Луис де Гонгора-и-Арготе (10)

* * * 
О Кордова! Стобашенный чертог! 
Тебя венчали слава и отвага. 
Гвадалквивир! Серебряная влага, 
Закованная в золотой песок. 
О эти нивы, изобилья рог! 
О солнце, источающее благо! 
О родина! Твои перо и шпага 
Завоевали Запад и Восток. 
И если здесь, где средь чужого края 
Течет Хениль, руины омывая, 
Хотя б на миг забыть тебя я смог, 
Пусть грех мой тяжко покарает рок: 
Пускай вовеки не узрю тебя я, 
Испании торжественный цветок! 
(Пер. С. Гончаренко)


 О Мадриде 

Как Нил поверх брегов - течет Мадрид. 
Пришелец, знай: с очередным разливом, 
Дома окраин разбросав по нивам, 
Он даже пойму Тахо наводнит. 
Грядущих лет бесспорный фаворит, 
Он преподаст урок не мертвым Фивам, 
А Времени - бессмертием кичливым 
Домов, чье основание - гранит. 
Трон королям и колыбель их детям, 
Театр удач столетье за столетьем, 
Нетленной красоты слепящий свод! 
Здесь зависть жалит алчущей гадюкой, 
Ступай, пришелец, бог тебе порукой, 
Пусть обо всем узнает твой народ. 
(Пер. П. Грушко)


 * * * 
Вальядолид. Застава. Суматоха! 
К досмотру все: от шляпы до штиблет. 
Ту опись я храню, как амулет: 
От дона Дьего снова жду подвоха. 
Поосмотревшись, не сдержал я вздоха: 
Придворных - тьма. Двора же нет как нет. 
Обедня бедным - завтрак и обед. 
Аскетом стал последний выпивоха. 
Нашел я тут любезности в загоне; 
Любовь без веры и без лишних слов: 
Ее залогом - звонкая монета... 
Чего здесь нет, в испанском Вавилоне, 
Где, как в аптеке, - пропасть ярлыков 
И этикеток, но не этикета! 
(Пер. С. Гончаренко)


 * * * 
Величественные слоны - вельможи, 
Прожорливые волки - богачи, 
Гербы и позлащенные ключи 
У тех, что так с лакейским сбродом схожи. 
Полки девиц - ни кожи и ни рожи, 
Отряды вдов в нарядах из парчи, 
Военные, священники, врачи, 
Судейские - от них спаси нас, Боже! - 
Кареты о восьмерке жеребцов 
(Считая и везомых и везущих), 
Тьмы завидущих глаз, рук загребущих 
И веющее с четырех концов 
Ужасное зловонье... Вот - столица. 
Желаю вам успеха в ней добиться! 
(Пер. М. Донского)


 * * * 
Сеньора тетя! Мы стоим на страже 
В Маморе. К счастью, я покуда цел. 
Вчера, в тумане, видел сквозь прицел 
Рать мавров. Бьются против силы вражьей. 
Кастильцы, андалузцы. Их плюмажи 
Дрожат вокруг. Они ведут обстрел - 
Затычками из фляжек. Каждый смел - 
Пьют залпом, не закусывая даже. 
Один герой в бою кровавом слег - 
И богатырским сном уснул. Бессменно 
Другой всю ночь точил кинжал и пику - 
Чтобы разделать утренний паек. 
А что до крепости, она отменна - 
У здешних вин. Мамора. Хуанико. 
(Пер. Вл. Резниченко)


Почитателям Лопе де Веги 

Вы, утки луж кастильских, коих дух 
Зловонен, птичник Лопе, чьи угодья 
Вовеки не страдали от бесплодья - 
Там в изобилии растет лопух, 
Вы, кряканьем терзающие слух, 
Язык попрали древний: нет отродья 
Подлей - кто вырос в жиже мелководья, 
К искусству греков, к знаньям римлян глух! 
Вы чтите жалких лебедей, без нужды 
Предсмертным криком будящих пруды. 
А лебеди высокого полета, 
Питомцы Агапины, - те вам чужды? 
Вам мудрость их претит? Так прочь в болота! 
Не загрязняйте перьями воды! 
(Пер. Вл. Резниченко)


 * * * 
Желая жажду утолить, едок 
Разбил кувшин, поторопясь немножко; 
Сменил коня на клячу-хромоножку 
Среди пути измученный ездок; 
Идальго, в муках натянув сапог, 
Схватил другой - и оторвал застежку; 
В расчетах хитроумных дав оплошку, 
Снес короля и взял вальта игрок; 
Кто прогорел, красотку ублажая; 
Кто сник у генуэзца в кабале; 
Кто мерзнет без одежды в дождь и мрак; 
Кто взял слугу - обжору и лентяя... 
Не перечесть несчастных на земле, 
Но всех несчастней - заключивший брак. 
(Пер. Вл. Резниченко)


 * * * 
Пока руно волос твоих течет, 
Как золото в лучистой филиграни, 
И не светлей хрусталь в изломе грани, 
Чем нежной шеи лебединый взлет, 
Пока соцветье губ твоих цветет 
Благоуханнее гвоздики ранней 
И тщетно снежной лилии старанье 
Затмить чела чистейший снег и лед, 
Спеши изведать наслажденье в силе, 
Сокрытой в коже, в локоне, в устах, 
Пока букет твоих гвоздик и лилий 
Не только сам бесславно не зачах, 
Но годы и тебя не обратили 
В золу и в землю, в пепел, дым и прах. 
(Пер. С. Гончаренко)


О скрытной быстротечности жизни

Не столь поспешно острая стрела 
Стремится в цель угаданную впиться 
И в онемевшем цирке колесница 
Венок витков стремительных сплела, 
Чем быстрая и вкрадчивая мгла 
Наш возраст тратит. Впору усомниться, 
Но вереница солнц - как вереница 
Комет, таинственных предвестниц зла. 
Закрыть глаза - забыть о Карфагене? 
Зачем таиться Лицию в тени, 
В объятьях лжи бежать слепой невзгоды? 
Тебя накажет каждое мгновенье: 
Мгновенье, что подтачивает дни, 
Дни, что незримо поглощают годы. 
(Пер. П. Грушко)


Напоминание о смерти и преисподней 

В могилы сирые и в мавзолеи 
Вникай, мой взор, превозмогая страх, - 
Туда, где времени секирный взмах 
Вмиг уравнял монарха и плебея. 
Нарушь покой гробницы, не жалея 
Останки, догоревшие впотьмах; 
Они давно сотлели в стылый прах: 
Увы! бальзам - напрасная затея. 
Обрушься в бездну, пламенем объят, 
Где стонут души в адской круговерти, 
Скрипят тиски и жертвы голосят; 
Проникни в пекло сквозь огонь и чад: 
Лишь в смерти избавление от смерти, 
И только адом побеждают ад! 
(Пер. С. Гончаренко)


Надпись на могилу Доменико Греко 

Сей дивный - из порфира - гробовой 
Затвор сокрыл в суровом царстве теней 
Кисть нежную, от чьих прикосновений 
Холст наливался силою живой. 
Сколь ни прославлен трубною Молвой, 
А все ж достоин вящей славы гений, 
Чье имя блещет с мраморных ступеней. 
Почти его и путь продолжи свой. 
Почиет Грек. Он завещал Природе 
Искусство, а Искусству труд, Ириде 
Палитру, тень Морфею, Фебу свет. 
Сколь склеп ни мал, - рыданий многоводье 
Он пьет, даруя вечной панихиде 
Куренье древа савского в ответ. 
(Пер. П. Грушко)


 * * * 
В Неаполь правит путь сеньор мой граф; 
Сеньор мой герцог путь направил к галлам. 
Дорожка скатертью; утешусь малым: 
Нехитрой снедью, запахом приправ. 
Ни Музу, ни себя не запродав, - 
Мне ль подражать придворным подлипалам! - 
В трактире андалузском захудалом 
Укроюсь с ней от суетных забав. 
Десяток книг - неробкого десятка 
И не смирённых цензорской рукой, - 
Досуг - и не беда, что нет достатка. 
Химеры не томят меня тоской, 
И лишь одно мне дорого и сладко - 
Души спасенье и ее покой. 
(Пер. А. Косе)


Сонет, написанный по случаю тяжкого недуга 

Я был оплакан Тормеса волною, 
И мертвенный меня осилил сон, 
И трижды по лазури Аполлон 
Прогнал коней дорогою дневною. 
Случилось так, что силой неземною, 
Как Лазарь, был я к жизни возвращен; 
Я - Ласарильо нынешних времен, 
И злой слепец повелевает мною! 
Не в Тормесе рожден я, а в Кастилье, 
Но мой слепец воистину жесток: 
Сожжен в огне страстей и втоптан в пыль я 
О, если б я, как Ласарильо, мог 
За злость слепца и за свое бессилье 
Сквитаться - и пуститься наутек! 
(Пер. Е. Баевской)


О старческом измождении, 
когда близится конец, столь вожделенный 
для католика 

На склоне жизни, Лиций, не забудь, 
Сколь грозно семилетий оскуденье, 
Когда любой неверный шаг - паденье, 
Любое из падений - в бездну путь. 
Дряхлеет шаг? Зато яснее суть. 
И все же, ощутив земли гуденье, 
Не верит дом, что пыль - предупрежденье 
Руин, в которых дом готов уснуть. 
Змея не только сбрасывает кожу, 
Но с кожей - оболочку лет, в отличье 
От человека. Слеп его поход! 
Блажен, кто, тяжкую оставив ношу 
На стылом камне, легкое обличье 
Небесному сапфиру отдает! 
(Пер. П. Грушко)


Наисиятельнейшему графу-герцогу 

В часовне я, как смертник осужденный, 
Собрался в путь, пришел и мой черед. 
Причина мне обидней, чем исход, - 
Я голодаю, словно осажденный. 
Несчастен я, судьбою обойденный, 
Но робким быть - невзгода из невзгод. 
Лишь этот грех сейчас меня гнетет, 
Лишь в нем я каюсь, узник изможденный. 
Уже сошлись у горла острия, 
Но, словно высочайшей благостыни, 
Я жду спасения из ваших рук. 
Была немой застенчивость моя, 
Так пусть хоть эти строки станут ныне 
Мольбою из четырнадцати мук! 
(Пер. П. Грушко)


 ЭПИГРАММЫ 


На нимфу Дантею 

Дантея, перед чьей красой 
Уродство - красота любая, 
Кощунство - идеал любой, 
Упала, нимф опережая, - 
Точнее, с легкостью такой 
Она божественное тело, 
Послушное движенью рук, 
На землю опустить сумела, 
Как будто, падая, хотела 
Опередить своих подруг. 
(Пер. В. Васильева)


 * * * 
Приор, в сутане прея, делал вид, 
Что проповедь - нелегкая работа: 
Мол, я читаю до седьмого пота 
И страшно распахнуться - просквозит. 
Ужель он не заметил до сих пор, 
Что хоть в одеждах легких мы внимали 
Его нравоученьям и морали, 
Но утомились больше, чем приор?
(Пер. В. Васильева)