагает, чтобы на Панамском канале должен был возникнуть большой город.
А. В.
Пролог
Пролог — часть драмы. В греческой трагедии под этим названием разумелась часть пьесы, предшествующая первой песне хора, пароду. П. Эсхила и Софокла прямо указывают на то положение действующих лиц, развитие которого является содержанием драмы. Они органически входят в действие и соединяют в себе все условия драмы, как по отношениям и настроениям лиц, участвующих в них, так и по форме изложения (обыкновенно — диалог). У Еврипида в П. дается сухое и холодное изложение событий, предшествующих началу драматического действия, а иногда и указание на развязку пьесы. Форма изложения в П. Еврипида, по большей части, монологическая и притом от лица какого-нибудь божества. В древнейшей римской комедии П. представлял собой более или менее подробное изложение сюжета, точки его отправления и развития. Нередко сюда же присоединялась просьба к зрителям о ласковом приеме актеров. Во время Теренция основанием пролога служило воззвание о милостивом внимании к автору, или к распорядителю спектакля, или к тому и другому вместе. Здесь помещались и нападки на литературных противников поэта. Дошедшие до нас П. комедий Плавта не принадлежат ему; они написаны для посмертных представлений и отличаются многословием и бессодержательностью.
А. М — н.
В средневековой мистерии П. переходил в проповедь или молитву. П. одной moralite начала XVI в. сообщает, как автор, перенесенный в преддверие ада, подслушал разговор Сатаны с Люцифером о средствах соблазнить людей: его пьеса разоблачит происки нечистого. У англичан название П. носил иногда актер, который, выходя на авансцену перед опущенным занавесом, произносил монолог в виде личного обращения к зрителям. У Шекспира в роли П. выступает то хор, то (в «Генрихе IV») «молва», вся покрытая нарисованными языками. Характер монолога имеют также П. Мольера к «Амфитриону» и «Мнимому больному», Расина — к «Эсфири» (П. — Piete) и т. д. Но уже у итальянских комедиантов П. является в виде сцены, напр. между директором театра и актером: прием, употребленный Гёте в одном из прологов к «Фаусту». Под пером Гёте и Шиллера (П. к «Лагерю Валленштейна») П. становится содержательной и интересной в теоретическом отношении формой. Поэт то переносит зрителя путем П. в ту атмосферу, в которой развивается интрига драмы, то приводит ее в связь с высшими началами, правящими жизнью, и тем сообщает личной драме широкий, универсальный смысл. Таковы П. на небе к «Фаусту», П. «Дон Жуан» Толстого: они не столько подготавливают будущие события, сколько освещают их, раздвигают сцену, перенося мысль зрителя от реального мира, изображенного здесь, к его сверхчувственным основам. Как подражание драме и в эпических произведениях (больших поэмах и романах) вступительная часть, рассказывающая о событиях, предшествовавших началу главного произведения, называется прологом.
Ар. Г
Прометей
Прометей (PromhJeuV, Prometheus) — в греческой мифологии сын титана Иапета и Климены (по др. Азии, Фемиды), или Урана и Климены, или Эвримедонта и Геры, брат Атланта, Менойтия, Эпиметея, супруг Гезионы (по др. Аксиофеи, Пандоры), отец Девкалиона, Геллена, Лика, Химерея. П. в первоначальных представлениях — космическое божество огня, родственное Гефесту (PurjoroV JeoV); так, в Афинах он почитался совместно с Гефестом и Афиной в академии (между Колоном и столицей), где в честь него стоял алтарь и статуя рядом со статуей Гефеста; тут же ,возле статуй, находился их общий жертвенник. Уже рано в мифах и сказаниях на первый план выступает этическое значение П.; оценив важность огня как необходимого фактора культуры, древние греки приписали появление его на земле «промыслителю» своему — П., который с этого времени сделался гением человечества, духовным его просветителем и учителем. Некоторые (Kuhn, Baudry, Decharme, Wecklein) считают мифологическое имя П. не специально греческими, а индо-германским, сближая слово PromhJeuV с санскритским pramathyus (=тот, кто трет — подраз. дерево о дерево для добывания огня) и pramantha (= палка, которую вращали в ступице диска для извлечения огня). По такому представлению П. первоначально был виновником появления огня на земле посредством pramantha — атрибут, которому в греческом мифе соответствует narJhx(=ferula, шпильник), в стволе которого П. перенес огонь с неба. На это сопоставление указывает, между прочим, прозвище индийского бога Агни-Прамати и название Турийского Зевса — PromanJeuV.Как бы то ни было, греческий П. гесиодовских и позднейших сказаний — благодетель человечества, олицетворение человека во всеоружии его духовных даров, — человека, ищущего совершенства, истины, бессмертия и дерзающего поравняться в своем духовном совершенстве с богами. Он — тип человека в борьбе с природой. противопоставляющего ее титаническим, слепым силам ум, хитрость, изобретательность. Гесиодовские сказания о П. сводятся к следующему. Когда боги уславливались с людьми в Меконе (у Сикиона) о том, какие почести должны воздаваться им, богам, П.. как посредник между обеими сторонами и промыслитель человеческого рода, разделил жертвенное животное на две половины: мясные части и съедобные внутренности завернул в шкуру, а кости и худшие остатки покрыл жиром, полагая, что боги выберут ту часть, которая с виду пожирнее. Зевс, однако, заметил хитрость, но желая иметь предлог для наказания ненавистного человечества, выбрал худшую часть в жертву, и за это лишил людей огня. Возникло, таким образом, сказание из попытки объяснить обычай сожигания в жертву богам худших частей животного; последующее поколение увидело в этом обычае оскорбление божества и приписало его мятежнику П., с именем которого вообще связывается установление жертв. Когда люди остались без огня, заступник их П. похитил его с очага Зевса (по др. с солнечной колесницы или из лемносского горна Гефеста) и перенес к людям в стволе narJhxўa. За это Зевс решил отомстить людям созданием женщины (Пандоры; см.), которая вместе с Эпиметеем, недальновидным братом П., была виновницей всех человеческих бед и напастей, а П. приковал к столбу (Гесиод, «Qeogonia» и «Eria kai ўHmerai»). Однако, позднее суждено было П. примириться с Зевсом через Геракла, который убил орла, прилетавшего днем клевать печень П., и освободил страдальца. В Афинах в честь него был установлен праздник — PromhJeia с факельным бегом (lampadhjoria, lampadhdromia), символизировавшим собою распространение священного огня среди людей. Священный огонь возжигался на жертвеннике в академии и должен был быть как можно скорее (отсюда факельный бег) донесен до города, чтобы заменить собой оскверненный употреблением старый огонь. В литературе миф о П. был излюбленным сюжетом древнего и нового времени, начиная с Эсхила, который первый увековечил идею П. мифа в своей трилогии (быть может, тетралогии — «PromhJeuV»), состоявшей из трех драм: «PromhJeuV DesmwthV» (Прикованный П), «P. loomenoV» (Освобожденный П.), «P. purjoroV» (П. огненосец) и, быть может, сатирической драмы («P. purcaeuV?»). До нас дошла одна из упомянутых драм — «P. DesmwthV». Содержанием ее является наказание П. за похищение огня и самоотверженная борьба его с неумолимо суровым Зевсом, который, олицетворяя собой мировой порядок, только что водворенный с низвержением титанов, жестоко наказывает ослушника своей воли, низвергая его в конце пьесы в преисподнюю вместе со скалой, к которой он был прикован. По Эсхилу, П. — сын Фемиды, титан, первоначально враг Зевса. Однако, заметив, что хитростью и умом легче обеспечить себе победу, чем грубой силой, он, не будучи в состоянии убедить в этом братьев-титанов, перешел на сторону Зевса. Когда в борьбе с Кроносом Зевс вышел победителем, он захотел ознаменовать начало своей власти созданием нового человеческого рода. Тогда П., гений существовавшего человеческого рода, вступился за его судьбу и передал ему с огнем ум, изобретательность, хитрость — для борьбы с природой. Оскорбленный этим, Зевс решается наказать ослушника своей воли и приказывает своим слугам — мощи и силе (KratoV и Bia) — с помощью Гефеста приковать мятежника к скале в Скифии близ моря. Прикованный П. жалуется на жестокость и неблагодарность своего мучителя — Зевса, который, забыв оказанные им, П., услуги во время борьбы с титанами, теперь обрек своего прежнего союзника на долгие муки, и притом за содеянное людям добро. Дочери Океана (хор) приходят утешать страдальца и вместе с ним жалуются на жестокость Зевса. Но у П. есть средство отомстить Зевсу: он знает от матери Фемиды тайну, от которой зависит судьба олимпийского владыки, и в сохранении этой тайны от Зевса видит средство заставить его смириться. Появление скиталицы Ио и рассказ ее о своих страданиях, виновником которых был тот же Зевс, еще более возбуждают против него П. Когда приходит вестник Зевса Гермес с требованием открыть умалчиваваемую тайну, П. решительно и надменно отказывается сделать это. Тогда Зевс посылает гром и землетрясение и П. вместе со скалой, к которой был прикован, проваливается в бездну. Сюжетом следующей, не дошедшей до нас драмы, «P. loomenoV», было примирение Зевса и П. После долгих мучений под землей, П. вместе со скалой опять очутился на земле, среди Кавказских гор. Продолжительные страдания измучили его: он ждет только одной смерти. Не довольствуясь этими страданиями узника, Зевс придумал новую пытку: он послал коршуна (орла, который прилетал через день клевать печень П., как вместилище дурных страстей и желаний, и давал на день отдых страдальцу лишь для того, чтобы исклеванная печень могла снова вырасти. Но вот является Геракл-освободитель и убивает коршуна. Тогда же приходят к П. получившие свободу и примирившиеся с Зевсом титаны и убеждают П. смириться и открыть тайну Зевса. Так закончилась долгая борьба человечества с богами. П. был освобожден от оков и вознесен на Олимп, в сонм бессмертных, получив дар бессмертия от Хирона, который мучился от отравленной раны и жаждал смерти. Верховный владыка неба укрепил свою власть и, обеспечив ей бесконечное существование, становится из жестокого и неумолимого — милостивым богом, — тем Зевсом, каким представляли его набожные греки начала V в. и каким он является в драмах Эсхила. Время жестокого режима и борьбы сменилось безоблачным периодом примирения неба с землей и человечество, искупленное страданиями П., вкусило наконец дары мирной и культурной жизни. Идея Эсхиловой трилогии в том, что всякий прогресс должен искупляться страданием (Вейль), а весь трагизм П. — в его близорукости, в непонимании высших мудрых целей мироправителя: вмешавшись со своей человеческой волей в высокие божественные планы Олимпийца, он падает жертвой этой борьбы. Новейшая литературная критика неодинаково поняла и объясняла пьесу Эсхила, и главным образом потому, что рассматривали ее одну, без связи с остальными пьесами трилогии, как самостоятельное художественное произведение. Так, в Зевсе видели отвратительный образ тирана, а в П. — поборника свободы, друга людей (Schutz) или истолковывали П., как идеального человека в борьбе с природой, противопоставляющего ее слепым силам свою непоколебимую волю и духовную мощь (A. W. Schlegel). Blumner находил идею драмы в возвеличении судьбы, которая осиливает произвол тирана, и борьбы, которая, сокрушая человека, возвеличивает его. Hermann полагал, что Эсхил в драме П. изобразил Зевса народных сказаний в противоположность тому великому Зевсу, образ которого носился в религиозных представлениях лучших художников первой половины V века. Welcker, Schomann, Well, Werklein объясняли эту драму в связи с остальными пьесами трилогии: по их мнению, Эсхил выразил в своем П. глубоко религиозную идею вечной, всемогущей, справедливой и премудрой власти Зевса, перед которой должны смириться даже такие сильные волей и умом полубоги-полулюди, как П.; стремления П., не смотря на их симпатичность и возвышенность, односторонни и все величие его жертвы ничто перед высшей волей Зевса. Schneider истолковывал идею Эсхила в том смысле, что Зевс хотел сделать добро людям, не дав им огня, как средства для распространения культуры, так как видел в ней залог гибели человечества: так что, по Schneider'y, Эсхил был провозвестником идей Руссо. Миф о Прометее обратил на себя внимание ряда великих поэтов — Гёте, Байрона, Шелли. Прометей Гёте (1773 или 1774 г.) — бог, равный Зевсу, презирающий Зевса, потому что тот, не смотря на всю свою державную силу — подчинен, как и все, судьбе. Гордость и богоподобная сила П. — не в праздном и бесцельном могуществе, а в творческой энергии, в живой деятельности, в способности переживать страдания и радости. Драматическая поэма Шелли «Prometheus unbound» (1821) — «этот увлекательный гимн к свободе в драматической форме» (Шерр) — изображает Прометея, как носителя духовного начала и разумной свободы, в противоположность Зевсу, который олицетворяет собой физический закон мира. П., по словам самого Шелли (Preface) — тип высшего совершенства нравственной и интеллектуальной природы, приводимой к лучшим и благороднейшим целям самыми чистыми и истинными побуждениями. Демогоргон, свергающий в конце концов Зевса с его мирового трона, приводит за собой век свободы, любви, мягкости (gentleness), добродетели, мудрости, терпения: так, благодаря могучему протесту П. миновало время деспотизма и порабощения духа. Байроновский П. (лир. стих. «Prometheus», 1816) — также воплощение высоких стремлений человека к свободе, гордый и непримиримый враг тирании, преступление которого было в том, что он старался уменьшать сумму человеческих несчастий и возвышать человека. Из других поэтических произведений на эту тему можно упомянуть еще трилогию «Promethee», Эдгара Кине (1837), и драму де Сеневиля Минара (1843), «Promesthee Delivre». Кине и Менар изобразили в П. обновителя духовной жизни человечества (предшественника Христа).
Литература. A. W. Schlegel, «Vorlesungen uber dramatische Kunst.» (1 т.); Blumner, «Die Idee des Schicksals in den Trag. des Aeschylus» (Лпц., 1814): Weicker, «Die Aeschyleische Trilogie Prometheus» (Дармштадт, 1824); G. Hermann, «De Aeschyli Prometheo Soluto» (1828); Toepelmann, «De Aeschyl. Prometheo» (Лпц., 1829); J. H. Schmidt, "De «Pr. vincio» (Аугсбург, 1831); Heffter, « Prometheus» («Zeilschrift f. d. Alterw.», 1836, № 53): Weiske, «Prometheus und. Sein Mysthenkrels» (Лпц., 1842); E. v. Lausaulx, «Prometheus. Der Mythus und seine Bedeutung» (Вюрнбург. 1843); G. Hermann, «De Prometheo Aeschyleo» (Лпц., 1845); Schomann, «Uber den Prometheus des Aeschylus» («Zeitschr. f. Alterw.», 1846, №111), M. Carriere, «Prometheus» («Deutsches Museum», 1855, № 14); Weicker, «Griechische Gotterlehre» (II, 246 — 278, Геттинген, 1859); Vischer, «Uber die Prometheustragodien des Aesch.» (Базель, 1859); Caesar, «Der Prometheus des Aeschylus» (Марбург, 1859); Baudry, «Les Mylhes du feu et du breuvage releste» («Revue Germanique», 1861, p. 358); Teuffel, «Ueber des Aesch. Prometheus und Orestie» (Тюбинген, 1861); Markowitz, «De Aesch. Proinetheo» (Дюссельдорф, 1865); Linzow, «Die Prometheussage» («Padag. Arch.», 1. 866, 641 — 683): Westphal, «Prolegomena zu AeschylusTragodien» (1869, p. 207. слл.); Th. Henry Martin, «La Prometheide» (Пар., 1875); Seelmann, «De Prometheo Aeschyl.» (Дессау, 1876), Patin, «Etudes sur les tragiques Grecs» (I, 250 — 305. 1877); Herwig, «Das ethisch-religiose Fundament der Aesch. Tragodie» (Констанц, 1877); Holle, «Die Prometheussage» (Берл., 1879); Eichhof, «Die Sage und Dichtung von P.» (1879, «Jahresbb. f. Klass. Philol. u. Padag», 2 отд.); Flach, «Zur Prometheussage» (1881, «Jahresb. f. Klass. Philol.», с. 817, слл.); Konitzer, «De fabulae Prometheae in arte litterisque usu» (Галле, 1885); Decharme, «Mythologie de la Grece antique» (1886, pp. 257 — 266); Kuhn, «Die Herabkunft des Feuers und des Gottertranks» (1886); Schneider, «Der Prometheus des Aeschylos» (Дуйсбург, 1889); Wecklein, «Aeschylus, Prometheus» (1893, Лпц.; введение); Preller, «Griechische Mythologie» (Б. 1894, pp. 91 — 102); Weil, «La fable de Promethee», в его «Etudes sur le drame Grec» (Пар., 1897).
И. Обнорский.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.