Меню
Назад » »

Луций Анней Сенека (207)

ЛУЦИЙ АННЕЙ СЕНЕКА

Местом рождения Сенеки (конец I в. до н. э.- 65 г. н. э.) был город Кордуба в Испании (нынешняя Кордова). Сын известного ритора, Сенека получил в Риме риторическое и философское образование. Участие в политических интригах подвергало его жизнь постоянной опасности. При Калигуле он чуть не оказался жертвой террора, при Клавдии, избежав смертного приговора, был сослан на остров Корсику, откуда вернулся лишь через восемь лет, чтобы стать воспитателем Нерона, который в первые годы своего правления возвысил и озолотил Сенеку, а затем подверг опале и в конце концов обрек на самоубийство.

Кроме трагедий, общая характеристика которых дана во вступительной статье, и сатиры на смерть императора Клавдия, Опека оставил большое количество морально-философских сочинений (три послания, озаглавленных «Утешения», трактаты «О гневе», «О краткости жизни», «О стойкости мудреца» и др., двадцать книг «Писем к Луцилию»), а также труд по естествознанию — «Вопросы природы».

ОКТАВИЯ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Октавия.

Кормилица Октавии.

Сенека.

Нерон.

Префект.

Агриппина.

Поппея.

Кормилица Поппеи.

2 хора римских граждан.

Действие происходит в Риме, в 62 г. н. э.

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Октавия.

Октавия

Аврора[275] зажглась и ночных светил
Прогнала хоровод. Восходит
Титан в огнистых кудрях,
Вселенной вернув сиянье дня.
Отягченная бременем бед, начинай
Повторять привычных жалоб чреду,
Побеждая стон морских альцион,
Побеждая крик Пандионовых[276] птиц, —
Ведь судьба твоя тяжелей, чем у них.
О мать, по которой я плачу всегда,[277]
Ты, причина моих мучений злых,
Услышь удрученной дочери стон,
Если может внять нам бесплотная тень.
О, если б Клото[278] своей дряхлой рукой
Жизни моей перерезала нить
До того, как пришлось мне увидеть, скорбя,
Раны твои и лицо в крови.
О, день, только боль приносящий мне,
Ты душе с тех пор
Ненавистен больше, чем ночь и мрак.
Я сносила мачехи злобной гнет,[279]
И вражду ее, и суровый взгляд.
Эриния мрачная, это она
Мой стигийский[280] брачный факел несла,
Погубила тебя, мой бедный отец,[281]
Кому лишь недавно подвластен был
Беспредельный мир,
От кого бежала британцев рать,[282] —
Неведомых прежде нашим вождям
Свободных племен.
А теперь ты почил: сгубило тебя
Коварство жены,
И в рабство твой дом, и дети твои
У тирана в плену.

Кормилица

Тот, кто, впервые в лживый наш вступив дворец,
Сверканьем благ непрочных восхищается,
Увидит вскоре, что судьба сокрытая
Сгубила дом, могущественный некогда, —
Род Клавдия, чьей власти был покорен мир,
Для чьих судов свободный Океан седой,
Смирившись против воли, легкий путь открыл.
Да, он, британцев покоритель первый, он,
Кто слал челны без счета в море дальнее,
Кто среди волн и средь народов варварских
Был невредим, — погиб от рук жены своей,
Убитой вскоре сыном. Юный брат почил,[283]
Погублен ядом; а сестра горюет здесь
И скрыть не в силах скорби, хоть грозит ей гнев
Жестокого супруга ненавистного;
Она его чуждается — но равная
Горит и в нем к жене постылой ненависть.
Напрасно я своей пытаюсь верностью
Ей боль души утишить: горе жгучее
Сильней моих советов; благородный пыл
Ей полнит сердце, в бедах силу черпая.
Мой страх — увы! — провидел злодеяние
В грядущем… Да не сбудется, молю богов!

Октавия

О, доля моя! Злосчастней меня
Никого не найти.
Я могу повторить,
Электра, твой плач:[284]
Но было тебе оплакать дано
Родителя смерть,
И убийцам его отомстил твой брат,
Которого верность твоя спасла,
Укрыв от врагов.
А мне по загубленным злой судьбой
Родителям страх не велит горевать,
Над убитым братом рыдать не дает;
На него лишь могла надеяться я,
Он один мне на миг утешеньем был.
Только я, горемыка, осталась жива —
Великого имени жалкая тень.

Кормилица

Питомицы стон долетел ко мне:
Тоскует она; так надо спешить
Мне, старухе медлительной, в спальню к ней.

Октавия

Кормилица! Слезы с тобой разделю,
Со свидетелем верным скорби моей.

Кормилица

Наступит ли день, что тебе принесет
Избавленье от бед?

Октавия

Наступит; в тот день я к Стиксу сойду.

Кормилица

Да не скоро сбудется слово твое!

Октавия

Не твоя мольба, а злая судьба
Правит жизнью моей.

Кормилица

Удрученной пошлет благосклонный бог
Перемену к лучшему; ты сама
Смиреньем и кротостью мужа смягчи.

Октавия

Легче смягчить свирепых львов
Или тигров лесных,
Чем тирана сердце. Всем, кто рожден
От славной крови, — он лютый враг,
Презирает он людей и богов;
Злодеяньем ему преступная мать
Добыла счастье, с которым он
Совладать не в силах. Пусть он, стыдясь,
Что в подарок от матери получил
Над империей власть, в благодарность смерть
Несчастной послал за этот дар[285] —
Но ужасную славу во веки веков
И над гробом женщина та сохранит.

Кормилица

Замолчи! Не давай безрассудным речам
Из смятенного сердца свободно течь.

Октавия

Нет, сколько б ни терпела я, одна лишь смерть
Моим страданьям может положить конец.
Убита мать, злодейски умерщвлен отец,
Погублен брат — лавиной беды сыплются.
Живу в тоске, супругу ненавистная,
Служанке повинуясь[286] — и не мил мне день;
Трепещет сердце — но боюсь не смерти я,
А преступленья: если бы судьбы моей
Злодейство не коснулось — умерла бы я
Охотно, потому что хуже смерти мне
Встречать тирана взгляд спесивый, яростный,
Со страхом целовать врага, которому
Нет сил повиноваться с той поры, как брат
Погублен, а престолом завладел его
Братоубийца, гордый благоденствием.
Как часто брат приходит тенью грустною
Ко мне, когда глаза, от слез усталые,
Смежит мне сон и тело обретет покой.
То, факелы схватив руками слабыми,
Глаза убийце выжечь он пытается,
То в спальный мой покой вбегает в ужасе,
А враг за ним; прильнув ко мне, трепещет брат, —
И нас обоих меч пронзает гибельный.
Холодный ужас прогоняет сон с очей,
И снова страх и горе возвращаются.
Прибавь еще соперницу, похищенным
У нас величьем гордую: в угоду ей
Отправил мать на корабле чудовищном,
А после при крушении спасенную
Зарезал сын, что бездны был безжалостней.
Так есть ли мне надежда на спасение?
Чертог мои брачный перейдет к сопернице,
Что за разврат в награду громко требует
Жены законной, ненавистной голову.
Приди из мрака к дочери взывающей,
Отец, на помощь! Иль разверзни пропастью
Покров земли, чтоб тотчас взял Аид меня!

Кормилица

Напрасно тень отца зовешь, несчастная,
Напрасно: после смерти до потомков нет
Ему и дела, если мог при жизни он
Родному сыну предпочесть чужую кровь,
Коль мог возжечь он брачный факел пагубный —
Дочь брата взять на ложе нечестивое.
Отсюда потянулась преступлений цепь:
Убийства, козни, жажда крови, спор за власть.
В день свадьбы тестя в жертву принесен был зять,[287]
Чтоб, в брак вступив с тобою, не возвысился.
Злодейство! Отдан был в подарок женщине
Силан, и, кровью окропив отеческих
Пенатов, пал, безвинно оклеветанный.
Увы мне! Враг в порабощенный дом вступил:
Преступный по природе, зятем цезаря
И сыном стал он, — происками мачехи,
Которая насильно, запугав тебя,
Обрядом брачным пагубным связала вас.
Удача ей свирепости прибавила:
Дерзнула посягнуть на власть священную
Над миром. Кто опишет козни льстивые,
Преступные надежды, ковы женщины,[288]
Дорогою злодейств к престолу рвущейся?
Тогда святое Благочестье в ужасе
Покинуло дворец, и поселилась в нем
Жестокая Эриния; священные
Пенаты[289] осквернила адским факелом
Закон природы и стыда поправшая.
Жена подносит мужу яд, потом сама
От рук сыновних гибнет; вскоре ты почил,
Несчастный мальчик, по котором слезы льем;
Британик наш, опорой дома Августа,
Светилом мира был ты — ныне ты лишь тень
И горстка праха. Мачеха жестокая
Сама рыдала над костром твоим, когда
Объяло пламя тело и красу твою
Божественную легкий поглотил огонь.

Октавия

Пусть и меня погубит, иль убью его.

Кормилица

На это сил природа не дала тебе.

Октавия

Так даст их гнев, беда, и скорбь, и боль дадут.

Кормилица

Смиреньем мужа побеждай свирепого.

Октавия

Чтоб он мне брата воскресил убитого?

Кормилица

Чтобы в живых остаться и потомками
Род воскресить отцовский угасающий.

Октавия

Род цезарей других потомков ждет теперь,
Меня же брата рок влечет несчастного.

Кормилица

Так пусть любовь народа дух поддержит твой.

Октавия

В ней утешенье, но не избавление.

Кормилица

Народ — большая сила.

Октавия

Но сильней тиран.

Кормилица

Жену он чтит…

Октавия

Но больше чтит наложницу.

Кормилица

Всем ненавистна…

Октавия

Но зато любима им.

Кормилица

Но ведь она покуда не жена ему.

Октавия

Не бойся: будет и женой и матерью.

Кормилица

Неистов юношеский лишь вначале пыл,
Но гаснет быстро, словно пламя легкое;
Непостоянна и любовь постыдная —
Прочна любовь лишь к женам целомудренным.
Та, что на брак твой посягнула первая,
Рабыня, завладевшая хозяином,[290]
Боится…

Октавия

Не меня — другой соперницы.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar