Михаил Юрьевич Лермонтов. (41)

 (В АЛЬБОМ II. Ф. ИВАНОВОЙ)
 Что может краткое свиданье
 Мне в утешенье принести,
 Час неизбежный расставанья
 Настал, и я сказал: прости.
 И стих безумный, стих прощальный
 В альбом твой бросил для тебя,
 Как след единственный, печальный,
 Который здесь оставлю я.


 < В АЛЬБОМ Д. Ф. ИВАНОВОЙ)
 Когда судьба тебя захочет обмануть
 И мир печалить сердце станет --
 Ты не забудь на этот лист взглянуть
 И думай: тот, чья ныне страждет грудь,
 Не опечалит, не обманет.
 Как луч зари, как розы Леля,
 Прекрасен цвет ее ланит;
 Как у мадонны Рафаэля
 Ее молчанье говорит.
 С людьми горда, судьбе покорна,
 Не откровенна, не притворна,
 Нарочно, мнилося, она
 Была для счастья создана.
 Но свет чего не уничтожит?
 Что благородное снесет,
 Какую душу не сожмет.
 Чье самолюбье не умножит?
 И чьих не обольстит очей
 Нарядной маскою своей?


 Синие горы Кавказа, приветствую вас! вы взлелеяли детство мое; вы
носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня
приучили, и я с той поры все мечтаю об вас да о небе. Престолы природы, с
которых как дым улетают громовые тучи, кто раз лишь на ваших вершинах творцу
помолился, тот жизнь презирает, хотя в то мгновенье гордился он ею!..
 Часто во время зари я глядел на снега и далекие льдины утесов; они так
сияли в лучах восходящего солнца, и, в розовый блеск одеваясь, они, между
тем как внизу все темно, возвещали прохожему утро. И розовый цвет их
подобился цвету стыда: как будто девицы, когда вдруг увидят мужчину,
купаясь, в таком уж смущенье, что белой одежды накинуть на грудь не успеют.
 Как я любил твои бури, Кавказ! те пустынные громкие бури, которым
пещеры как стражи ночей отвечают!.. На гладком холме одинокое дерево,
ветром, дождями нагнутое, иль виноградник, шумящий в ущелье, и путь
неизвестный над пропастью, где, покрывался пеной, бежит безыменная речка, и
выстрел нежданный, и страх после выстрела: враг ли коварный, иль просто
охотник... все, все в этом крае прекрасно.

 [Воздух там чист, как молитва ребенка; и люди, как вольные птицы, живут
беззаботно; война их стихия; и в смуглых чертах их душа говорит. В дымной
сакле, землей иль сухим тростником покровенной, таятся их жены и девы и
чистят оружье, и шьют серебром -- в тишине увядая душою -- желающей, южной,
с цепями судьбы незнакомой.]


РОМАНС

 Стояла серая скала на берегу морском;
 Однажды на чело ее слетел небесный гром.
 И раздвоил ее удар, -- и новою тропой
 Между разрозненных камней течет поток седой.
 Вновь двум утесам не сойтись, -- но все они хранят
 Союза прежнего следы, глубоких трещин ряд.
 Так мы с тобой разлучены злословием людским,
 Но для тебя я никогда не сделаюсь чужим.
 И мы не встретимся опять, и если пред тобой
 Меня случайно назовут, ты спросишь: кто такой?
 И проклиная жизнь мою, на память приведешь
 Былое... и одну себя невольно проклянешь.
 И не изгладишь ты никак из памяти своей
 Не только чувств и слов моих -- минуты прежних
 дней!.


ПРЕЛЕСТНИЦЕ

 Пускай ханжа глядит с презреньем
 На беззаконный наш союз,
 Пускай людским предубежденьем
 Ты лишена семейных уз,

 Но перед идолами света
 Не гну колена я мои,
 Как ты, не знаю в нем предмета
 Ни сильной злобы, ни любви.
 Как ты, кружусь в веселье шумном,
 Не чту владыкой никого,
 Делюся с умным и безумным,
 Живу для сердца своего;
 Живу без цели, беззаботно,
 Для счастья глух, для горя нем,
 И людям руки жму охотно,
 Хоть презираю их меж тем!..
 Мы смехом брань их уничтожим,
 Нас клеветы не разлучат;
 Мы будем счастливы как можем,
 Они пусть будут как хотят!
 * * *
 Ты молод. Цвет твоих кудрей
 Не уступает цвету ночи,
 Как день, твои блистают очи
 При встрече радостных очей;
 Ты, от души смеясь смешному,
 Как скуку гонишь прочь печаль,
 Что бред ребяческий другому,
 То все тебе покинуть жаль:
 Волною жизни унесенный
 Далеко от надежд былых,
 Как путешественник забвенный,
 Я чуждым стал между родных;
 Пред мною носятся виденья,
 Жизнь обманувшие мою,
 И не рожденный для забвенья
 Я вновь черты их узнаю.
 И время их не изменило,
 Они все те же! -- я не тот:
 Зачем же гибнет все, что мило,
 А что жалеет, то живет?



 HAD WENEVER LOVED S О КiNDLY *
 Если б мы не дети были,
 Если б слепо не любили,
 Не встречались, не прощались,
 Мы с страданьем бы не знались.


ЭПИТАФИЯ

 Прости! увидимся ль мы снова?
 И смерть захочет ли свести
 Две жертвы жребия земного,
 Как знать! итак, прости, прости!..
 Ты дал мне жизнь, но счастья не дал;
 Ты сам на свете был гоним,
 Ты в людях только зло изведал...
 Но понимаем был одним.
 И тот один, когда, рыдая,
 Толпа склонялась над тобой,
 Стоял, очей не обтирая,
 Недвижный, хладный и немой.
 И все, не ведая причины,
 Винили дерзостно его,
 Как будто миг твоей кончины
 Был мигом счастья для него.
 Но что ему их восклицанья?
 Безумцы! не могли понять,
 Что легче плакать, чем страдать
 Без всяких признаков страданья.
 * * *
 Измученный тоскою и недугом
 И угасая в полном цвете лет,
 Проститься я с тобой желал как с другом,
 Но хладен был прощальный твой привет;
 Но ты не веришь мне, ты притворилась,
 Что в шутку приняла слова мои;


 * Если б мы не любили так нежно (англ.).


 Моим слезам смеяться ты решилась,
 Чтоб с сожаленьем не явить любви;
 Скажи мне, для чего такое мщенье?
 Я виноват, другую мог хвалить,
 Но разве я не требовал прощенья
 У ног твоих? но разве я любить
 Тебя переставал, когда, толпою
 Безумцев молодых окружена,
 Горда одной своею красотою,
 Ты привлекала взоры их одна?
 Я издали смотрел, почти желая,
 Чтоб для других очей твой блеск исчез;
 Ты для меня была как счастье рая
 Для демона, изгнанника небес.
 Когда последнее мгновенье
 Мой взор навеки омрачит
 И в мир, где казнь или спасенье,
 Душа поэта улетит,
 Быть может, приговор досадной
 Прикажет возвратиться ей
 Туда, где в жизни безотрадной
 Она томилась столько дней;
 Тогда я буду все с тобою,
 И берегись мне изменить;
 Нет, я не Байрон, я другой,
 Еще неведомый избранник,
 Как он, гонимый миром странник,
 Но только с русскою душой.
 Я раньше начал, кончу ране,
 Мой ум немного совершит;
 В душе моей, как в океане,
 Надежд разбитых груз лежит.
 Кто может, океан угрюмый,
 Твои изведать тайны?
 Кто Толпе мои расскажет думы?
 Я -- или бог -- или никто!