Н.М.Карамзин (31)

 Мстиславичи осадили Переяславль. Утратив лучшую дружину в битве и
слыша, что Владимирко Галицкий, достигнув Бужска, возвратился, Георгий
принял мир от снисходительных победителей. "Отдаем Переяславль любому из
сыновей твоих, - говорили они, - но сам иди в Суздаль. Не можем быть с тобою
в соседстве, ибо знаем тебя. Не хотим, чтобы ты снова призвал друзей своих,
Половцев, грабить область Киевскую". Георгий дал клятву выехать и нарушил
оную под видом отменного усердия к Св. Борису: праздновал его память, жил на
берегу Альты, молился в храме сего Мученика и не хотел удалиться от
Переяславля. Один сын его, Андрей, гнушаясь вероломством, отправился в
Суздаль. Узнав, что коварный дядя зовет к себе Половцев и Галичан, Великий
Князь грозно требовал исполнения условий:
 Георгий оставил сына в Переяславле, но выехал только в Городец и ждал
благоприятнейших обстоятельств.
 [1152 г.] Надеждою его был мужественный Владимирко. Мстислав, сын
Великого Князя, вел к родителю многочисленное союзное войско Короля Гейзы и
своею неосторожностию лишился оного. Вступив в Волынию, он пировал с
Венграми, угощаемый дядею, Владимиром Мстиславичем; слышал о приближении
Галицкого Князя, но беспечно лег спать, в надежде на стражу и самохвальство
Венгров. "Мы всегда готовы к бою", - говорили они и пили без всякой
умеренности. В полночь тревога разбудила Мстислава: дружина его села на
коней; но упоенные вином союзники лежали как мертвые. Владимирко ударил на
них пред рассветом: бил, истреблял - и Великий Князь получил известие, что
сын его едва мог спастися один с своими Боярами. Тогда Изяслав призвал
союзников: Князя Черниговского и сына Всеволодова, его племянника: даже и
Святослав Ольгович, повинуясь необходимости, дал ему вспомогательную
дружину. Сие войско осадило Городец. Теснимый со всех сторон, оставленный
прежними друзьями и товарищами, Князь Суздальский должен был чрез несколько
дней смириться: уступив Переяславль Мстиславу Изяславичу, возвратился в
наследственный Удел свой и поручил Городец сыну Глебу. Но скоро Изяслав
отнял у Георгия и сие прибежище в южной России: сжег там все деревянные
здания, самые церкви и сравнял крепость с землею.
 Наказав главного неприятеля, Великий Князь желал отмстить хитрому,
счастливому сподвижнику Георгиеву, Владимирку: Король Венгерский хотел того
же. Им надлежало соединиться у подошвы гор Карпатских. Летописцы славят
взаимную искреннюю дружбу сих Государей: сановники Гейзы от его имени
приветствовали Великого Князя на дороге; сам Король, провожаемый братьями,
Ладиславом и Стефаном, всем Двором, всеми Баронами, выехал встретить
Изяслава, который вел за собою многочисленное стройное войско. С любовью
обняв друг друга, они, в шатре Королевском, условились не жалеть крови для
усмирения врага - и на рассвете, ударив в бубны, семьдесят полков Венгерских
двинулись вперед; за ними шли Россияне и конные Берендеи; вступив в землю
Галицкую, расположились близ реки Сана, ниже Перемышля. Владимирко стоял на
другой стороне, готовый к бою, и схватил несколько зажитников Королевских.
Тогда было Воскресенье; Гейза, обыкновенно празднуя сей день, отложил битву
до следующего. По данному знаку союзное войско приступило к реке. Изяслав
находился в средине, и так говорил ратникам: "Братья и дружина! Доселе Бог
спасал от бесчестия землю Русскую и сынов ее: отцы наши всегда славились
мужеством. Ныне ли уроним честь свою пред глазами союзников иноплеменных?
Нет, мы явим себя достойными их уважения". В одно мгновение ока Россияне
бросились в Сан: Венгры также, и смяли Галичан, стоявших за валом.
 Побежденный Владимирко, проскакав на борзом коне между толпами Венгров
и Черных Клобуков (один, с каким-то Избыгневом), заключился в Перемышле.
Союзники могли бы тогда взять крепость; но воины их, грабя Княжеский богатый
дворец на берегу Сана, дали время многим рассеянным битвою Галичанам
собраться в городе.
 Владимирко хотел мира: ночью отправил к Архиепископу и Боярам
Венгерским множество серебра, золота, драгоценных одежд и вторично склонил
их быть за него ходатаями. Они представили Гейзе, что Галицкий Князь, тяжело
раненный, признается в вине своей; что Небо милует кающихся грешников; что
он служил копием своим отцу Гейзину, Беле Слепому, против Ляхов; что
Владимирко, зная великодушие Короля и готовясь скоро умереть, поручает ему
юного сына и боится единственно злобы Изяславовой. Великий Князь не хотел
слышать о мире. "Если умрет Владимирко, - говорил он, - то безвременная
кончина его будет справедливою Небесною казнию. Сей вероломный, клятвенно
обещав нам приязнь свою, разбил твое и мое войско. Забудем ли бесчестие?
Ныне Бог предает Владимирка в руки наши: возьмем его и землю Галицкую".
Мстислав, сын Великого Князя, еще ревностнее отца противился миру: напрасно
Владимирко старался молением и ласками обезоружить их.
 Но Гейза ответствовал: "Не могу убить того, кто винится", и простил
врага, с условием, чтобы он возвратил чужие, занятые им города Российские
(Бужск, Тихомль, Шумск, Выгошев, Гнойни) и навсегда остался другом Изяславу,
или, по тогдашнему выражению, не разлучался с ним ни в добре, ни в зле. Из
шатра Королевского послали ко мнимо больному Владимирку чудотворный крест
Св. Стефана: сей Князь дал присягу. "Если он изменит нам (сказал Гейза), то
или мне не царствовать или ему не княжить". Услужив шурину и смирив
надменного Владимирка, бывшего в тесном союзе с Греками, Король спешил к
берегам Сава отразить Императора Мануила, хотевшего отмстить ему за обиду
своего Галицкого друга.
 Изяслав, возвратяся в Киев с торжеством, изъявил благодарность
Всевышнему, праздновал с дядею Вячеславом, уведомил брата своего, Князя
Смоленского, о счастливом успехе похода и советовал ему остерегаться
Георгия, слыша, что он вооружается в Ростове.
 Князь Суздальский еще более возненавидел Мстиславичей за разрушение
Городца, который был единственным его достоянием в полуденных, любезных ему
странах Государства. Там он жил духом и мыслями; там лежал священный прах
древних Князей Российских, славились храмы чудесами и жители благочестием.
Георгий в наследственном восточном Уделе своем видел небо суровое, дикие
степи, дремучие леса, народ грубый; считал себя как бы изгнанником и,
презирая святость клятв, думал только о способах удовлетворить своему
властолюбию. Он призвал Князей Рязанских и Половцев, кочевавших между Волгою
и Доном; занял область Вятичей и велел Князю Новагорода Северского,
Святославу Ольговичу, также быть к нему в стан под Глухов. Владимирко,
сведав о походе Георгия, думал вместе с ним начать военные действия против
Мстиславичей; но Изяслав успел отразить его и заставил возвратиться. Князь
Галицкий, мужеством достойный отца, не хотел уподобляться ему в верности
слова: не боялся клятвопреступления и доказал ошибку снисходительного Гейзы,
не исполнив обещания, то есть силою удержав за собою города Великокняжеские,
Шумск, Тихомль и другие. Видя, что Георгий намерен осадить Чернигов, Князь
Смоленский, по сделанному условию с братом, вошел в сей город защитить
Изяслава Давидовича, их союзника. Тут находился и Святослав Всеволодович,
который уже знал характер Георгиев и не любил его. С душевным прискорбием
они говорили друг другу: "Будет ли конец нашему междоусобию?"
 Набожный Князь Суздальский, подступив к Чернигову в день Воскресный, не
хотел обнажить меча для праздника; но велел Половцам жечь и грабить в
окрестностях!
 Двенадцать дней продолжались битвы, знаменитые мужеством Андрея
Георгиевича: он требовал, чтобы Князья, союзники Георгиевы, сами по очереди
ходили на приступ, для ободрения войска; служил им образцом и собственною
храбростию воспламенял всех. Осажденные не могли защитить внешних
укреплений, сожженных Половцами, и город был в опасности; но Великий Князь
спас его. Услышав только, что Изяслав перешел Днепр, робкие Половцы бежали:
Георгий также отступил за Снов, и Князь Черниговский встретил своего
избавителя на берегу реки Белоуса.
 Святослав Ольгович, удерживая Георгия, говорил: "Ты принудил меня
воевать; разорил мою область, везде потравил хлеб и теперь удаляешься!
Половцы также ушли в степные города свои. Мне ли одному бороться с
сильными?" Но Князь Суздальский, оставив у Святослава только 50 человек
дружины с сыном Васильком, вышел из области Северской, чтоб овладеть всею
страною Вятичей, где ему никто не противился.
 Тогда была уже глубокая осень: Изяслав дождался зимы, поручил
Смоленскому Князю наблюдать за Георгием, осадил Новгород Северский и дал мир
Святославу Ольговичу; а сын Великого Князя, Мстислав, с Киевскою дружиною и
с Черными Клобуками воевал землю Половецкую: [в феврале 1153 г.] разбил
варваров на берегах Орели и Самары, захватил их вежи, освободил множество
Российских пленников. Но сей успех не мог утвердить безопасности восточных
пределов Киевских: скоро Мстислав должен был вторично идти к берегам Псла
для отражения Половцев.
 Тогда, желая покоя, Великий Князь отправил Боярина, Петра Бориславича,
с крестными грамотами к Владимирку Галицкому. "Ты нарушил клятву, - говорил
ему Посол, - данную тобою нашему Государю и Королю Венгерскому в моем
присутствии.
 Еще можешь загладить преступление: возврати города Изяславовы и будь
его другом". Владимирко ответствовал: "Брат мой Изяслав нечаянно подвел на
меня Венгров: никогда не забуду того; умру или отмщу". Посол напоминал ему
целование креста. "Он был не велик!" - сказал Владимирко в насмешку. "Но
сила оного велика, - возразил Петр: - Вельможа Королевский объявлял тебе,
что если, целовав сей чудесный крест Св. Стефана, преступишь клятву, то жив
не будешь". Владимирко не хотел слушать и велел Послу удалиться. Изяславов
Боярин положил на стол грамоты клятвенные, в знак разрыва. Ему не дали даже
и подвод. Петр отправился на собственных конях; а Владимирко, пошедши в
церковь к Вечерне и видя его едущего из города, смеялся над ним с своими
Боярами. - В ту же ночь Отрок Княжеский, догнав сего Посла, велел ему
остановиться. Петр ожидал новой для себя неприятности, беспокоился, и на
другой день, вследствие вторичного повеления, возвратился в Галич. Слуги
Владимирковы встретили его пред дворцом в черных одеждах. Он вошел в сени:
там юный Князь Ярослав сидел на месте отца, в черной мантии и в клобуке,
среди Вельмож и Бояр, также одетых в печальные мантии. Послу дали стул.
Ярослав заливался слезами; царствовало глубокое молчание. Изумленный Боярин
Изяславов хотел знать причину сей общей горести и сведал, что Владимирко,
совершенно здоровый накануне, отслушав Вечерню в церкви, не мог сойти с
места, упал и, принесенный во дворец, скончался. "Да будет воля Божия! -
сказал Петр: - все люди смертны". Ярослав отер слезы. "Мы желали известить
тебя о сем несчастии, - говорил он Послу: - скажи от меня Изяславу: Бог взял
моего родителя, быв Судиею между им и тобою. Могила прекратила вражду. Будь
же мне вместо отца. Я наследовал Княжение; воины и дружина родительская со
мною: одно его копие поставлено у гроба: и то будет в руке моей. Люби меня
как сына своего, Мстислава: пусть он ездит с одной стороны подле твоего
стремени, а я с другой, окруженный всеми полками Галицкими".
 Великий Князь изъявил сожаление о внезапной кончине знаменитого, умного
Владимирка, основателя могущественной Галицкой области, но требовал
доказательств искреннего дружелюбия от Ярослава - то есть, возвращения
городов Киевских, и видя, что ему хотят удовлетворить только ласковыми
словами, а не делом, прибегнул к оружию. Войско Галицкое стояло на берегах
Серета: Изяслав, пользуясь густым утренним туманом, перешел за сию реку.
Мгла исчезла, и неприятели увидели друг друга. Юный Князь Галицкий сел на
коня. Усердные Вельможи сказали ему: "Ты у нас один: что будет, если
погибнешь? Заключись в Теребовле: мы сразимся; и кто останется жив, тот
придет умереть с тобою". В сражении упорном и кровопролитном победа казалась
сомнительною. Сын и братья Изяславовы не могли устоять; но Великий Князь
одолел на другом крыле. С обеих сторон гнались и бежали; обе стороны взяли
пленников, но Изяслав более. Он поставил на месте битвы знамена
неприятельские и схватил многих рассеянных Галичан, которые толпами к ним
собирались, обманутые сею хитростию. Видя малое число своей дружины и боясь
вылазки из Теребовля, Изяслав велел ночью умертвить всех несчастных
пленников, кроме Бояр, и с покойною совестию возвратился в Киев,
торжествовать второй брак свой. Невестою его была Княжна Абазинская, без
сомнения Христианка: ибо в отечестве ее и в соседственных землях Кавказских
находились издавна храмы истинного Бога, коих следы и развалины доныне там
видимы. Мстислав, отправленный отцом, встретил сию Княжну у порогов
Днепровских и с великою честию привез в Киев.
 Готовясь к новому междоусобному кровопролитию (ибо непримиримый Князь
Суздальский стоял уже с войском в земле вятичей, близ Козельска), Изяслав с
прискорбием видел бесчестие своего меньшего сына, Ярослава, изгнанного
Новогородцами, которые - в 1149 году положив на месте 1000 Финляндцев,
хотевших ограбить Водскую область, - в течение пяти лет не имели иных
врагов, кроме самих себя, и занимались одними внутренними раздорами.
Избранный сим легкомысленным народом, Ростислав Смоленский, в угодность ему,
отправился княжить в Новгород, а Ярослав в Владимир Волынский, на место
умершего Святополка Мстиславича.
 Малочисленность союзных Половцев и конский падеж заставили Георгия
отложить войну. Между тем Изяслав, не дожив еще до глубокой старости,
скончался, к неутешной горести Киевлян, всех Россиян и самых иноплеменников,
Берендеев, Торков. Они единогласно называли его своим Царем славным,
господином добрым, отцем подданных. Старец Вячеслав, проливая слезы,
говорил: "Сын любезный! Сему гробу надлежало быть моим; но Бог творит, что
ему угодно!" - Княжение Изяслава описано в летописях с удивительною
подробностию. Мужественный и деятельный, он всего более искал любви народной
и для того часто пировал с гражданами; говорил на Вечах, подобно Великому
Ярославу; предлагал там дела Государственные и хотел, чтобы народ, исполняя
волю Государя, служил ему охотно и врагов его считал собственными. Разделив
престол с дядею, добродушным и слабым, Изяслав в самом деле не уменьшил
власти своей, но заслужил похвалу современников; обходился с ним как нежный
сын с отцом; один брал на себя труды, опасности, но приписывал ему честь
побед своих и жил сам в нижней части города, уступив Вячеславу дворец
Княжеский.
 Готовый умереть за Киев, Изяслав удалялся от иных случаев проливать
кровь Россиян: не вступился за сына, оскорбленного Новогородцами, ни за
Рогволода Борисовича, зятя своего, которого Полочане в 1151 году свергнули с
престола, избрав на его место Ростислава Глебовича, Князя Минского, и
признав Святослава Ольговича покровителем их области. Так граждане
своевольствовали в нашем древнем отечестве, употребляя во зло правило, что
благо народное священнее всех иных законов.
 Тело Изяслава было погребено в монастыре Св. Феодора, основанном
Великим Мстиславом.



 Глава ХIII


 ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ РОСТИСЛАВ-МИХАИЛ МСТИСЛАВИЧ. Г. 1154-1155



 Любовь Киевлян к Вячеславу. Смерть его. Сановники придворные.
Неблагоразумие и малодушие Ростислава. Гордость Мстиславова. Своевольство
Новогородцев. Киевляне поддаются Изяславу. Георгий вступает в Киев.

 Узнав о кончине Великого Князя, Изяслав Черниговский приплыл к Киеву,
чтобы оросить слезами гроб умершего; но старец Вячеслав и Бояре, справедливо
опасаясь его коварных намерений, не позволили ему въехать в столицу. Они
ждали Князя Новогородского и Смоленского. Граждане, Торки, Берендеи с
изъявлением усердия встретили Ростислава (который оставил в Новегороде сына
своего, Давида), и добродушный дядя сказал ему: "Я стою у дверей гроба;
суды, расправа и беспокойства ратные уже не мое дело. Подобно Изяславу будь
мне сыном и Государем Россиян. Отдаю тебе полк и дружину свою". Бояре вместе
с народом требовали от нового Князя, чтобы он, следуя примеру старшего
брата, всегда уважал дядю как отца, и в таком случае обещались служить ему
верно. - В Киеве находился тогда Святослав Всеволодович: призванный
Вячеславом, он уехал тайно от своих дядей и взял сторону Великого Князя,
отдавшего ему за то Пинск и Туров.
 С другой стороны Изяслав Черниговский и Святослав Ольгович заключили
союз с Георгием, которого сын Глеб, наняв Половцев, осадил Переяславль:
Мстислав Изяславич отразил их с помощию Киевской дружины. Великий Князь,
чтобы предупредить Суздальского, хотел воспользоваться сею первою удачею и
шел к Чернигову; но печальная весть настигла его в Вышегороде. Добрый
Вячеслав скоропостижно умер [в 1155 г.]: ввечеру пировал с Боярами и ночью
заснул навеки.
 Искренно сожалея о кончине его, Ростислав спешил в Киев предать земле
тело старца в Софийском храме и быть свидетелем общей горести: ибо народ
любил кроткие, Христианские добродетели сего Мономахова сына. В похвалу
Великому Князю летописцы сказывают, что он, созвав во дворце Вельмож,
Тиунов, Казначеев, Ключников умершего дяди, велел принести его имение:
одежды, золото, серебро; все роздал по монастырям, церквам, темницам,
богадельням и, поручив исполнить сие распоряжение вдовствующей супруге отца
своего, взял себе на память один крест.
 Когда Ростислав возвратился к войску, Бояре не советовали ему идти
далее. "Ты еще слаб на престоле, - говорили они: - утверди власть свою,
заслужи любовь народную, и тогда не бойся Георгия". Великий Князь отвергнул
благоразумный совет; он приближался к Чернигову, требуя, чтобы Изяслав дал
ему клятву верного союзника. "Кто вступил в мою область неприятелем, с тем
не хочу дружиться", - ответствовал Изяслав и, соединясь с Глебом
Георгиевичем, расположился станом на берегах реки Белоуса. Тут открылось
малодушие Ростислава, который, будучи устрашен множеством Половцев, в самом
начале перестрелки дал знать Черниговскому Князю, что уступает ему Киевскую
область с Переяславлем, желая одного мира. С негодованием видя малодушие
дяди, Мстислав Изяславич поворотил коня и, сказав:
 "Не будь же ни мне Переяславля, ни тебе Киева!" - удалился с своею
дружиною.
 Войско расстроилось; свирепые Половцы гнали, рубили бегущих и схватили,
в числе пленных, Святослава Всеволодовича. Мстислав, взяв в Переяславле
жену, детей, ушел в Луцк, а бывший Великий Князь в Смоленск, лишась в то же
время и Новагорода: ибо тамошние жители изгнали сына его, Давида, отправили
Епископа Нифонта Послом в Суздаль и призвали Мстислава Георгиевича княжить в
их области.
 Киевляне, услышав с горестию о несчастии Ростислава, должны были
обратиться к победителю. Епископ Каневский, Дамиан, их именем сказал
Изяславу: "Государь! Иди управлять нами, да не будем жертвою варваров!", ибо
в сие время Половцы свирепствовали в окрестностях Днепра и долго не могли
быть усмирены Глебом Георгиевичем, которому Изяслав Давидович отдал
Переяславль. Между тем Георгий уже шел с войском и близ Смоленска получил
весть о новой, благоприятной для него перемене обстоятельств; согласился
забыть вражду Ростислава Мстиславича, примирился с ним и спешил к Киеву;
простил и. Святослава Всеволодовича, уважив ходатайство его дяди, Северского
Князя, и послал объявить Черниговскому, чтобы он выехал из столицы
Мономаховой. Изяслав колебался, медлил; говорил, что Киевляне добровольно
возвели его на престол; но, убежденный Святославом Ольговичем, и не имея
надежды отразить силу силою, отправился в Чернигов.
 Георгий, вступив в Киев, с общего согласия принял сан Великого Князя
[20 марта 1155 г.].