Меню
Назад » »

Михаил Зощенко (2)

    МЕДИК

Нынче, граждане, в народных судах все больше медиков судят. Один, видите ли, операцию погаными руками произвел, другой -- с носа очки обронил в кишки и найти не может, третий -- ланцет потерял во внутренностях или же не то отрезал, чего следует, какой--нибудь неопытной дамочке. Все это не по--европейски. Все это круглое невежество. И судить таких врачей надо. Но вот за что, товарищи, судить будут медика Егорыча? Конечно, высшего образования у него нет. Но и вины особой нету. А заболел тут один мужичок. Фамилия -- Рябов, профессия -- ломовой извозчик. Лет от роду -- тридцать семь. Беспартийный. Мужик хороший -- слов нету. Хотя и беспартийный, но в союзе состоит и ставку по третьему разряду получает. Ну, заболел. Слег. Подумаешь, беда какая. Пухнет, видите ли, у него живот и дышать трудно. Ну, потерпи! Ну, бутылочку с горячей водой приложи к брюху -- так нет. Испугался очень. Задрожал. И велит бабе своей, не жалеючи никаких денег, пригласить наилучшего знаменитого врача. А баба что? Баба всплакнула насчет денег, но спорить с больным не стала. Пригласила врача. Является этакий долговязый медик с высшим образованием. Фамилия Воробейчик. Беспартийный. Ну, осмотрел он живот. Пощупал чего следует и говорит: -- Ерунда, говорит. Зря, говорит, знаменитых врачей понапрасну беспокоите. Маленько объелся мужик через меру. Пущай, говорит, клистир ставит и курей кушает. Сказал и ушел. Счастливо оставаться. А мужик загрустил. "Эх, думает, так его за ногу! Какие дамские рецепты ставит. Отец, думает, мой не знал легкие средства, и я знать не желаю. А курей пущай кушает международная буржуазия". И вот погрустил мужик до вечера. А вечером велит бабе своей, не жалея никаких денег, пригласить знаменитого Егорыча с Малой Охты. Баба, конечно, взгрустнула насчет денег, но спорить с больным не стала -- поехала. Приглашает. Тот, конечно, покобенился. -- Чего, говорит, я после знаменитых медиков туда и обратно ездить буду? Я человек без высшего образования, писать знаю плохо. Чего мне взад--вперед ездить? Ну, покобенился, выговорил себе всякие льготы: сколько хлебом и сколько деньгами -- и поехал. Приехал. Здравствуйте. Щупать руками желудок не стал. -- Наружный, говорит, желудок тут ни при чем. Все, говорит, дело во внутреннем. А внутренний щупай -- болезнь от того не ослабнет. Только разбередить можно. Расспросил он только, чего первый медик прописал и какие рецепты поставил, горько про себя усмехнулся и велит больному писать записку -- дескать, я здоров, и папаша покойный здоров, во имя отца и святого духа. И эту записку велит проглотить. Выслушал мужик, намотал на ус. "Ох, думает, так его за ногу! Ученье свет -- неученье тьма. Говорило государство: учись -- не учился. А как бы пригодилась теперь наука". Покачал мужик бороденкой и говорит через зубы: -- Нету, говорит, не могу писать. Не обучен. Знаю только фамилие подписывать. Может, хватит? -- Нету, -- отвечает Егорыч, нахмурившись и теребя усишки. -- Нету. Одно фамилие не хватит. Фамилие, говорит, подписывать от грыжи хорошо, а от внутренней полная записка нужна. -- Чего же, -- спрашивает мужик, -- делать? Может, вы за меня напишете, потрудитесь? -- Я бы, -- говорит Егорыч, -- написал, да, говорит, очки на рояли забыл. Пущай кто-----нибудь из родных и знакомых пишет. Ладно. Позвали дворника Андрона. Дворник даром что беспартийный, а спец: писать и подписывать может. Пришел Андрон. Выговорил себе цену, попросил карандаш, сам сбегал за бумагой и стал писать. Час или два писал, вспотел, но написал: "Я здоров и папаша покойный здоров во имя отца и святого духа. Дворник дома No 6. Андрон". Написал. Подал мужику. Мужик глотал, глотал -- проглотил. А Егорыч тем временем попрощался со всеми любезно и отбыл, заявив, что за исход он не ручается -- не сам больной писал. А мужик повеселел, покушал даже, но к ночи все-----таки помер. А перед смертью рвало его сильно и в животе резало. Ну, помер -- рой землю, покупай гроб -- так нет. Пожалела баба денег -- пошла в союз жаловаться: дескать, нельзя ли с Егорыча деньги вернуть. Денег с Егорыча не вернули -- не таковский он, но дело всплыло. Разрезали мужика. И бумажку нашли. Развернули, прочитали, ахнули: дескать, подпись не та, дескать, подпись Андронова -- и дело в суд. И суду доложили: подпись не та, бумажка обойная и размером для желудка велика -- разбирайтесь! А Егорыч заявил на следствии: "Я, братцы, ни при чем, не я писал, не я глотал и не я бумажку доставал. А что дворник Андрон подпись свою поставил, а не больного --недосмотрел я. Судите меня за недосмотр". А Андрон доложил: "Я, говорит, два часа писал и запарился. И, запарившись, свою фамилию написал. Я, говорит, и есть убийца. Прошу снисхождения". Теперь Егорыча с Андроном судить будут. Неужели ж засудят? 1924

    АДМИНИСТРАТИВНЫЙ ВОСТОРГ

Хочется рассказать про одного начальника. Очень уж глубоко интересная личность. Оно, конечно, жалко -- не помню, в каком городе эта личность существует. В свое время читал об этом начальнике небольшую заметку в харьковской газете. А насчет города -- позабыл. Память дырявая. В общем, где-то около Харькова. Ну, да это не суть важно. Пущай население само разбирается в своих героях. Небось, узнают -- фамилия Дрожкин. Так вот, извольте видеть, было это в небольшом городе. Даже, по совести говоря, не в городе, а в местечке. И было это в воскресенье. Представьте себе -- весна, весеннее солнышко играет. Природа, так сказать, пробуждается. Травка, возможно, что зеленеть начинает. Население, конечно, высыпало на улицу. Панели шлифует. И тут же среди населения гуляет собственной персоной помощник начальника местной милиции товарищ Дрожкин. С супругой. Прелестный ситцевый туалет. Шляпа. Зонтичек. Калоши. И гуляют они, ну, прямо, как простые смертные. Не гнушаются. Прямо так и прут под ручку по общему тротуару. Доперли они до угла бывшей Казначейской улицы. Вдруг стоп. Среди, можно сказать, общего пешеходного тротуара -- свинья мотается. Такая довольно крупная свинья, пудов, может быть, на семь. И пес ее знает, откуда она забрела. Но факт, что забрела и явно нарушает общественный беспорядок. А тут, как на грех, -- товарищ Дрожкин с супругой. Господи, твоя воля! Да, может, товарищу Дрожкину неприятно на свинью глядеть? Может, ему во внеслужебное время охота на какую-нибудь благородную часть природы поглядеть? А тут свинья. Господи, твоя воля, какие неосторожные поступки со стороны свиньи! И кто такую дрянь выпустил наружу? Это же прямо невозможно! А главное -- товарищ Дрожкин вспыльчивый был. Он сразу вскипел. -- Это,-- кричит,-- чья свинья? Будьте любезны ее ликвидировать. Прохожие, известно, растерялись. Молчат. Начальник говорит: -- Это что ж делается средь бела дня! Свиньи прохожих затирают. Шагу не дают шагнуть. Вот я ее сейчас из револьверу тяпну. Вынимает, конечно, товарищ Дрожкин револьвер. Тут среди местной публики замешательство происходит. Некоторые, более опытные прохожие, с большим, так сказать, военным стажем, в сторону сиганули в рассуждении пули. Только хотел начальник свинку угробить -- жена вмешалась. Супруга. -- Петя,-- говорит,-- не надо ее из револьверу бить. Сейчас, может быть, она под ворота удалится. Муж говорит: -- Не твое гражданское дело. Замри на короткое время. Не вмешивайся в действия милиции. В это время из--под ворот такая небольшая старушка выплывает. Выплывает такая небольшая старушка и что-то ищет. -- Ахти,-- говорит,-- господи! Да вот он где, мой кабан. Не надо его, товарищ начальник, из пистолета пужать. Сейчас я его уберу. Товарищ Дрожкин обратно вспылил. Может, ему хотелось на природу любоваться, а тут, извиняюсь за выражение, неуклюжая старуха со свиньей. -- Ага,-- говорит,-- твоя свинья! Вот я ее сейчас из револьверу трахну. А тебя в отделение отправлю. Будешь свиней распущать. Тут опять жена вмешалась. -- Петя, -- говорит, -- пойдем, за ради бога. Опоздаем же на обед. И, конечно, по глупости своей, супруга за рукав потянула,-- дескать, пойдем. Ужасно побледнел начальник милиции. -- Ах, так, -- говорит, -- вмешиваться в действия и в распоряжения милиции! За рукав хватать! Вот я тебя сейчас арестую. Свистнул товарищ Дрожкин постового. -- Взять, -- говорит, -- эту гражданку. Отправить в отделение. Вмешивалась в действия милиции. Взял постовой неосторожную супругу за руку и повел в отделение. Народ безмолвствовал. А сколько жена просидела в милиции и каковы были последствия семейной неурядицы -- нам неизвестно. Об этом, к сожалению, в газете ничего не говорится. 1925

    ДИКТОФОН

Ах, до чего все-таки американцы народ острый! Сколько удивительных открытий, сколько великих изобретений они сделали! Пар, безопасные бритвы Жиллет, вращение Земли вокруг своей оси -- все это открыто и придумано американцами и отчасти англичанами. А теперь извольте: снова осчастливлено человечество--подарили американцы миру особую машину -- диктофон. Конечно, может, эта машина несколько и раньше придумана, но нам-то прислали ее только что. Это был торжественный и замечательный день, когда прислали эту машинку. Масса народу собралась посмотреть на эту диковинку. Многоуважаемый всеми Константин Иванович Деревяшкин снял с машины чехол и благоговейно обтер ее тряпочкой. И в ту минуту мы воочию убедились, какой это великий гений изобрел ее. Действительно: масса винтиков, валиков и хитроумных загогулинок бросилась нам в лицо. Было даже удивительно подумать, как эта машинка, столь нежная и хрупкая на вид, может работать и соответствовать своему назначению. Ах, Америка, Америка,--какая это великая страна! Когда машина была осмотрена, многоуважаемый всеми товарищ Деревяшкин, похвально отозвавшись об американцах, сказал несколько вступительных слов о пользе гениальных изобретений. Потом было приступлено к практическим опытам. -- Кто из вас,-- сказал Константин Иванович,-- желает сказать несколько слов в этот гениальный аппарат? Тут выступил уважаемый товарищ Тыкин Василий. Худой такой, длинный, по шестому разряду получающий жалованье плюс за сверхурочные. -- Дозвольте,-- говорит,-- мне испробовать. Разрешили ему. Подошел он к машинке не без некоторого волнения, долго думал, чего бы ему такое сказать, но, ничего не придумав и махнув рукой, отошел от машины, искренне горюя о своей малограмотности. Затем подошел другой. Этот, не долго думая, крикнул в открытый рупор: -- Эй ты, чертова дура! Тотчас открыли крышку, вынули валик, вставили его куда следует, и что же? -- доподлинно и точно валик передал всем присутствующим вышеуказанные слова. Тогда восхищенные зрители наперерыв протискивались к трубе, пробуя говорить то одну, то другую фразу или лозунг. Машинка послушно записывала все в точности. Тут снова выступил Василий Тыкин, получающий жалованье по шестому разряду плюс сверхурочные, и предложил кому-нибудь из общества неприлично заругаться в трубу. Многоуважаемый Константин Иванович Деревяшкин сначала категорически воспретил ругаться в рупор и даже топнул ногой, но потом, после некоторого колебания, увлеченный этой идеей, велел позвать из соседнего дома бывшего черноморца--отчаянного ругателя и буяна. Черноморец не заставил себя долго ждать -- явился. -- Куда,-- спрашивает,-- ругаться? В какое отверстие? Ну, указали ему, конечно. А он как загнет -- аж сам многоуважаемый Деревяшкин руками развел,-- дескать, здорово пущено, это вам не Америка. Засим, еле оторвав черноморца от трубы, поставили валик. И действительно, аппарат опять в точности и неуклонно произвел запись. Тогда все снова стали подходить, пробуя ругаться в отверстие на все лады и наречия. Потом стали изображать различные звуки: хлопали в ладоши, делали ногами чечетку, щелкали языком -- машинка действовала безотлагательно. Тут, действительно, все увидели, насколько велико и гениально это изобретение. Единственно только жаль, что эта машинка оказалась несколько хрупкая и не приспособленная к резким звукам. Так, например, Константин Иванович выстрелил из нагана, и, конечно, не в трубу, а, так сказать, сбоку, чтобы для истории запечатлеть на валик звук выстрела -- и что же? -- оказалось, что машинка испортилась, сдала. С этой стороны лавры американских изобретателей и спекулянтов несколько меркнут и понижаются. Впрочем, заслуга ихняя все же велика и значительна перед лицом человечества. 1925

    КРИЗИС

Давеча, граждане, воз кирпичей по улице провезли. Ей-богу! У меня, знаете, аж сердце затрепетало от радости. Потому строимся же, граждане. Кирпич-то ведь не зря же везут. Домишко, значит, где-нибудь строится. Началось -- тьфу, тьфу, не сглазить! Лет, может, через двадцать, а то и меньше, у каждого гражданина, небось, по цельной комнате будет. А ежели население шибко не увеличится и, например, всем аборты разрешат -- то и по две. А то и по три на рыло. С ванной. Вот заживем-то когда, граждане! В одной комнате, скажем, спать, в другой гостей принимать, в третьей еще чего-нибудь... Мало ли делов-то найдется при такой свободной жизни! Ну, а пока что трудновато насчет квадратной площади. Скуповато получается ввиду кризиса. Я вот, братцы, в Москве жил. Недавно только оттуда вернулся. Испытал на себе этот кризис. Приехал я, знаете, в Москву. Хожу с вещами по улицам. И то есть ни в какую. Не то что остановиться негде -- вещей положить некуда. Две недели, знаете, проходил по улицам с вещами -- оброс бороденкой и вещи порастерял. Так, знаете, налегке и хожу без вещей. Подыскиваю помещение. Наконец в одном доме какой-то человечек по лестнице спущается. -- За тридцать рублей,-- говорит,-- могу вас устроить в ванной комнате. Квартирка,-- говорит,-- барская... Три уборных... Ванна... В ванной,-- говорит,-- и живите себе. Окон,-- говорит,-- хотя и нету, но зато дверь имеется. И вода под рукой. Хотите,-- говорит,-- напустите полную ванну воды и ныряйте себе хоть цельный день. Я говорю: -- Я, дорогой товарищ, не рыба. Я,--говорю,--не нуждаюсь нырять. Мне бы,-- говорю,-- на суше пожить. Сбавьте,-- говорю,-- немного за мокроту. Он говорит: -- Не могу, товарищ. Рад бы, да не могу. Не от меня целиком зависит. Квартирка коммунальная. И цена у нас на ванну выработана твердая. -- Ну, что ж,-- говорю,-- делать? Ладно. Рвите,-- говорю,-- с меня тридцать и допустите,-- говорю,-- скорее. Три недели,-- говорю,-- по панели хожу. Боюсь,-- говорю,-- устать. Ну, ладно. Пустили. Стал жить. А ванна, действительно, барская. Всюду, куда ни ступишь ---- мраморная ванна, колонка и крантики. А сесть, между прочим, негде. Разве что на бортик сядешь, и то вниз валишься, в аккурат в мраморную ванну. Устроил тогда настил из досок, живу. Через месяц, между прочим, женился. Такая, знаете, молоденькая, добродушная супруга попалась. Без комнаты. Я думал, через эту ванну она от меня откажется, и не увижу я семейного счастья и уюта, но она ничего, не отказывается. Только маленько нахмурилась и отвечает: -- Что ж,-- говорит,-- и в ванне живут добрые люди. А в крайнем,-- говорит,-- случае, перегородить можно. Тут,-- говорит,-- к примеру, будуар, а тут столовая... Я говорю: -- Перегородить, гражданка, можно. Да жильцы,-- говорю,-- дьяволы, не дозволяют. Они и то говорят: никаких переделок. Ну, ладно. Живем как есть. Меньше чем через год у нас с супругой небольшой ребеночек рождается. Назвали его Володькой и живем дальше. Тут же в ванне его купаем -- и живем. И даже, знаете, довольно отлично получается. Ребенок то есть ежедневно купается и совершенно не простуживается. Одно только неудобство -- по вечерам коммунальные жильцы лезут в ванную мыться. На это время всей семьей приходится в коридор подаваться. Я уж и то жильцов просил: -- Граждане,-- говорю,-- купайтесь по субботам. Нельзя же,--говорю,--ежедневно купаться. Когда же,-- говорю,-- жить-то? Войдите в положение. А их, подлецов, тридцать два человека. И все ругаются. И, в случае чего, морду грозят набить. Ну, что ж делать -- ничего не поделаешь. Живем как есть. Через некоторое время мамаша супруги моей из провинции прибывает в ванну. За колонкой устраивается. -- Я,-- говорит,-- давно мечтала внука качать. Вы,-- говорит,-- не можете мне отказать в этом развлечении. Я говорю: -- Я и не отказываю. Валяйте,-- говорю,-- старушка. качайте. Пес с вами. Можете,-- говорю,-- воды в ванную напустить -- и ныряйте с внуком. А жене говорю: -- Может, гражданка, к вам еще родственники приедут, так уж вы говорите сразу, не томите. Она говорит: -- Разве что братишка на рождественские каникулы... Не дождавшись братишки, я из Москвы выбыл. Деньги семье высылаю по почте. 1925

    ОБЕЗЬЯНИЙ ЯЗЫК

Трудный этот русский язык, дорогие граждане! Беда, какой трудный. Главная причина в том, что иностранных слов в нем до черта. Ну, взять французскую речь. Все хорошо и понятно. Кескесе, мерси, комси -- все, обратите ваше внимание, чисто французские, натуральные, понятные слова. А нуте-ка, сунься теперь с русской фразой--беда. Вся речь пересыпана словами с иностранным, туманным значением. От этого затрудняется речь, нарушается дыхание и треплются нервы. Я вот на днях слышал разговор. На собрании было. Соседи мои разговорились. Очень умный и интеллигентный разговор был, но я, человек без высшего образования, понимал ихний разговор с трудом и хлопал ушами. Началось дело с пустяков. Мой сосед, не старый еще мужчина, с бородой, наклонился к своему соседу слева и вежливо спросил: -- А что, товарищ, это заседание пленарное будет али как? -- Пленарное,-- небрежно ответил сосед. -- Ишь ты,-- удивился первый,-- то-то я и гляжу, что такое? Как будто оно и пленарное. -- Да уж будьте покойны,-- строго ответил второй.-- Сегодня сильно пленарное и кворум такой подобрался-- только держись. -- Да ну? -- спросил сосед.-- Неужели и кворум подобрался? -- Ей-богу,-- сказал второй. -- И что же он, кворум-то этот? -- Да ничего,-- ответил сосед, несколько растерявшись.-- Подобрался, и все тут. -- Скажи на милость,-- с огорчением покачал головой первый сосед.-- С чего бы это он, а? Второй сосед развел руками и строго посмотрел на собеседника, потом добавил с мягкой улыбкой: -- Вот вы, товарищ, небось, не одобряете эти пленарные заседания... А мне как-то они ближе. Все как-то, знаете ли, выходит в них минимально по существу дня... Хотя я, прямо скажу, последнее время отношусь довольно перманентно к этим собраниям. Так, знаете ли, индустрия из пустого в порожнее. -- Не всегда это,-- возразил первый.-- Если, конечно, посмотреть с точки зрения. Вступить, так сказать, на точку зрения и оттеда, с точки зрения, то да, индустрия конкретно. -- Конкретно фактически,-- строго поправил второй. -- Пожалуй,-- согласился собеседник.-- Это я тоже допущаю. Конкретно фактически. Хотя как когда... -- Всегда,-- коротко отрезал второй.--Всегда, уважаемый товарищ. Особенно, если после речей подсекция заварится минимально. Дискуссии и крику тогда не оберешься... На трибуну взошел человек и махнул рукой. Все смолкло. Только соседи мои, несколько разгоряченные спором, не сразу замолчали. Первый сосед никак не мог помириться с тем, что подсекция заваривается минимально. Ему казалось, что подсекция заваривается несколько иначе. На соседей моих зашикали. Соседи пожали плечами и смолкли. Потом первый сосед снова наклонился ко второму и тихо спросил: -- Это кто ж там такой вышедши? -- Это? Да это президиум вышедши. Очень острый мужчина. И оратор первейший. Завсегда остро говорит по существу дня. Оратор простер руку вперед и начал речь. И когда он произносил надменные слова с иностранным, туманным значением, соседи мои сурово кивали головами. Причем второй сосед строго поглядывал на первого, желая показать, что он все же был прав в только что законченном споре. Трудно, товарищи, говорить по-русски! 1925

    ПРИСКОРБНЫЙ СЛУЧАЙ

Как хотите, товарищи, а Николаю Ивановичу я очень сочувствую. Пострадал этот милый человек на все шесть гривен и ничего такого особенно выдающегося за эти деньги не видел. Только что характер у него оказался мягкий и уступчивый. Другой бы на его месте все кино, может, разбросал и публику из залы выкурил. Потому шесть гривен ежедневно на полу не валяются. Понимать надо. А в субботу голубчик наш, Николай Иванович, немножко, конечно, выпил. После получки. А был этот человек в высшей степени сознательный. Другой бы выпивший человек начал бузить и расстраиваться, а Николай Иванович чинно и благородно прошелся по проспекту. Спел что-то там такое. Вдруг глядит -- перед ним кино. "Дай, думает, все равно -- зайду в кино. Человек, думает, я культурный, полуинтеллигентный, чего мне зря по панелям в пьяном виде трепаться и прохожих задевать? Дай, думает, я ленту в пьяном виде посмотрю. Никогда ничего подобного не видел". Купил он за свои пречистые билет. И сел в переднем ряду. Сел в переднем ряду и чинно -- благородно смотрит. Только, может, посмотрел он на одну надпись, вдруг в Ригу поехал. Потому очень тепло в зале, публика дышит, и темнота на психику благоприятно действует. Поехал в Ригу наш Николай Иванович, все чинно -- благородно -- никого не трогает, экран руками не хватает, лампочек не выкручивает, а сидит себе и тихонько в Ригу едет. Вдруг стала трезвая публика выражать недовольствие по поводу, значит, Риги. -- Могли бы, говорят, товарищ, для этой цели в фойе пройтись, только, говорят, смотрящих драму отвлекаете на другие идеи. Николай Иванович -- человек культурный, сознательный -- не стал, конечно, зря спорить и горячиться. А встал и пошел тихонько. "Чего, думает, с трезвыми связываться? От них скандалу не оберешься". Пошел он к выходу. Обращается в кассу. -- Только что, говорит, дамочка, куплен у вас билет, прошу вернуть назад деньги. Потому как не могу картину глядеть -- меня в темноте развозит. Кассирша говорит: -- Деньги мы назад выдавать не можем, ежели вас развозит -- идите тихонько спать. Поднялся тут шум и перебранка. Другой бы на месте Николая Иваньиа за волосья бы выволок кассиршу из кассы и вернул бы свои пречистые. А Николай Иванович, человек тихий и культурный, только, может, раз и пихнул кассиршу. -- Ты, говорит, пойми, зараза, не смотрел я еще на твою ленту. Отдай, говорят, мои пречистые. И все так чинно--благородно, без скандалу -- просит, вообще, вернуть свои же деньги. Тут заведующий прибегает. -- Мы, говорит, деньги назад не вертаем, раз, говорит, взято, будьте любезны досмотреть ленту. Другой бы на месте Николая Ивановича плюнул бы в зава и пошел бы досматривать за свои пречистые. А Николай Иванычу очень грустно стало насчет денег, начал он горячо объясняться и обратно в Ригу поехал. Тут, конечно, схватили Николая Ивановича, как собаку, поволокли в милицию. До утра продержали. А утром взяли с него трешку штрафу и выпустили. Очень мне теперь жалко Николая Ивановича. Такой, знаете, прискорбный случай: человек, можно сказать, и ленты не глядел, только что за билет подержался -- и пожалуйте, гоните за это мелкое удовольствие три шесть гривен. И за что, спрашивается, три шесть гривен? 1926
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar