- 897 Просмотров
- Обсудить
К Вакху
Вакх, я полон тобой! Куда
Увлекаешь меня? В рощи ли, в гроты ли
Вдохновение мчит меня?
Где, в пещере какой Цезаря славного,
Блеск извечный стихом своим
Вознесу я к звездам, к трону Юпитера?
Небывалое буду петь
И доселе никем в мире не петое!
Как вакханка, восстав от сна,
Видя Гебр пред собой, снежную Фракию
И Родоп, что лишь варварской
Попираем стопой, диву дивуется,
Так, с пути своего сойдя,
Я на берег дивлюсь и на пустынный лес.
Вождь наяд и менад, легко
Стройный ясень рукой вмиг исторгающих,
Петь ничтожное, дольнее
Больше я не могу! Сладко и боязно,
О Леней, за тобой идти,
За тобою, лозой лоб свой венчающим.
Венере
Девицам долго знал я, чем нравиться,
И был в любви достойным воителем, —
Теперь оружие и лиру
После побед их стена та примет,
Что охраняет образ Венеры нам.
Сюда, сюда несите вы факелы
И грозные воротам вражьим
Крепкие ломы, крутые луки.
О золотого Кипра владычица
И стен Мемфиса, вечно бесснежного!
Высоко поднятым бичом ты
Раз хоть коснись непокорной Хлои!
Похищение Европы
Пусть напутствует нечестивых криком
Птица бед, сова, или завыванье
Суки, иль лисы, или ланувийской
Щенной волчицы.
Пусть пересечет им змея дорогу,
Чтоб шарахнулись от испуга кони.
Я же в час тревог о далеком друге —
Верный гадатель.
К ворону взову: от восхода солнца
Пусть летит ко мне для приметы доброй,
Прежде чем уйдет пред ненастьем в топи
Вещая птица.
Помни обо мне, Галатея, в счастье
Для тебя одной все дороги глажу,
Чтобы дятла стук иль ворона слева
Не задержали.
Видишь, как дрожит и тревожно блещет
На краю небес Орион? Несет ли
Адрий черный шторм или Япиг грозы, —
Все прозреваю.
Пусть на вражьих жен и детей обрушит
В бешенстве слепом ураган востока
Злой пучины рев и прибрежный грохот
Скал потрясенных.
О, припомни быль, как Европа, тело
Белое быку, хитрецу, доверив,
Побледнела вдруг: закипело море
Тьмою чудовищ.
На заре цветы по лугам сбирала
И венки плела так искусно нимфам,
А теперь кругом, куда взор ни кинуть, —
Звезды да волны.
Вот на брег крутой многогранный
Крита Выбралась в слезах, восклицая:
— Славу Добрую мою, о отец, и скромность
Страсть победила!
Где? Откуда я? Только смерть искупит
Мой девичий грех. Наяву ли плачу,
Вспоминая срам, или непорочной
Девой играют
Призраки, пустых сновидений сонмы,
Пролетев порог из слоновой кости?
Ах, что лучше: плыть по волнам иль в поле
Рвать повилику?
Если бы сейчас мне попался в руки
Тот проклятый бык, я бы истерзала
Милого дружка, я б рога сломала
В ярости зверю.
Стыд мне, стыд, увы! Позабыть пенаты!
Стыд мне, жгучий стыд! Смерть зову и медлю.
Лучше б мне блуждать среди львов, о боги,
В полдень нагою.
Но пока еще не запали щеки
И бурлива кровь у добычи нежной,
Красотой моей, о, молю, насытьте
Тигров голодных.
— Жалкая, — твердит мне отец далекий, —
Что ж не смеешь ты умереть, Европа?
Пояс при тебе. Вот и ясень. Только —
Петлю на шею.
Иль тебе милей об утесы биться,
О зубцы камней? Так вверяйся буре,
И раздумье прочь!.. Или ты, царевна,
Предпочитаешь
Быть второй и шерсть теребить для ложа
Варварки, твоей госпожи? — Горюет
Дева, и, смеясь, так коварно внемлют
Плачу Венера
И Амур-шалун с отзвеневшим луком.
А повеселясь: — Берегись, — ей молвит, —
Удержи свой гнев, коль рога преклонит
Бык примирение.
Знай, тебя любил, как жену, Юпитер.
Так не плачь навзрыд и судьбу Европы
С гордостью неси. Твое имя примет
Вскоре полмира.
В праздник Нептуналий
Как отпраздновать веселей
День Нептуна? Открой, Лида, цекубское,
Дар заветный, о мой провор,
Искру жизни придай чопорной мудрости.
Полдень клонится в тень, а ты
Медлишь, словно застыл в небе летучий день,
Не выносишь из погреба
Нам амфору времен консульства Бибула.
Мы прославим Нептуна мощь,
Нереид волоса густо-зеленые
И на лире изогнутой
Мать Латону и бег Цинтии-лучницы.
Завершим же владычицей,
Что над Книдом царит и над Кикладами:
Мчат на Паф ее лебеди,
Но достойна и Ночь горестной пении.
Памятник
Создал памятник я, бронзы литой прочней,
Царственных пирамид выше поднявшийся.
Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой
Не разрушат его, не сокрушит и ряд
Нескончаемых лет, время бегущее.
Нет, не весь я умру, лучшая часть меня
Избежит похорон. Буду я вновь и вновь
Восхваляем, доколь по Капитолию
Жрец верховный ведет деву безмолвную.
Назван буду везде — там, где неистовый
Авфид ропщет, где Давн, скудный водой, царем
Был у грубых селян. Встав из ничтожества,
Первым я приобщил песню Эолии
К италийским стихам. Славой заслуженной,
Мельпомена, гордись и, благосклонная,
Ныне лаврами Дельф мне увенчай главу.
К Юлу Антонию
Тот, держась на крыльях, скрепленных воском,
Морю имя дать обречен, как Икар,
Кто, о Юл, в стихах состязаться дерзко
С Пиндаром тщится.
Как с горы поток, напоенный ливнем
Сверх своих брегов, устремляет воды,
Рвется так, кипит глубиной безмерной
Пиндара слово.
Фебова венца он достоин всюду —
Новые ль слова в дифирамбах смелых
Катит, мчится ль вдруг, отрешив законы,
Вольным размером;
Славит ли богов иль царей, героев,
Тех, что смерть несли поделом кентаврам,
Смерть Химере, всех приводившей в трепет
Огненной пастью;
Иль поет коня и борца, который
С игр элидских в дом возвратился в славе,
Песнью, в честь его, одарив, что сотни
Статуй ценнее;
С скорбною ль женой об утрате мужа
Плачет, ей до звезд его силу славит,
Нрав златой и доблесть, из тьмы забвенья
Вырвав у смерти.
Полным ветром мчится диркейский лебедь
Всякий раз, как ввысь к облакам далеким
Держит путь он, я же пчеле подобен
Склонов Матина:
Как она, с трудом величайшим, сладкий
Мед с цветов берет ароматных, так же
Средь тибурских рощ я слагаю скромно
Трудные песни.
Лучше ты, поэт, полнозвучным плектром
Нам споешь о том, как, украшен лавром,
Цезарь будет влечь через Холм священный
Диких сигамбров.
Выше, лучше здесь никого не дали
Боги нам и рок, не дадут и впредь нам,
Даже если б вдруг времена вернулись
Века златого.
Будешь петь ты радость народа, игры,
Дни, когда от тяжб отрешится форум,
Если бог к мольбам снизойдет, чтоб храбрый
Август вернулся.
Вот тогда и я подпевать отважусь,
Если только речь мою стоит слушать,
Цезаря возврат привечая: «Славься,
Ясное солнце!»
«О, триумф!» — не раз на его дороге,
«О, триумф!» — не раз возгласим, ликуя,
И воскурит Рим благосклонным вышним
Сладостный ладан.
Твой обет — волов и коров по десять,
Мой обет — один лишь бычок, который
Уж покинул мать и на сочных травах
В возраст приходит.
У него рога — словно серп на небе
В третий день луны молодой; примета
Есть на лбу — бела, как полоска снега, —
Сам же он рыжий.
Манлию Торквату
Снег покидает поля, зеленеют кудрявые травы,
В буйном цвету дерева.
Облик меняет земля, что ни день, то спокойнее в руслах
Шумные воды бегут.
Грация стала смелей, повела в хороводе — нагая —
Нимф и сестер-близнецов.
Что нам бессмертия ждать? Похищает летучее время
Наши блаженные дни.
Стужу развеял Зефир, но и лето весну молодую
Губит и гибнет само,
Не принимая даров, что приносит нам осень. И снова
Зимние бури придут.
В круговороте времен возмещается месяцем месяц,
Мы же, в загробную мглу
Канув, как пращур Эней, или Тулл, или Анк, превратимся
В пыль и бесплотную тень.
Кто поклянется тебе, о Торкват, что не будет последним
Завтрашний день для тебя!
Все, что при жизни скопил, да минует наследников жадных,
Рук не минуя твоих.
Если ты завтра умрешь и Минос на суде преисподнем
Свой приговор изречет,
Ни красноречье твое, ни твоя родовитость, ни кротость
К жизни тебя не вернут.
Даже Диана сама не могла своего Ипполита
Девственный прах оживить,
Даже Тезей не разбил на застывших руках Пиритоя
Леты холодных цепей.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.