ГРОЗА Велик господь! вещают громы, Гремя, треща, тряся всю твердь. Велик господь! вещают бури, Волнуя, пеня Океан. Дуб древний, с шумом потрясаясь, Вещает нам: велик господь! Ударом грома раздробляясь, Гласит еще: велик господь! Злодей, законы презиравший, Мятеж Природы всей узрев, Бледнеет, падает, взывает: Велик господь и страшен злым! Душа благая, враг пороков! Внимая громам, шуму бурь, - С улыбкой на небо взирая, Вещаешь ты: коль благ господь! <1789> 164. НА СМЕРТЬ ДЕВИЦЫ ** Вчера здесь роза расцветала, Собою красила весь луг; Но ныне роза в зной увяла - Краса ее исчезла вдруг. Куда, Элиза, ты сокрылась Толь скоро от друзей твоих? Вчера ты с нами веселилась, Быв в цвете майских дней своих. Но вдруг, Элиза, увядаешь - Болезни зной пожег твой цвет, Глаза со вздохом закрываешь... Я слезы лью - Элизы нет! Любив здесь в жизни добродетель, Ты ею красила себя; Теперь наш бог и благодетель Осыплет благами тебя. Друзья умершей! не печальтесь; Она в объятиях отца. Отрите слезы, утешайтесь! Ее блаженство без конца. <1789> 165. ВСЕОБЩАЯ МОЛИТВА СОЧИНЕННАЯ Г. ПОПОМ Перевод с английского Отец всего, согласно чтимый Во всяком веке, всех странах - И диким, и святым, и мудрым, - Иегова, Зевс или господь! Источник первый, непонятный, Открывший мне едино то, Что ты еси источник блага, Что я и немощен и слеп; Но давший мне в сем мраке око От блага злое отличать, И, всё здесь року покоряя, Свободы не лишивший нас! Что совесть делать понуждает, То паче неба да люблю; Но то мне будь страшнее ада, Что совесть делать не велит! Да буйно не отвергну дара Твоей щедроты и любви! Доволен ты, когда он принят, - Вкушая дар, тебе служу. Но к сей земной и бренной жизни Да ввек не буду прилеплен; Не чту себя единой тварью Творца бесчисленных миров! Не дай руке моей бессильной Брать стрелы грома твоего И всех разить во гневе злобном, Кого почту твоим врагом! Когда я прав, то дай мне, боже, Всегда во правде пребывать; Когда неправ, рассей туманы И правду в свете мне яви! Да тем безумно не хвалюся, Что дар есть благости твоей; Да ввек за то роптать не буду, Чего, премудрый, мне не дашь! Да в горе с ближним сострадаю, Сокрою ближнего порок! Как я оставлю долги братьям, Так ты остави долги мне! Быв слаб, тогда бываю силен, Когда твой дух меня живит; Веди меня во дни сей жизни, И в смерти, боже, не оставь! В сей день мне дай покой и пищу; Что сверх сего под солнцем есть И нужно мне, ты лучше знаешь - Твоя будь воля ввек и ввек! Тебе, чей храм есть всё пространство, Олтарь - земля, моря, эфир, Тебе вся тварь хвалу пой хором, Кури, Натура, фимиам! <1789> 166. ЛАВИНИЯ (ОСЕННЯЯ ПОВЕСТЬ)* Перевод с английского * В II ч. "Детского чтения" напечатан вольный прозаический перевод сей повести. Кажется, что в сем новом метрическом переводе удержано более красот подлинника; и потому можно надеяться, что читателям будет он не неприятен. Любезная душой, Лавиния младая, Имела перед сим приятелей, друзей, И счастье в день ее рожденья улыбалось. Но вдруг лишась всего во цвете юных лет, Лишась подпоры всей - кроме подпоры неба, Невинности своей, - она и мать ея, Беднейшая вдова и в старости больная, Под кровом шалаша спокойно жизнь вели В излучинах лесов, среди большой долины, Уединенной тьмой густых, ветвистых древ, Но более стыдом и скромностью укрыты. Оставя свет, они хотели избежать Презрения людей, и ветреных и гордых, Которые в бедах невинность не щадят. Они питались там почти единым даром Простого Естества, подобно птицам тем, Которые свои приятнейшие песни В забаву пели им; - довольны были всем, Не думая о том, чем завтра им питаться. Сколь роза на заре бывает ни свежа, Когда листы ее окроплены росою, Лавиния была свежее розы сей. Как лилия, как снег, лежащий на Кавказе, Была она чиста. В очах ее всегда Достоинства души кротчайшие сияли - Все влажные лучи ее прекрасных глаз, Потупленных всегда, в цветы рекой лилися. Когда же мать ее рассказывала ей, Чем некогда судьба коварная им льстила, Она, внимая ей, задумчива была, И слезы у нее в глазах светло блистали, Как росная звезда сияет ввечеру. Приятность Естества, размеренная стройно, Блистала в ней везде, во всех ее частях, Скрываемых от глаз одеждою простою, Которая была превыше всех убранств. Любезности чужда вся помощь украшений, И без прикрас она прекраснее всегда. Не мысля о красе, была она красою, Сокрытою в лесах дремучих и больших. Как в недрах пустоты седого Апеннина, Под тению бугров, рассеянных кругом, Восходит юный мирт, неведомый всем людям, И сладкую воню во всю пустыню льет, - Лавиния цвела сим образом во мраке, Не зримая никем. Но некогда пошла Понужде хлеб сбирать на поле к Палемону, - С улыбкой на устах, с терпением в душе. Все жители села гордились Палемоном. Он был богат и добр и вел простую жизнь Счастливейших веков, в аркадских нежных песнях Воспетых издавна, - жизнь сих невинных дней, Когда неведом был еще обычай зверской, И тот по моде жил, кто жил по Естеству. Гуляя по полям и мысль свою вперяя В осенни красоты, он вдруг увидел там Лавинию в трудах, которая не знала Всей силы своея, и, застыдясь, тотчас Укрылась от него. Он прелести увидел, Но только третью часть сокрытых от него Смирением ее. Почувствовал он в сердце Невинную любовь, не зная сам того. Ему был страшен свет, которого насмешку Едва ли философ решится презирать. Избрать в супруги ту, которая сбирает Понужде хлеб в полях! - Он так вздыхал в себе: "Как жалко, что она, быв так нежна, прекрасна, Быв в чувствах столь жива, являя доброту, Столь редкую в других, - готовится в объятья Кого нибудь из сих суровых поселян! Она сходна лицом с фамилией Акаста... Приводит мне на мысль виновника всех благ Моих счастливых дней, лежащего во прахе. Его земля и дом - цветущая семья - Всё вдруг разорено. Я слышал, что сокрылась Жена и дочь его в дремучие леса, Чтоб им не видеть сцен своей счастливой жизни, Которые могли б умножить их печаль, Унизить гордость их; но тщетен был мой поиск. О, если б это дочь была его!.. Мечта!" Когда же, расспросив ее о всем подробно, Узнал, что друг его, сей щедрый друг Акаст, Был точно ей отец, - как выразить все страсти, Которые в душе его восстали вдруг И трепетный восторг всем нервам сообщили? Вдруг искра, быв пред сим скрываема в душе, Свободно, смело там во пламя превратилась. Осматривав ее с огнем любви, он вдруг Слезами залился... Любовь, и благодарность, И жалость извлекли сии потоки слез. Смещаясь, - устрашась внезапности сих знаков, - Прекраснее еще была она в тот час. Так страстный Палемон, и купно справедливый, Излил души своей священнейший восторг: "Ты друга моего любезнейшая отрасль? Та, кою тщетно я, покоя не имев, Везде, везде искал?.. О небо! та, конечно. В сей кротости твоей Акастов образ зрю - И каждый взор его - черты его все живы - Но всем нежнее ты. Краснейшая весны! О ты, единый цвет, оставшийся от корня, Который воспитал всё счастие мое! Скажи мне, где, в какой пустыне ты питалась Лучом любви небес, столь щедрых для тебя, С такою красотой расцветши, распустившись, Хотя суровый ветр, дождь бурный нищеты На нежность лет твоих всей силой устремлялись? Позволь же мне теперь тебя пересадить На лучший слой земли, где луч весенний солнца И тихий дождь лиют щедрейшие дары! Будь сада моего отличной красотою! Пристойно ли тебе, рожденной от того, Кто житницы свои, наполненные хлебом, Отверстые для всех, считал еще ничем, Кто был отцом сих сел, - сбирать изверг на нивах, Доставшихся мне в дар от милости его? Ах! выбрось же сию постыдную безделку Из рук, не для снопов созданных Красотой! Поля и господин твоими ныне будут, Любезная моя, когда захочешь ты Умножить те дары, которыми осыпал Меня твой щедрый дом, дав мне драгую власть Устроить часть твою, тебя счастливой сделать". Тут юноша умолк; но взор его являл Святый триумф души, вкушавшей благодарность, Любовь и сладкий мир, божественно взнесясь Превыше всех утех души обыкновенной. Ответа он не ждал. Быв тронута его Сердечной красотой, в прелестном беспорядке, Румянцем нежным щек, она сказала: да! Потом тотчас пошла к родительнице с вестью, Грустившей о судьбе Лавинии своей, Считавшей всякий миг. Услыша, изумяся, Не смела верить ей; и радость вдруг влилась В увядшие ее сосуды хладной крови - Слабевшей жизни луч со блеском осветил Ее вечерний час. Она была в восторге Не менее самой счастливейшей четы, Которая цвела в блаженстве нежном долго, Воспитывая чад любезных, милых всем - Подобно ей самой - и бывших красотою Всей тамошней страны. <1789> 167. СИЛЬФИДА Плавай, Сильфида, в весеннем эфире! С розы на розу в весельи летай! С нежного мирта в кристальный источник На испещренный свой образ взирай! Май твоей жизни да будет весь ясен! Пчелка тебя никогда не пугай, Там, где пиешь ты свой сладостный нектар, Птица Цитерина мимо лети! В Оркус низыдя, Сильфида, покойся Кротко в Платоновом вечном венке! Он возвещал утешение смертным, Псише свободу, подобно тебе. До 1791 ВАРИАНТЫ 4 "Московский журнал" 1792 Нашел ты ключ ко всем таинственностям рока 127 И светом своего великого ума. 7 Автограф ПД 4 Нигде покоя в мире нет 9 В духовны сферы вознесемся 13 Тогда, быв светом озаренны 15 И слезы радости проливши 16 "Московский журнал" После 37 Да девять сестр небесных, И важных и веселых, Тебя в сей год утешат Беседою своею! Родившая Орфея Читай тебе Гомера; Всезнающая Клио - Плутарха или Юма; С кинжалом Мельпомена Шекспира декламируй; Полимния в восторге Пой Пиндаровы оды; Эрата с нежной краской Читай тебе тихонько Теосского поэта; А Талия с Мольером Насчет пороков смейся; Урания поведай, Что Гершель в небе видит; Играй тебе Эвтерпа На флейте сладкогласной Божественные песни Из Генделевых песней; Прыгунья Терпсихора Как Вестрис пред тобою Пляши, скачи, вертися! 18 "Московский журнал" 9 16 Открыл мне, как златые хорды* С размером движимы рукой, Согласны издают аккорды И радость в сердце льют рекой. Потом в небесном восхищеньи Я начал как Орфей играть, И в нежном, сладком упоеньи Всю бедность, горесть забывать. * Я не знаю, для чего итальянец назвал струны греческим именем. 38 ПЕСНЯ ВЕСЕЛЫХ "Московский журнал" 5 7 Братья! в жизни много горя - Кто его не испытал? Вздохи, слезы наша доля 20 В сей для нас приятный час! 40 "Московский журнал" После 4 Рок мрачный разлучает нас - Последнюю слезу безмолвно проливаю: Прости и будь мне друг всегда! Хотя б моря меж нас шумели, Пески Ливийские горели; Хотя б громады вечна льда Меня с тобою разделяли, - Ах, милый друг! душе моей Они б не заграждали Пути к душе твоей! 41 "Московский журнал" 35 36 Веселися вся земля! 47 48 С целым миром мы друзья! 71 72 49 54 Музы, Грации с венками Окружают, мир, тебя; Снегобелыми руками Цепь лилейную сплетя, Ею нежно обвивают Крылья легкие твои, 70 И к любови обратился. 43 "Московский журнал" 27 28 Доколе пользоваться будешь Ты правом матери одной 45 "Московский журнал" 5 8 Любил, не быв любимым, К несчастью моему... Увы! Насильно милым Не будешь никому! 47 "Аглая", 1794 После 36 Когда, когда, святая благость, Ты бедных смертных просветишь? Когда, когда любовь и радость В сердцах жестоких оживишь? 48 "Аглая", 1794 2 Чувствителен и сердцем нежен 11 Но дух его, вовек бессмертный 50 "Аглая", 1794 60 61 Когда же ты под мрачным небом Начнешь клубиться с грозным ревом Примеч. к слову "ветрил" Некоторые из наших стихотворцев в слове "ветрила" делают ударение на среднем слоге; но я ссылаюсь на все церковные книги. 93 "Аониды", 1797 1 Престань мой друг, поэт любезный! 4 Для сердца могут быть полезны 146 "Вестник Европы" 18 Нас к мистическим брегам!.. вечер сходит с неба ясного на луга и поле чистое - незнакомка спит глубоким сном. Ночь на облаке спускается и густыя тьмы покровами одевает землю тихую; слышно ручейков журчание, слышно эхо отдаленное, и в кусточках соловей поет - незнакомка спит глубоким сном. Тщетно витязь дожидается, чтобы грудь ее высокая вздохом нежным всколебалася; чтоб она рукою белою хотя раз тихонько тронулась и открыла очи ясные! Незнакомка спит по прежнему.