Н.М.Карамзин (32)

 Глава ХIV


 ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ГЕОРГИЙ, ИЛИ ЮРИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ,


 ПРОЗВАНИЕМ ДОЛГОРУКИЙ. Г. 1155-1157


 Уделы. Мстислав едет в Польшу. Тишина в России. Новое кровопролитие.
Берендеи бьют Половцев. Союз с Половцами. Смятение в Новегороде. Союз против
Георгия. Смерть его и свойства. Ненависть к нему. Дела церковные.

 Cледуя обыкновению, он назначил сыновьям Уделы: Андрею Вышегород,
Борису Туров, Глебу Переяславль, Васильку окрестности Роси, где жили
Берендеи и Торки; а Святослав Ольгович поменялся городами с своим
племянником, сыном Всеволода, взяв у него Снов, Воротынск, Карачев и дав ему
за них другие.
 Опасаясь смелого, пылкого Мстислава, Великий Князь послал Юрия
Ярославича, внука Святополкова, с Воеводами на Горынь: они взяли
Пересопницу. В то же время зять Георгиев, Князь Галицкий, и Владимир, брат
Смоленского, осадили Луцк. Мстислав отправился искать союзников в Польше; но
меньший брат его, Ярослав, заставил неприятелей снять осаду.
 Достигнув главной цели своей, обремененный летами и желая спокойствия,
Георгий призвал Ростислава Смоленского, клялся забыть вражду Изяславичей,
его племянников, и хотел видеть их в Киеве. Ярослав повиновался; но
Мстислав, боясь обмана, не ехал: Георгий послал к нему крестную грамоту, в
доказательство искренней дружбы. Узнав о сем союзе и прибытии в Киев
Галицкой вспомогательной дружины, Князь Черниговский, недовольный Георгием,
также смирился и выдал дочь свою за его сына, Глеба. Великий Князь уступил
Изяславу Корческ, а Святославу Ольговичу Мозырь. Князья же Рязанские новыми
крестными обетами утвердили связь с Ростиславом Смоленским, коего они
признавали их отцом и покровителем.
 [1156 г.] Россия наслаждалась тишиною, говорят Летописцы: сия тишина
была весьма непродолжительна. Мстислав принял крестную грамоту от деда, но
не дал ему собственной и выгнал Георгиева союзника, Владимира, родного дядю
своего, из Владимирской области; пленил его семейство, жену; ограбил Бояр и
мать, которая с богатыми дарами возвратилась тогда от Королевы Венгерской,
ее дочери.
 Оскорбленный Георгий, в надежде смирить внука с помощию одного
Галицкого Князя, не хотел взять с собою ни Черниговской, ни Северской
дружины и выступил с Берендеями. Напрасно искав защиты в Венгрии, изгнанник
Владимир Мстиславич прибегнул к Великому Князю, но Георгий в самом деле не
думал об нем, а хотел, пользуясь случаем, завоевать область Волынскую для
другого племянника, Владимира Андреевича, чтобы исполнить обещание, некогда
данное отцу его. Жестокое сопротивление Мстислава уничтожило сие намерение:
десять дней кровь лилась под стенами Владимирскими, и Георгий, как бы
подвигнутый человеколюбием, снял осаду.
 "Изяславич веселится убийствами и враждою, - сказал он детям и Боярам:
- желаю не погибели его, а мира, и, будучи старшим, уступаю". - Владимир
Андреевич ходил к Червену с мирными предложениями: напоминал тамошним
гражданам о своем родителе, великодушном их Князе Андрее; обещал быть ему
подобным, справедливым, милостивым; но, уязвленный в горло стрелою,
удалился, отмстив жителям опустошением земли Червенской. Георгий наградил
его Пересопницею и Дорогобужем; а Мстислав, следуя за дедом, жег селения на
берегах Горыни.
 Великий Князь щадил старинных друзей своих, Половцев. Они тревожили
окрестности Днепра и были наказаны мужественными Берендеями, которые многих
хищников умертвили, других взяли в плен и, в противность Георгиеву желанию,
не хотели их освободить, говоря: "Мы умираем за Русскую землю, но пленники
наша собственность". Георгий, два раза ездив в Канев для свидания с Ханами
Половецкими, не мог обезоружить их ни ласкою, ни дарами; наконец заключил с
ними новый союз, чтобы в нужном случае воспользоваться помощию сих варваров:
ибо он, по тогдашним обстоятельствам, не мог быть уверен в своей
безопасности.
 [1157 г.] Ростислав Мстиславич имел преданных ему людей в Новегороде,
которые с единомышленниками своими объявили всенародно, что не хотят
повиноваться Мстиславу Георгиевичу. Сделалось смятение; граждане разделились
на две стороны:
 Торговая вооружилась за Князя, Софийская против него, и мост
Волховский, с обеих сторон оберегаемый воинскою стражею, был границею между
несогласными. Но сын Георгиев бежал ночью, узнав о прибытии детей
Смоленского Князя, и таким образом уступил Княжение Ростиславу, который,
чрез два дня въехав в Новгород, восстановил совершенную тишину.
 Сие происшествие долженствовало оскорбить Георгия: у него были и другие
враги.
 Изяслав Давидович с завистию смотрел на престол Киевский; искал друзей;
примирился с Ростиславом и для того оставил без мести неверность своего
племянника, Святослава Владимировича, который, вдруг заняв на Десне города
Черниговские, передался к Смоленскому Князю. Мстислав Изяславич Волынский
также охотно вступил в союз с Давидовичем, чтобы действовать против Георгия,
и сии Князья, напрасно убеждав Северского взять их сторону, готовились идти
к Киеву в надежде на свое мужество, неосторожность и слабость Георгиеву.
Судьба отвратила кровопролитие: Георгий, пировав у Боярина своего, Петрила,
ночью занемог и чрез пять дней [15 Маия 1157 г.] умер. Сведав о том, Изяслав
Давидович пролил слезы и, воздев руки на небо, сказал: "Благодарю тебя,
Господи, что ты рассудил меня с ним внезапною смертию, а не кровопролитием!"
 Георгий властолюбивый, но беспечный, прозванный Долгоруким, знаменит в
нашей истории гражданским образованием восточного края древней России, в
коем он провел все цветущие лета своей жизни. Распространив там Веру
Христианскую, сей Князь строил церкви в Суздале, Владимире, на берегах
Нерли; умножил число духовных Пастырей, тогда единственных наставников во
благонравии, единственных просветителей разума; открыл пути в лесах
дремучих; оживил дикие, мертвые пустыни знамениями человеческой
деятельности; основал новые селения и города: кроме Москвы, Юрьев Польский,
Переяславль Залесский (в 1152 году), украшая их для своего воображения сими,
ему приятными именами и самым рекам давая названия южных. Дмитров, на берегу
Яхромы, также им основан и назван по имени его сына, Всеволода-Димитрия,
который (в 1154 году) родился на сем месте. - Но Георгий не имел
добродетелей великого отца; не прославил себя в летописях ни одним подвигом
великодушия, ни одним действием добросердечия, свойственного Мономахову
племени.
 Скромные Летописцы наши редко говорят о злых качествах Государей,
усердно хваля добрые; но Георгий, без сомнения, отличался первыми, когда,
будучи сыном Князя столь любимого, не умел заслужить любви народной. Мы
видели, что он играл святостию клятв и волновал изнуренную внутренними
несогласиями Россию для выгод своего честолюбия: к бесславию его нам
известно также следующее происшествие.
 Князь Иоанн Берладник, изгнанный Владимирком из Галича, служил Георгию,
и вдруг, без всякой вины (в 1156 году), был окован цепями и привезен из
Суздаля в Киев:
 Георгий согласился выдать его, живого или мертвого, зятю своему,
Владимиркову сыну. Заступление Духовенства спасло жертву: убежденный
человеколюбивыми представлениями Митрополита, Георгий отправил Берладника
назад в Суздаль; а люди Князя Черниговского, высланные на дорогу, силою
освободили сего несчастного узника. - Одним словом, народ Киевский столь
ненавидел Долгорукого, что, узнав о кончине его, разграбил дворец и сельский
дом Княжеский за Днепром, называемый Раем, также имение Суздальских Бояр, и
многих из них умертвил в исступлении злобы. Граждане, не хотев, кажется,
чтобы и тело Георгиево лежало вместе с Мономаховым, погребли оное вне
города, в Берестовской Обители Спаса.
 Церковные дела сего времени достойны замечания. Георгий не желал
оставить Митрополитом Климента, избранного по воле ненавистного ему
племянника, и согласно с мыслями Нифонта, Епископа Новогородского, им
уважаемого, требовал иного Пастыря от Духовенства Цареградского. Святитель
Полоцкий и Мануил Смоленский, враг Климентов, (в 1156 году) с великою честию
приняли в Киеве сего нового Митрополита, именем Константина, родом Грека;
вместе с ним благословили Великого Князя, кляли память Изяслава Мстиславича
и в первом совете уничтожили все церковные действия бывшего Митрополита;
наконец, рассудив основательнее, дозволили отправлять службу Иереям и
Диаконам, коих посвятил Климент. Ревностный Нифонт не имел удовольствия
видеть свое полное торжество: он спешил встретить Константина, но еще до его
прибытия скончался в Киеве, названный славным именем поборника всей земли
Русской. Сей знаменитый муж, друг Святослава Ольговича, имел и неприятелей,
которые говорили, что он похитил богатство Софийского храма и думал с оным
уехать в Константинополь: современный Летописец Новогородский опровергает
такую нелепую клевету и, хваля Нифонтовы добродетели, говорит: "Мы только за
грехи свои лишились сладостного утешения видеть здесь гроб его!" -
Новогородцы на место Нифонта в общем совете избрали добродетельного Игумена
Аркадия и еще непоставленного ввели в дом Епископский: ибо избрание главного
духовного сановника зависело там единственно от народа.



 Глава XV


 ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ИЗЯСЛАВ ДАВИДОВИЧ КИЕВСКИЙ. КНЯЗЬ АНДРЕЙ
 СУЗДАЛЬСКИЙ,


 ПРОЗВАННЫЙ БОГОЛЮБСКИМ. Г. 1157-1159


 Падение Великого Княжения Киевского. Новое сильное Княжение Владимирское.
Происшествия в западной России. Мятежный дух Полочан. Раздор за Берладника.
Бескорыстие Святослава. Неблагодарность Изяславова. Бегство Великого Князя.
Странное завещание Митрополита. Мор в Новегороде.

 Киевляне, изъявив ненависть к умершему Великому Князю, послали объявить
врагу Георгиеву, Изяславу Давидовичу, чтобы он шел мирно властвовать в
столице Российской. Изяслав, при восклицаниях довольного народа, въехал в
Киев [19 мая 1157 г.], оставив в Чернигове племянника своего, Святослава
Владимировича, с дружиною воинскою: ибо Князь Северский, хотя и миролюбивый,
замышлял незапно овладеть сею удельною столицею Ольговичей: его не впустили;
но Изяслав, желая иметь в нем благодарного союзника, добровольно отдал ему
Чернигов; а племянник их, Святослав Всеволодович, получил в Удел Княжение
Северское. Они заключили мир на берегах Свини (где ныне Березна) в
присутствии Мстислава, Владимирского Князя, который, одобрив условия,
спокойно возвратился в Волынию.
 Таким образом Изяслав Давидович остался повелителем одной Киевской
области и некоторых городов Черниговской. Переяславль, Новгород, Смоленск,
Туров, область Горынская и вся западная Россия имели тогда Государей
особенных, независимых, и достоинство Великого Князя, прежде соединенное с
могуществом, сделалось одним пустым наименованием. Киев еще сохранял
знаменитость, обязанный ею, кроме своего счастливого положения, торговле,
множеству избыточных обитателей, богатству храмов, монастырей: скоро утратит
он и сию выгоду, лишенный сильных защитников.
 Но в то время, как древняя столица наша клонится к совершенному
падению, возникает новая под сению Властителя, давно известного мужеством и
великодушием.

 Еще при жизни Георгия Долгорукого сын его, Андрей, в 1 155 году уехал
из Вышегорода (не предуведомив отца о сем намерении). Феатр алчного
властолюбия, злодейств, грабительств, междоусобного кровопролития, Россия
южная, в течение двух веков опустошаемая огнем и мечом, иноплеменниками и
своими, казалась ему обителию скорби и предметом гнева Небесного.
Недовольный, может быть, правлением Георгия и с горестию видя народную к
нему ненависть, Андрей, по совету шурьев своих, Кучковичей, удалился в землю
Суздальскую, менее образованную, но гораздо спокойнейшую других. Там он
родился и был воспитан; там народ еще не изъявлял мятежного духа, не судил и
не менял государей, но повиновался им усердно и сражался за них мужественно.
Сей Князь набожный вместо иных сокровищ взял с собою Греческий образ Марии,
украшенный, как говорят Летописцы, пятнадцатью фунтами золота, кроме
серебра, жемчуга и камней драгоценных; избрал место на берегу Клязьмы, в
прежнем своем Уделе: заложил каменный город Боголюбов, распространил
основанный Мономахом Владимир, украсил зданиями каменными, Златыми и
Серебряными вратами. Как нежный сын оплакав кончину родителя, он воздал ему
последний долг торжественными молитвами, строением новых церквей, Обителей в
честь умершему, или для спасения его души; и между тем, как народ Киевский
злословил память Георгия, священный Клирос благословлял оную в Владимире.
 Суздаль, Ростов, дотоле управляемые Наместниками Долгорукого,
единодушно признали Андрея Государем. Любимый, уважаемый подданными, сей
Князь, славнейший добродетелями, мог бы тогда же завоевать древнюю столицу;
но хотел единственно тишины долговременной, благоустройства в своем
наследственном Уделе; основал новое Великое Княжение Суздальское, или
Владимирское, и приготовил Россию северо-восточную быть, так сказать,
истинным сердцем Государства нашего, оставив полуденную в жертву бедствиям и
раздорам кровопролитным.
 Борис Георгиевич, княжив при отце в Турове, или добровольно выехал
оттуда в Суздальскую область, или был изгнан Юрием Ярославичем,
Святополковым внуком, который, происходя от старшей ветви Княжеского Дому,
имел право на самую область Киевскую. Изяслав, желая доставить Удел
Владимиру Мстиславичу, соединился с Князьями Волынскими, Галицким,
Смоленским и приступил к Турову. Юрий искал мира, но мужественно оборонялся,
и чрез 10 недель многочисленное войско осаждающих удалилось, потеряв большую
часть коней своих от заразы.
 [1158 г.] В числе Изяславовых союзников находились и Полочане, которые
едва ли уступали тогда Новогородцам в своевольстве. Мы упоминали о несчастии
князя Рогволода Борисовича, изгнанного ими без всякой основательной причины:
Святослав Черниговский дал ему вспомогательную дружину, и жители Друцка с
великою радостию приняли его, выслав Глеба Ростиславича, ограбив дом, Бояр,
друзей сего последнего. Отец Глебов, видя опасное волнение и в самом
Полоцке, старался задобрить граждан ласками, дарами и, взяв с них новую
присягу, осадил Друцк.
 Сильный отпор жителей заставил сего Князя искать мира: Рогволод дал
клятву жить с ним в братстве и нарушил оную вместе с вероломными Полочанами,
которые, думая загладить измену изменою, послали сказать ему: "Князь добрый!
Мы виновны, свергнув тебя с престола и разграбив твое имение: не помни зла и
возвратися к нам: выдадим тебе Ростислава Глебовича". Он согласился с ними;
но Ростислав, уведомленный об их замысле, ходил вооруженный, носил латы под
одеждою и смелостию вселял боязнь в злодеев. Наконец они устыдились своей
робости и звали Князя, жившего за городом, в собрание народное, будто бы для
дел государственных. "Вчера я был у вас, - ответствовал Ростислав: - для
чего же вы не говорили о делах?" - однако ж поехал в город. Верный Отрок
Княжеский остановил его: ибо народ уже снял с себя личину, грозно вопил на
Вече и лил кровь Бояр, преданных Глебовичам. Ростислав, соединив дружину,
удалился в Минск к брату Володарю; а Рогволод, подкрепленный силою Князя
Смоленского, отнял Изяславль у Всеволода Глебовича и предписал мир его
брату: остался Князем Полоцким, дал Всеволоду Стрежев, Изяславль Брячиславу
Васильковичу и восстановил тишину кратковременную. Володарь, третий сын
Глебов, воевал тогда с Литвою: братья присягнули за него в верном исполнении
мирных условий.
 Изяслав Давидович не долго жил в союзе с Галицким и Волынскими
Князьями. Поводом к сему разрыву служил знаменитый Воевода первого, Иоанн
Берладник. Князь Галицкий, ненавидя и боясь сего брата двоюродного,
изгнанного Владимирком, умел склонить на свою сторону не только Венгерского
Короля с Поляками, но и многих Князей Российских, желая, чтобы они вместе с
ним убедили Изяслава выдать ему Иоанна. Гнушаясь делом столь жестоким,
великий князь отвечал их Послам в Киеве, что он никогда на то не согласится.
Иоанн же, бесчеловечно гонимый, хотел мстить Ярославу Владимирковичу:
ограбил несколько богатых судов на Дунае, нанял 6000 Половцев и вступил в
Галицию; но скоро был оставлен сими хищниками, ибо не дозволял им опустошать
земли и щадил доброхотствующих ему жителей. Сведав, что Ярослав вооружается,
Великий Князь предложил Святославу Ольговичу тесный союз и два города,
Мозырь и Чечерск. Тут Святослав оказал бескорыстие великодушное.
 "Признаюсь, - говорил он, - что я досадовал, когда ты не отдал мне всей
области Черниговской; но сердце мое ненавидит злобу между родными. Если
враги несправедливые угрожают тебе войною, то они будут и моими врагами.
Сохрани меня Бог от мздоимства в таком случае: не хочу никаких городов и
вооружаюсь". Пировав три дня, они дали знать Князю Галицкому, что готовы
соединенными силами отразить его нападение. Ярослав успокоился; но Великий
Князь вздумал сам объявить ему войну за Иоанна Берладника: ибо многие
Галичане звали сего Воеводу в землю свою, уверяя, что народ толпами
устремится под его знамена и что сын Владимирков не любим гражданами.
Святослав Ольгович не хотел идти; удерживал Великого Князя; представлял ему,
что Иоанн не сын, не брат их; но пылкий Изяслав с угрозами ответствовал в
Василькове Послу Черниговскому: "Скажи брату, что он, по возвращении моем из
Галича, волею и неволею может отправиться назад в Новгород Северский!"
Добродушный Святослав с горестию видел несправедливость своего родственника,
желая ему добра и мира Государству. "Богу открыто смирение души моей, -
сказал он Вельможам: - я не искал управы мечом, когда Изяслав, вместо целой
области Черниговской, дал мне только семь городов, опустошенных Половцами и
населенных псарями. Он еще не доволен, и за миролюбивый, благоразумный совет
грозится, вопреки святой клятве, выгнать меня из Чернигова! Но Провидение
карает вероломных". Оно в самом деле наказало брата его. Галицкий, соединясь
с Волынскими Князьями, Изяславичами и дядею их, Владимиром Андреевичем,
предупредил Великого Князя и занял Белгород. Изяслав обступил их с войском
многочисленным: одних Половцев было у него с лишком 20000. Указывая на
сильные полки свои, он с гордостию требовал, чтобы союзники вышли из города.
Но Берендеи и Торки изменили ему; начальники их тайно велели сказать
Мстиславу: "Князь! От нас все зависит. Если будешь нам другом, как отец
твой, и дашь каждому по доброму городу, мы оставим Изяслава". Они сдержали
слово: в глубокую полночь зажгли шатры свои и с грозным воплем ускакали в
город. Пробужденный ночною тревогою, Великий Князь сел на коня; увидел
измену и бежал за Днепр вместе с Владимиром Мстиславичем, его другом;
Половцы также: многие из них утонули в Роси; других пленили Юрьевцы и
Берендеи.
 Союзники вошли в столицу, послав объявить Смоленскому Князю,
Ростиславу, что они единственно для него завоевали престол Киевский и будут
ему послушны как старшему. Мстислав требовал только, чтобы низверженный
Митрополит Климент снова управлял церковию Российскою: "ибо Константин
(говорил он) клял память отца моего". Но Ростислав не хотел слышать о
Клименте, избранном, по его мнению, беззаконно. Наконец согласились, чтобы
не быть Митрополитом ни тому, ни другому и призвать нового из Царяграда.
Изгнанный Мстиславом, Константин уехал в Чернигов и скоро преставился,
удивив современников и потомство странностию своего завещания. Он вручил
запечатанную духовную Святителю Черниговскому, Антонию, и требовал, чтобы
сей Епископ клятвенно обязался исполнить его последнюю волю. Антоний в
присутствии Князя Святослава срезал печать и с изумлением читал следующее:
"Не погребайте моего тела: да будет оно извлечено из града и повержено псам
на снедение!" Епископ не дерзнул нарушить клятвы; но Князь, страшась гнева
Небесного, велел на третий день привезти тело Митрополита в Чернигов и с
честию предать земле в Соборной церкви, подле гроба Игоря Ярославича.
Летописцы рассказывают, что в сии три дня, ясные для Чернигова, была ужасная
буря и молния в Киеве; что одним громовым ударом убило там семь человек и
ветер сорвал шатер Ростислава, стоявшего тогда в поле близ Вышегорода; что
сей Князь старался молитвами в церквах умилостивить Небо и что вдруг настала
тишина, когда совершилось погребение Митрополитова тела.
 В княжение Изяслава Новгород вторично испытал бедствие мора: не
успевали хоронить ни людей, ни скота; от смрада бесчисленных трупов нельзя
было ходить по городу, ни в окрестностях. Летописцы не говорят о
происхождении, свойстве и наружных знаках сей язвы, которая свирепствовала
единственно в Новегороде.