- 995 Просмотров
- Обсудить
Откуда б я ни уезжала, перед отъездом всякий раз тужу: все впопыхах, вое мало! Не дожила, не додышала... Еще бы день! Еще бы час! И как бы там он ни был скромен, друзей ли новых добрый дом, гостиничный ли тесный номер, уже мне что-то любо в нем. Уже в нем есть какой-то угол и вид из этого угла, где мне порой бывало туго и где я счастлива была. Так что ж я быстро уезжаю? Но эту память, эту грусть я неизбежно утешаю решеньем твердым: я вернусь! Вернусь во что бы то ни стало! Не сомневайтесь, что вернусь! И, если что не так, что мало, возьму свое, начну сначала, и доживу и нагляжусь. Я сдерживала обещанье и возвращалась много раз. Но, сердце, впереди у нас еще один последний час, одно последнее прощанье. Когда еще ты будешь рядом, мой дом любимый, жизнь моя, когда еще последним взглядом всего смогу коснуться я... Я так хочу прожить на свете, такой хочу проделать путь,— что там ни что, как там ни будь!— чтобы понять в минуты эти, как неизбежно понимала перед отъездом всякий раз: все впопыхах, все сердцу мало! Не дожила! Не додышала! Еще бы день! Еще бы час! Пусть жизнь была, как подвиг ратный, который трудно повторить,— еще одну бы жизнь прожить, еще вернуться бы обратно!
Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1970.
Светлые, прозрачные глаза твердости остывшего металла... Не о вас ли много лет назад, смолоду, я думала, мечтала? Поздно мне пришлось вас повстречать, да и посветили вы мне скупо... Что же, мне об этом закричать? Зарыдать? Не стоит. Поздно. Глупо.
Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1970.
Несчетный счет минувших дней неужто не оплачен? ...Мы были во сто крат бедней и во сто крат богаче. Мы были молоды, горды, взыскательны и строги. И не было такой беды, чтоб нас свернуть с дороги. И не было такой войны, чтоб мы не победили. И нет теперь такой вины, чтоб нам не предъявили. Уж раз мы выжили. Ну, что ж! Судите, виноваты! Все наше: истина и ложь, победы и утраты, и стыд, и горечь, и почет, и мрак, и свет из мрака. ...Вся жизнь моя — мой вечный счет, с лихвой, без скидок и без льгот, на круг,— назад и наперед,— оплачен и оплакан.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Я все плачу — я все плачу — плачу за каждый шаг. Но вдруг — бывает!— я хочу пожить денек за так. И жизнь навстречу мне идет, подарки дарит мне, но исподволь подводит счет, чтоб через месяц, через год спросить с меня вдвойне...
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Как странно томит нежаркое лето звучаньем, плывущим со всех сторон, как будто бы колокол грянул где-то и над землей не смолкает звон. Может быть, кто-то в пучине тонет? Спасти его! Поздно! Уже утонул. Колокол... Он не звонит, а стонет, и в стоне его океанский гул, соль побережий и солнце Кубы, Испании перец и бычий пот. Он застит глаза, обжигает губы и передышки мне не дает. Колокол... Мне-то какое дело? Того и в глаза не видала я... Но почему-то вдруг оскудела, осиротела судьба моя. Как в комнате, в жизни пустынней стало, словно бы вышел один из нас. Навеки... Я прощаться устала. Колокол, это в который раз? Неумолимы твои удары, ритмичны, рассчитанны и верны. Уходят, уходят мои комиссары, мои командиры с моей войны. Уходят, уходят широким шагом, настежь двери, рубя концы... По-всякому им приходилось, беднягам, но все-таки были они молодцы! Я знаю, жизнь ненавидит пустоты и, все разрешая сама собой, наполнит, как пчелы пустые соты, новым деяньем, новой судьбой. Минут года, и вырастут дети, окрепнут новые зеленя... Но нет и не будет больше на свете тех первых, тех дорогих для меня. ... В мире становится все просторней. Время сечет вековые дубы. Но остаются глубокие корни таланта, работы, борьбы, судьбы. Новых побегов я им желаю, погожих, солнечных, ветреных дней. Но колокол, колокол, не умолкая, колокол стонет в душе моей.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Прошу тебя, хоть снись почаще мне. Так весело становится во сне, так славно, словно не было и нет нагроможденных друг на друга лет, нагроможденных друг на друга бед, с которых нам открылись рубежи земли и неба, истины и лжи, и круча, над которой на дыбы, как кони, взвились наши две судьбы, и ты, не оглянувшись на меня, не осадил рванувшего коня.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
С. Ермолинскому Я вижу в окно человека, который идет не спеша по склону двадцатого века, сухую листву вороша. Куда он несет свою душу, ее нескудеющий свет? Но я его путь не нарушу. Я молча гляжу ему вслед. Но я не вспугну его криком. Пускай он пройдет навсегда, великий, в покое великом. Мне только понять бы — куда?
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Прошли года, затягивая шрамы, как след в песке — касание волны, и пряничные вяземские храмы стоят, как будто не было войны. И незачем сворачивать с дороги по рытвинам, — проедем ли, бог весть?! чтоб увидать раненья и ожоги, которых там, наверное, не счесть. Прошли года. Легендой стали были. Цветет земля на сотни верст окрест. Здесь все пылало. Здесь тебя убили. И вот я еду мимо этих мест. И добрый ветер мне ресницы студит, и дали так открыты и ясны, как будто вправду никогда не будет войны...
Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1970.
За какие такие грехи не оставшихся в памяти дней все трудней мне даются стихи, что ни старше душа, то трудней. И становится мне все тесней на коротком отрезке строки. Мысль работает ей вопреки, а расстаться немыслимо с ней. Отдаю ей все больше труда. От обиды старею над ней. Все не то, не к тому, не туда, приблизительней, глуше, бледней. Я себе в утешенье не лгу, задыхаясь в упреке глухом. Больше знаю и больше могу, чем сказать удается стихом. Что случилось? Кого мне спросить? Строй любимых моих и друзей поредел... Все трудней полюбить. Что ни старше душа, то трудней. Не сдавайся, не смей, не забудь, как ты был и силен и богат. Продолжай несговорчивый путь откровений, открытий, утрат. И не сдай у последних вершин, где на стыке событий и лет человек остается один и садится за прозу поэт.
Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1970.
По всей земле, во все столетья, великодушна и проста, всем языкам на белом свете всегда понятна красота. Хранят изустные творенья и рукотворные холсты неугасимое горенье желанной людям красоты. Людьми творимая навеки, она понятным языком ведет рассказ о человеке, с тревогой думает о нем и неуклонно в жизни ищет его прекрасные черты. Чем человек сильней и чище, тем больше в мире красоты. И в сорок пятом, в сорок пятом она светила нам в пути и помогла моим солдатам ее из пламени спасти. Для всех людей, для всех столетий они свершили подвиг свой, и этот подвиг стал на свете примером красоты земной. И эта красота бездонна, и безгранично ей расти. Прощай, Сикстинская Мадонна! Счастливого тебе пути!
Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1970.
Крутой обрыв родной земли, летящий косо к океану, от синевы твоей вдали тебя я помнить не устану. Продутый ветрами, сквозной, бегущий в небо по карнизам, сияющей голубизной насквозь проникнут и пронизан, свое величье утвердив, ты смотришь зорко и далеко, родной земли крутой обрыв, крутой уступ Владивостока. Клубится розовая рань. Играют солнечные блики. Со всех сторон, куда ни глянь, сияет Тихий и Великий. Он очень ярок и могуч, но испокон веков доныне он только плещется у круч моей земли, моей твердыни. На голубом твоем краю, моя земля, моя родная, основу скальную твою как собственную ощущаю. В составе угля и руды, в пластах гранита и урана мои раздумья и труды, мои поступки и следы, моя судьба навек сохранна. И радость встреч и боль утрат, что мною щедро пережиты, в глубинных тайниках лежат, вкрапленные в твои магниты. И, принеся в мой быт, в мой труд свои глубокие законы, во мне незыблемо живут магические свойства руд, земли характер непреклонный. И в лучезарный ранний час над гулкой океанской бездной я ощущаю в первый раз, насколько стала я железной. Сквозь расстоянья и года, в потоке вечного движенья, я чувствую, как никогда, закон земного притяженья. Не побоюсь вперед взглянуть и верить жизни не устану. Благодарю судьбу за путь, который вышел к океану. Пусть он бывал со мной жесток, обходных троп не выбирая, твоих глубин незримый ток меня берег, земля родная! Владивосток, Владивосток, крутой уступ родного края!
Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1970.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.