Луис де Гонгора-и-Арготе (9)

СОНЕТЫ 

 * * * 
Чистейшей чести ясный бастион 
Из легких стен на дивном основаньи, 
Мел с перламутром в этом статном зданьи, 
Божественною дланью сочленен, 
Коралл бесценный маленьких препон, 
Спокойные оконца, в чьем мерцаньи 
Таится зелень изумрудной грани, 
Чья чистота для мужества - полон, 
Державный свод, чья пряжа золотая 
Под солнцем, вьющимся вокруг влюбленно, 
Короной блещущей венчает храм, - 
Прекрасный идол, внемли, сострадая, 
Поющему коленопреклоненно 
Печальнейшую из эпиталам! 
(Пер. П. Грушко)


 * * * 
Где кость слоновая, где белоснежный 
Паросский мрамор, где сапфир лучистый, 
Эбен столь черный и хрусталь столь чистый, 
Сребро и злато филиграни неясной, 
Где столь тончайший бисер, где прибрежный 
Янтарь прозрачный и рубин искристый 
И где тот мастер, тот художник истый, 
Что в высший час создаст рукой прилежной 
Из редкостных сокровищ изваянье, - 
Иль все же будет плод его старанья 
Не похвалой - невольным оскорбленьем 
Для солнца красоты в лучах гордыни, 
И статуя померкнет пред явленьем 
Кларинды, сладостной моей врагини? 
(Пер. М. Квятковской)


 * * * 
О влага светоносного ручья, 
Бегущего текучим блеском в травы! 
Там, где в узорчатой тени дубравы 
Звенит струной серебряной струя, 
В ней отразилась ты, любовь моя: 
Рубины губ твоих в снегу оправы... 
Лик исцеленья - лик моей отравы 
Стремит родник в безвестные края. 
Но нет, не медли, ключ! Не расслабляй 
Тугих поводьев быстрины студеной. 
Любимый образ до морских пучин 
Неси неколебимо - и пускай 
Пред ним замрет коленопреклоненный 
С трезубцем в длани мрачный властелин. 
(Пер. С. Гончаренко)


 * * * 
Как зерна хрусталя на лепестках 
Пунцовой розы в миг рассветной рани 
И как пролившийся по алой ткани 
Искристый жемчуг, светлый и впотьмах, 
Так у моей пастушки на щеках, 
Замешанных на снеге и тюльпане, 
Сверкали слезы, очи ей туманя 
И солоня стенанья на устах; 
Уста же были горячи, как пламень, 
И столь искусно исторгали вздохи, 
Что камень бы, наверно, их не снес. 
А раз уж их не снес бы даже камень, 
Мои дела и вовсе были плохи: 
Я - воск перед лицом девичьих слез. 
(Пер. С. Гончаренко)


 * * * 
Зовущих уст, которых слаще нет, 
Их влаги, окаймленной жемчугами, 
Пьянящей, как нектар, что за пирами 
Юпитеру подносит Ганимед, 
Страшитесь, если мил вам белый свет: 
Точно змея меж яркими цветами, 
Таится между алыми губами 
Любовь, чей яд - источник многих бед. 
Огонь пурпурных роз, благоуханье 
Их бисерной росы, что будто пала 
С сосков самой Авроры - все обман; 
Не розы это, нет, - плоды Тантала, 
Они нам дарят, распалив желанье, 
Лишь горький яд, лишь тягостный дурман. 
(Пер. Вл. Резниченко)


 * * * 
Пусть твоего не омрачит чела 
Скорбная мысль о кончившемся крахом 
Дерзком полете юноши, чьим прахом 
Бездна морей прославлена была! 
Ветру подставив нежные крыла, 
Ты воспаришь над леденящим страхом 
Темных глубин, поднявшись, взмах за взмахом, 
К сферам, огнем сжигаемым дотла. 
В знойном сиянье золотого шара, 
Там, где царь птиц вперяет в пламя взор, 
Плавится воск от солнечного жара. 
Море - твой гроб - и цепь прибрежных гор 
Примут, почтя, что нет ценнее дара, 
Имя твое нетленное с тех пор. 
(Пер. Вл. Резниченко)


Даме с ослепительно белой кожей, одетой в зеленое 

Ни стройный лебедь, в кружевные всплески 
Одевший гладь озерного стекла 
И влагу отряхающий с крыла 
Под золотистым солнцем в перелеске, 
Ни снег, в листве соткавший арабески, 
Ни лилия, что стебель в мирт вплела, 
Ни сливки на траве, ни зеркала 
Алмазных граней в изумрудном блеске 
Не могут состязаться в белизне 
С белейшей Ледой, что, зеленой тканью 
Окутав дивный стан, явилась мне; 
Смирило пламень мой ее дыханье, 
А красота умножила вдвойне 
Зеленый глянец рощ и рек сиянье. 
(Пер. Вл. Резниченко)


 * * * 
Я пал к рукам хрустальным; я склонился 
К ее лилейной шее; я прирос 
Губами к золоту ее волос, 
Чей блеск на приисках любви родился; 
Я слышал: в жемчугах ручей струился 
И мне признанья радостные нес; 
Я обрывал бутоны алых роз 
С прекрасных уст и терний не страшился, 
Когда, завистливое солнце, ты, 
Кладя конец любви моей и счастью, 
Разящим светом ранило мой взор; 
За сыном вслед пусть небо с высоты 
Тебя низринет, если прежней властью 
Оно располагает до сих пор! 
(Пер. Вл. Резниченко)


 * * * 
Взойди, о Солнце, вспыхни, расчерти 
Узором пестрым вздыбленную гору, 
Сменяя в небе белую Аврору, 
Спеши по алому ее пути; 
Своей привычке верное, впусти 
В рассветный мир Фавония и Флору, 
Веселые лучи даря простору, 
Зыбь серебри и ниву золоти; 
Чтоб, если Флерида придет, цветами 
Был разукрашен дол, но если зря 
Я жду и не придет она, то пламя 
Не расточай, в вершинах гор горя, 
Вслед за Авророй не спеши, лучами 
Луг золотя и воды серебря. 
(Пер. Вл. Резниченко)


 * * * 
Я выпил из твоих хрустальных рук 
Амура сладкий яд, глоток нектара, 
Что сердце мне сжигает, и пожара 
Смирить не в силах даже лед разлук. 
Как золотой гарпун, которым вдруг 
Жестокий мальчик грудь пронзил мне яро, - 
Твой светлый взгляд, и рана от удара, 
Чем дальше я, приносит больше мук. 
Здесь, Клаудия, в изгнанье, в ссылке дальней, 
Я потерял дорогу среди мглы, 
И ныне слезы - мой удел печальный. 
Любовью я закован в кандалы. 
Когда ж развяжешь ты рукой хрустальной, 
Мой серафим, железные узлы? 
(Пер. Вл. Резниченко)


 * * * 
Вы, сестры отрока, что презрел страх, 
В долине По укрывшие на кручах 
Колонны стройных ног - в стволах могучих 
И косы золотистые - в листах, 
Вы зрели хлопья пепла, братний прах 
Среди обломков и пламен летучих, 
И знак его вины на дымных тучах, 
Огнем запечатленный в небесах, - 
Велите мне мой помысел оставить: 
Не мне такою колесницей править, 
Иль солнце равнодушной красоты 
Меня обрушит в пустоту надменно, 
И над обломками моей мечты 
Сомкнется безнадежность, словно пена. 
(Пер. М. Квятковской)


 * * * 
Нет ни в лесу, ни в небе, ни в волне 
Такого зверя, рыбы или птицы, 
Что, услыхав мой голос, не стремится 
С участьем и сочувствием ко мне; 
Нет, не пришлось в полдневной тишине 
Моей тоске без отклика излиться - 
Хоть в летний зной живая тварь таится 
В пещере, в чаще, в водной глубине, - 
Но все же, скорбные заслыша стоны, 
Оставя тень, и ветвь, и глубь ручья, 
Собрались бессловесные созданья; 
Так собирал их на брегах Стримона 
Певец великий; верно, боль моя 
Влечет, как музыки очарованье. 
(Пер. М. Квятковской)


 * * * 
Рои печальных вздохов, ливни слез, 
Исторгнутые сердцем и глазами, 
Качают ветви, льются меж стволами 
Алкидовых дерев и влажных лоз; 
Но ветер, заклиная силы гроз, 
Туманы вздохов гонит с облаками, 
Деревья слезы жадно пьют корнями - 
И вздохи тают, и мелеет плес. 
И на моих ланитах слез потоки - 
Несчитанную глаз усталых дань - 
Благого мрака отирает длань; 
Поскольку ангел, по-людски жестокий, 
Не верит мне, - где сил для слез возьму? 
Напрасны вздохи, слезы ни к чему. 
(Пер. М. Квятковской)


 * * * 
Как трепетно, на тысячу ладов 
Рыдает надо мною Филомела - 
Как будто в горлышке у ней запело 
Сто тысяч безутешных соловьев; 
Я верю, что она из-за лесов, 
Алкая правосудья, прилетела 
Изобличить Терея злое дело 
Печальной пеней в зелени листов; 
Зачем ты плачем тишину тревожишь - 
Ты криком иль пером свой иск изложишь 
На то тебе дан клюв и два крыла; 
Пусть плачет тот, кто пред лицом Медузы 
Окаменел, - его страшнее узы: 
Ни разгласить, ни уничтожить зла. 
(Пер. М. Квятковской)



 * * * 
Едва зима войдет в свои права, 
Как вдруг, лишаясь сладкозвучной кроны, 
Свой изумруд на траур обнаженный 
Спешат сменить кусты и дерева. 
Да, времени тугие жернова 
Вращаются, тверды и непреклонны; 
Но все же ствол, морозом обожженный, 
В свой час опять укутает листва. 
И прошлое вернется. И страница, 
Прочитанная, снова повторится... 
Таков закон всеобщий бытия. 
И лишь любовь не воскресает снова! 
Вовеки счастья не вернуть былого, 
Когда ужалит ревности змея. 
(Пер. С. Гончаренко)


 * * * 
О дьявольское семя! Род напасти! 
Ехидна, скорпион, осиный рой... 
О подлая змея в траве густой, 
Пригревшаяся на груди у счастья. 
О яд, примешанный к нектару страсти; 
В любовном кубке гибельный настой. 
О меч на волоске над головой, 
Лишающий Амура сладкой власти. 
О ревность, раю вечный супостат! 
Коль сможет эту тварь вместить геенна, 
Молю, сошли туда ее, господь! 
Но горе мне! Свою снедая плоть, 
Она растет и крепнет неизменно, 
И, значит, мал ей сам бездонный ад. 
(Перевод С. Гончаренко)


 * * * 
Моя Селальба, мне примнился ад: 
Вскипали тучи, ветры бушевали, 
Свои основы башни целовали, 
И недра извергали алый смрад. 
Мосты ломались, как тростинки в град, 
Ручьи рычали, реки восставали, 
Их воды мыслям брода не давали, 
Дыбясь во мраке выше горных гряд. 
Дни Ноя, - люди, исторгая стоны, 
Карабкались на стройных сосен кроны 
И кряжистый обременяли бук. 
Лачуги, пастухи, стада, собаки, 
Смешавшись, плыли мертвенно во мраке... 
Но это ли страшней любовных мук! 
(Пер. П.Грушко)


 * * * 
Фантазия, смешны твои услуги, - 
Напрасно тлеет в этом белом сне 
Запас любви на призрачном огне, 
Замкнув мои мечты в порочном круге, - 
Лишь неприязнь на личике подруги, 
Что любящему горестно вдвойне: 
Как нелюдимый лик ни дорог мне, - 
Уж это ль снадобье в моем недуге? 
А Сон, податель пьес неутомимый 
В театре, возведенном в пустоте, 
Прекрасной плотью облачает тени: 
В нем, как живой, сияет лик любимый 
Обманом кратким в двойственной тщете, 
Где благо - сон и благо - сновиденье. 
(Пер. Я.Грушко)


 * * * 
Пусть со скалою веры стройный бог 
Златые узы накрепко связали 
И ублажают взор морские дали 
Спокойствием и мирной негой вод; 
Пускай зефиром прихоть назовет 
Тот шквал, что паруса вместят едва ли, 
И путь суровый на родном причале 
Сулит окончить кроткий небосвод; 
Я видел кости на песке унылом, 
Останки тех, кто доверялся морю 
Любви, о вероломнейший Амур, 
И с мощными теченьями не спорю, 
Когда унять их пеньем и кормилом 
Бессильны Арион и Палинур. 
(Пер. М.Самаева)


 * * * 
Вы, о деревья, что над Фаэтоном 
Еще при жизни столько слез пролив, 
Теперь, как ветви пальм или олив, 
Ложитесь на чело венком зеленым, - 
Пусть в жаркий день к тенистым вашим кронам 
Льнут нимфы любострастные, забыв 
Прохладный дол, где, прячась под обрыв, 
Бьет ключ и шелестит трава по склонам, 
Пусть вам целует (зною вопреки) 
Стволы (тела девические прежде) 
Теченье этой вспененной реки; 
Оплачьте же (лишь вам дано судьбой 
Лить слезы о несбыточной надежде) 
Мою любовь, порыв безумный мой. 
(Пер. Вл. Резниченко)