Н.М.Карамзин (43)

 Князь Новогородский, видя кровопролитие, сказал Владимиру Псковскому:
"не выдадим добрых людей!" - и мгновенно опередил всех; имея в руке топор,
три раза с дружиною проехал сквозь полки неприятельские, сек головы,
оставлял за собою кучи трупов. Летописцы живо представляют ужас сей битвы,
говоря, что сын шел на отца, брат на брата, слуга на господина: ибо многие
Новогородцы сражались за Ярослава; многие единокровные стояли друг против
друга под знаменами Георгия и Константина. Победа не была сомнительною.
Новогородцы, Смоляне дружным усилием расстроили, смяли врагов и, торжествуя,
показывали в руках своих хоругви Ярославовы. Еще Георгий стоял против
Константина; но скоро обратился в бегство за Ярославом. "Друзья! - сказал
Князь Новогородский своим храбрым воинам: - не время думать о корысти;
надобно довершить победу", - и Новогородцы, ему послушные, не хотели
прикоснуться к добыче, с жаром гнали Суздальцев, топили их в реках, осуждая
Смолян, которые обдирали мертвых и грабили обозы неприятеля.
 Урон был велик только со стороны побежденных: их легло на месте 9233
человека. В остервенении своем не двая никому пощады, воины Мстиславовы
взяли не более 60 пленников; а Смоляне нашли в Георгиевом стане и договорную
грамоту сего Князя, по коей он хотел делить всю Россию с братьями. Ярослав,
главный виновник кровопролития, ушел в Переяславль и, пылая гневом, задушил
там многих Новогородских купцов в темнице; а Георгий, утомив трех коней под
собою, на четвертом прискакал в Владимир, где оставались большею частию одни
старцы и дети, жены и люди духовного сана. Видя вдали скачущего всадника,
они думали, что Князь их одержал победу и шлет к ним гонца; но сей мнимый
радостный вестник был сам Георгий: в бегстве своем он сбросил с себя одежду
Княжескую и явился в рубашке пред вратами столицы; ездил вокруг стены и
кричал, что надобно укреплять город. Жители ужаснулись. Ночью пришли в
Владимир многие раненые; а на другой день Георгий, созвав граждан, молил их
доказать ему свое усердие мужественною защитою столицы. "Государь! Усердием
не спасемся; - ответствовали граждане: - братья наши легли на месте битвы;
другие пришли, но без оружия: с кем отразить врага?" Князь упросил их не
сдаваться хотя несколько дней, чтобы он мог вступить в переговоры.
 Великодушный Мстислав не велел гнаться за Георгием и Ярославом, долго
стоял на месте битвы и шел медленно ко Владимиру. Чрез два дня окружив
город, сей Князь в первую ночь увидел там сильный пожар: воины хотели идти
на приступ, чтобы воспользоваться сим случаем; но человеколюбивый Мстислав
удержал их. Георгий уже не думал обороняться и, на третий день приехав в
стан к Новогородскому Князю с двумя юными сыновьями, сказал ему и Владимиру
Смоленскому: "Вы победители: располагайте моею жизнию и достоянием. Брат мой
Константин в вашей воле".
 Мстислав и Владимир, взяв от него дары, были посредниками между им и
Константином. Принужденный выехать из столицы, Георгий омочил слезами гроб
родителя, в душевной горести жаловался на Ярослава, виновника столь
несчастной войны; сел в ладию с женою и поехал в Городец Волжский, или
Радилов. В числе немногих друзей отправился с ним Епископ Симон, знаменитый
не только описанием жизни святых Иноков Киевских, но и собственными
добродетелями; обязанный Георгию саном Святителя, он не изменил
благотворителю своему в злополучии. Сей Князь в 1215 году учредил особенную
Епархию для Владимирской и Суздальской области, не хотев, чтобы они зависели
от Ростова.



 Глава V


 КОНСТАНТИН, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ВЛАДИМИРСКИЙ И СУЗДАЛЬСКИЙ. Г.
 1216-1219



 Добросердечие Константина. Дела Ливонские. Важное предприятие
Мстислава. Пылкость юного Даниила. Тиранство Венгров в Галиче. Убийства в
Рязани. Смерть Константина.


 Мстислав возвел Константина на престол Великого Княжения Владимирского
и шел смирить своего зятя, который, оставив гордость, прибегнул к
великодушию старшего брата. "Будь моим отцем, - говорил он Константину: - я
в твоих руках и прошу у тебя хлеба: неужели выдашь меня Князьям
Новогородскому и Смоленскому?" Мстислав в угодность Константину согласился
на мир и принял дары от Ярослава; но не хотел, чтобы дочь его жила с Князем
столь жестокосердым: взял ее к себе и возвратился с честию в Новгород,
освободив всех жителей оного, бывших в Переяславле.
 [1217-1218 гг.] Достигнув цели своей, Константин захотел утешить
изганного Георгия, призвал его к себе, объявил наследником Великого Княжения
и дал ему Суздаль. С искреннею дружбою обняв брата, Георгий клялся забыть
прошедшее.
 Константин чувствовал слабость здоровья своего и желал в случае смерти
оставить юным сыновьям второго отца в их старшем дяде.
 Мстислав, Герой сего времени, совершив одно дело и ревнуя ознаменовать
свое мужество новым, еще важнейшим подвигом, удалился в южную Россию.
Пользуясь его отсутствием, Литовцы разорили несколько селений в области
Шелонской; а Рыцари Немецкие, заняв Оденпе, старались укрепить сие место.
Владимир Псковский находился тогда в Новегороде и, приняв начальство над
войском, осадил прежних друзей своих, Немцев, в оденпском замке. В то время
как жители города коварно предлагали мир Россиянам, отошедшим далеко от
стана, Немцы напали на обозы Новогородцев: однако ж, потеряв многих людей и
в том числе двух Воевод, должны были спасаться бегством в замок. Сам Великий
Магистр Ордена, Вольквин, едва ушел с Дитрихом, братом Епископа рижского,
Альберта, и зятем Владимира Псковского.
 Теснимые осаждающими, терпя голод, не смея вторично вступить в бой, они
требовали мира. Дитрих, в залог верности, остался в руках у Новогородцев,
которые дали Рыцарям свободный пропуск, взяв в добычу 700 коней Немецких. -
Мстислав, возвратясь из Киева, объехал Новогородскую область, наказал
некоторых ослушных или нерадивых чиновников, созвал граждан столицы на Дворе
Ярослава и сказал им: "Кланяюся Святой Софии, гробу отца моего и вам, добрые
Новогородцы.
 Иноплеменники господствуют в знаменитом Княжении Галицком: я намерен
изгнать их.
 Но вас не забуду и желаю, чтобы кости мои лежали у Святой Софии, там
же, где покоится мой родитель". Тщетно граждане, искренно огорченные, молили
Князя великодушного, любимого не оставлять их. Он дружески простился с
народом и спешил в Киев к своим братьям, пылая нетерпением собрать войско в
южной России и вести оное к берегам Днестра.
 Честь и Вера предписывали Мстиславу сей подвиг. Мы оставили юного
Даниила на престоле Галицком с одним именем Князя: Бояре всем управляли и,
находя вдовствующую супругу Романову опасною для их своевольства, принудили
ее выехать в Бельз. Даниил проливал слезы, не хотел разлучиться с нею и в
гневе ударил мечом одного из Вельмож, взявшего за узду коня его; однако ж
Княгиня умолила сына остаться. Оскорбленный сею дерзостию Бояр, Андрей,
Король Венгерский, пришел сам с войском, смирил мятежников и виновнейшего из
них, Владислава, оковал цепями. Но скоро бедствия Романова семейства
возобновились. Тайно призванный Галичанами, Мстислав Немой заставил Даниила
бежать в Венгрию; а Лешко Белый отнял у Василька Бельз для своего тестя,
Александра Владимирского (Василько, провождаемый многими Боярами, удалился в
Каменец). Уже Андрей вторично шел защитить Даниила; уже Мстислав Немой,
слабый, хотя и властолюбивый, бежал от страха, когда ужасный бунт открылся в
самой Венгрии. Свирепые Бароны, враги Королевы Гертруды, умертвили ее,
готовив такую же участь и Королю. В сих обстоятельствах он мог думать
единственно о собственной безопасности: чем Боярин Галицкий, Владислав
(тогда освобожденный), умел воспользоваться, представляя ему, как вероятно,
что отрок Даниил, сын отца, ненавистного народу, не в состоянии мирно
управлять Княжением, или, возмужав, не захочет быть данником Венгрии; что
Андрей поступит весьма благоразумно, ежели даст Наместника Галиции, не
природного Князя и не иноплеменника, но достойнейшего из тамошних Бояр,
обязав его в верности клятвою и еще важнейшими узами столь великого
благодеяния.
 Желание Владислава исполнилось: предпочтенный другим Боярам, он с
дружиною Венгерскою приехал господствовать в свое отечество, назвался Князем
и думал равняться саном с потомками Св. Владимира; а Даниил и мать его,
обманутые надеждою на покровительство Андреево, обратились к Лешку Белому.
Видя с завистию, что богатая Галиция сделалась почти областию Венгрии, сей
Государь усердно взял Даниилову сторону, одержал верх в битве с Владиславом
и хотя не мог завоевать Галича, однако ж услужил сыновьям Романовым,
принудив своего тестя, Александра, уступить им Тихомль и Перемиль. Там могли
они несколько времени жить спокойно вместе с родительницею, печально смотря
на башни Владимирские, наследственную столицу Романову. Туда съехались все
верные Бояре, сподвижники их храброго отца, готовые усердно служить и
сыновьям, которые в нежном цвете юности обещали зрелые плоды мужества, ум
необыкновенный, душевное благородство.
 Россияне и чужеземцы с удивлением видели в ничтожном городке двор
блестящий, составленный из витязей и Бояр опытных, особенно уважаемых
Государем Польским.
 Воевода Сендомирский, именем Пакослав, доброжелательствуя Романову
семейству, хотел согласить выгоды оного с выгодами Венгров и Ляхов, бывших
тогда явными врагами за Галич; ездил к Андрею и без труда склонил его к
миру. Положили, чтобы малолетний сын Андреев, Коломан, женился на малолетней
дочери герцога Лешка, Саломее, и княжил в Галиче; чтобы Король уступил
Перемышль Ляхам и чтобы Владимир отдать Даниилу с братом, а Любачев
миротворцу Пакославу. Условия были исполнены: Александра выслали из
Владимирской области, а Владислава, как хищника, заточили. Таким образом
(говорит Летописец) сей гордый Боярин безрассудным честолюбием погубил себя
и детей, коих никто из Князей Российских, оскорбленных его дерзким
самозванством, не хотел призреть.
 Может быть, утомленные смятениями и переменами Галичане
удовольствовались бы тогдашним своим жребием, если бы новое Правительство
Венгерское наблюдало умеренность и справедливость; но Андрей весьма
неблагоразумно вздумал утеснять нашу Церковь. Уже в первый год Коломанова
властвования, в 1214 [году], он писал к папе Иннокентию III, что народ и
Князья Галицкие, подданные Венгрии, испросив себе сына его в Государи,
желают присоединиться к Римской Церкви, единственно с тем условием, чтобы
Папа не отменял их древних обрядов священных и дозволил им отправлять
Богослужение на языке Славянском. Когда же Архиепископ Гранский именем
преемника Иннокентиева, Гонория III, возложил в Галиче венец Королевский на
сына Андреева и Саломею, сей новый Государь, исполняя волю отца и Папы,
изгнал Епископа Российского, Священников наших и хотел обратить всех жителей
в веру латинскую. Народ, уничиженный мятежами, преступлениями и кознями Бояр
запутанный в противоречиях своей системы политической, не смел восстать на
тиранов совести, довольствуясь бесполезными жалобами. К несчастию Венгров,
Андрей поссорился с герцогом Лешком, отнял у него Перемышль с Любачевом и
возбудил в нем столь великую злобу, что он, вопреки узам крови, искал в
России сильных неприятелей зятю. Таковым представился ему Мстислав
Новогородский. "Ты мне брат, - писал Лешко к сему храброму Князю: - иди
прославиться знаменитым подвигом мужества: Галич, достояние твоих предков,
стенает под игом утеснителей". Мстислав, подобно отцу готовый всегда на дела
великие, не отказался от предложения, столь лестного для его славолюбия.
 В то время как он занимался в древней южной столице воинскими
приготовлениями, тишина Царствовала в пределах Великого Княжения
Владимирского. Константин наслаждался спокойствием подданных и любовию
братьев; не следовал примеру дяди и родителя: не требовал повиновения от
слабейших Князей соседственных и думал, что каждый из них обязан давать
отчет в делах своих единому Богу. Ободренные сею излишнею кротостию, двое из
Владетелей Рязанских дерзнули на гнусное злодеяние.
 Коварный Глеб, при великом Князе Всеволоде, хотевший погубить своих
родственников доносом, условился с братом, Константином Владимировичем, явно
лишить их жизни, чтобы господствовать над всею областию Рязанскою. Они
съехались в поле для общего совета, и Глеб дал им роскошный пир в шатре
своем. Князья, Бояре пили и веселились, не имев ни малейшего подозрения.
Хозяин ласкал, приветствовал беспечных гостей; лицо и голос злодея не
изменяли адской тайне его сердца. В одно мгновение Глеб и Константин
Владимирович извлекают мечи: вооруженные слуги и Половцы стремятся в шатер.
Начинается кровопролитие. Ни один из шести несчастных Князей, ни один из
верных Бояр их не мог спастися.
 Утомленные смертоубийством изверги выходят из шатра и спокойно влагают
в ножны мечи свои, дымящиеся кровию. В числе убиенных находился и родной
брат Глебов, добродушный Изяслав.
 [1218 г.] Злодейство было ужасно: еще ужаснее то, что виновники
остались без наказания. Великий Князь Константин-изнуренный, может быть,
недугами - довольствовался сожалением о несчастных; строил церкви, раздавал
милостыню и с восторгом лобызал святые мощи, привозимые к нему из Греции.
Незадолго до кончины своей он послал старшего сына, именем Василька, княжить
в Ростов, а другого, Всеволода, в Ярославль, приказав им жить согласно, быть
во нравах подобными ему, благотворить сиротам, вдовицам, Духовенству и чтить
Георгия как второго отца.
 Константин преставился на 33 году от рождения [2 февраля 1218 г.],
оплакиваемый Боярами, слугами, нищими, Монахами. Хваля его мудрость и
добродетель, Летописец Суздальский говорит, что сей Князь не только читал
многие душеспасительные книги, но и жил по их правилам; был исполнен
Апостольской Веры и столь кроток, что старался не опечалить ни одного
человека, любя делом и словом утешать всякого. - Супруга Константинова
немедленно постриглась над его гробом и, названная Агафиею, чрез два года
кончила дни свои в уединении монастырском.



 Глава VI


 ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ГЕОРГИЙ II ВСЕВОЛОДОВИЧ. Г. 1219-1224



 Беспокойства в Новегороде. Великодушие Посадника. Дела церковные.
Войны. Устюг. Новгород Нижний. Освобождение Галича. Неблагоразумие
Мстислава. Происшествия в Ливонии. Мужественный Вячко. Набег Литвы. Слух о
Татарах.


 По отбытии Мстислава Новогородцы призвали к себе его двоюродного
племянника, Святослава Мстиславича, из Смоленска. Сей Князь не мог обуздать
своевольства чиновников и народа. Посадник Твердислав, муж, отличный
достоинствами, взяв под стражу какого-то мятежного Боярина, вооружил против
себя многих его друзей и единомышленников. Началось междоусобие: одни стояли
за Твердислава, другие за Боярина; прочие оставались спокойными зрителями
ссоры, которая обратилась в явную войну. Целую неделю были шумные Веча при
звуке колоколов; граждане, надев брони и шлемы, в исступлении своем обнажили
мечи. Напрасно увещевали старцы, напрасно плакали жены и дети: казалось, что
Новогородцы не имели ни законов, ни Князя, ни человечества. Чтобы еще более
воспалить усердие своих друзей, Твердислав, устремив глаза на храм
Софийский, громогласно обрек себя в жертву смерти, если совесть его не чиста
пред Богом и согражданами. "Да паду в битве первый (говорил он), или Небо да
оправдает меня победою моих братьев!" Наконец злоба утолилась кровию десяти
убитых граждан; народ образумился, требовал мира и, целуя крест, клялся быть
единодушным. Тишина восстановилась; но Князь, недовольный Твердиславом,
прислал своего Тысячского объявить на вече, что сей Посадник властию
Княжескою сменяется. Граждане хотели знать вину его. Святослав гордо
ответсвтовал: без вины. "Я доволен, - сказал Твердислав: - честь моя
остается без пятна: а вы, братья сограждане, вольны избирать и Посадников и
Князей". Народ вступился за него. "Вспомни условие, - говорили Святославу
Послы Веча: - ты дал нам клятву не сменять чиновников безвинно. Когда же
забываешь оную, то мы готовы с поклоном указать тебе путь; а Твердислав
будет нашим Посадником". Святослав, видя упрямство народа, не хотел спорить;
но скоро уехал в Киев по воле отца своего, Мстислава Романовича, уступив
престол Новогородский меньшему брату, Всеволоду. [1219-1221 гг.]. Правление
сего Князя ознаменовалось также внутренними беспокойствами. Люди, посланные
Новогородцами в Двинскую землю для собрания дани, к удивлению народа,
возвратились с дороги, сказывая, что великий Князь Георгий и Ярослав
Всеволодович не хотели пропустить их чрез область Белозерскую, имея будто бы
тайное сношение с Новогородским Посадником и Тысячским. Народ взволновался и
сменил главных чиновников; однако ж чрез некоторое время снова возвел
Твердислава на степень Посадника. Всеволод без всякой основательной причины
возненавидел и хотел убить сего знаменитого человека, вооружив своих Дворян
и многих граждан на Дворе Ярослава. Твердислав был тогда болен: усердные
друзья вывезли его на санях из дому и поручили великодушной защите народа,
который стекался к нему толпами, готовый умереть за своего любимого
чиновника. Жители трех концов стали в ряды и ждали Князя как неприятеля. Но
Всеволод не дерзнул на кровопролитие. Архиепископ примирил врагов; а
Твердислав, желая спокойствия отечеству, добровольно сложил с себя чин
Посадника, тайно ушел в монастырь Аркадьевский и навсегда отказался от
света.
 Самые церковные дела Всеволодова времени изъявляют легкомыслие
Новогородцев: выгнав прежде Архиепископа Митрофана, народ раскаялся и хотел
загладить сию несправедливость; дозволил ему возвратиться и послал сказать
его преемнику, Антонию, осматривавшему тогда свою Епархию, чтобы он ехал,
куда хочет, и что Новгород имеет уже иного Святителя. Однако ж Антоний не
послушался и признавал себя единственным законным пастырем. Граждане были в
крайнем затруднении и, не зная, что делать с двумя Архиепископами, отправили
их в Киев на суд к Митрополиту, который, решив тяжбу в пользу Митрофана,
послал Антония Епископом в Перемышль Галицкий.
 Воинские подвиги Новогородцев были удачны: хотя Всеволод не мог взять
Пертуева, или нынешнего Пернау, однако ж разбил Немцев за рекою Эмбахом.
Древний Летописец Ливонский повествует, что Рыцари в битве с нашим передовым
отрядом имели успех и даже отняли знамя Князя Новогородского; но союзники
их, Латыши, видя многочисленность Россиян, обратились в бегство. Сей
Летописец к чести единоземцев своих прибавляет, что их было только 200, а
наших 16000; что Немцы, отделенные от Новогородцев глубоким ручьем,
сражались от 9 часов утра до захождения солнечного, убили около пятидесяти
неприятелей, в целости отступили и шли назад с веселыми песнями.
 В России восточной были также воинские действия. Глеб Владимирович,
убийца Князей Рязанских, хотел еще довершить свое гнусное злодеяние.
Провидение спасло одного из сих Князей, Ингваря, сына Игорева, который
господствовал в Старой Рязани и мог рано или поздно отмстить смерть братьев:
наняв Половцев, Глеб шел осадить его столицу; но Ингварь победил варваров.
Ненавидимый всеми добрыми Россиянами и самому себе ненавистный (обыкновенная
мука злодеев!), Глеб бежал в степи, подобно древнему братоубийце Святополку
гонимый Небесным гневом, и там в безумии скончал гнусную жизнь свою [в 1219
г.]. - Ингварь наследовал всю область Рязанскую и с дружиною великого Князя
вторично разбил Половцев.
 Вероятно, что Камские Болгары издревле торговали с Чудским народом,
обитавшим в Вологодской и Архангельской губернии: с неудовольствием видя
новое господство Россиян в сих мирных странах, они хотели также быть
завоевателями и - более обманом, нежели силою - взяли Устюг, неизвестно
когда и кем основанный. Он имел прежде собственных Князей; стоял, как
сказывают, на высокой горе, верстах в четырех от нынешнего, и назывался, по
имени ее, Гледеном, а название устюжан произошло от устья реки Юга,
сливающего там воды свои с рекою Сухоною. Жители - вероятно, смесь Россиян с
Чудью - зависели от великого Князя Георгия и в особенности от Ростовского.
Чтобы утвердиться в сем городе, Болгары в то же время старались овладеть
берегами Унжи; но были отражены и скоро увидели войско Россиян в собственной
земле своей. Брат Георгиев, Святослав, с сыновьями Муромских Князей и с
сильным ополчением приплыл туда Волгою, вышел на берег ниже устья Камы и,
для безопасности судов оставив стражу, приближился к городу Ошелу,
укрепленному высоким дубовым тыном с двумя оплотами, между коими находился
вал.
 Впереди шли люди с огнем и топорами; за ними стрелки и копейщики. Одни
подсекли тын, другие зажгли оплоты; но сильный ветер дул им прямо в лицо:
задыхаясь от густого дыма, воины Святославовы, ободренные речью Князя,
приступили с другой стороны и зажгли город по ветру. Зрелище было ужасно:
целые улицы пылали; огонь, раздуваемый бурею, лился быстрою рекою; отчаянные
жители с воплем бежали из города и не могли уйти от меча Россиян; только
Князь Болгарский и некоторые его всадники спаслися бегством. Другие, не
требуя пощады, убивали жен, детей своих и самых себя или сделались жертвою
пламени, вместе со многими Россиянами, искавшими добычи в городе. Святослав,
видя там наконец одни кучи дымящегося пепла, удалился, провождаемый толпами
пленников, большею частию жен и младенцев.
 Напрасно Болгары хотели отмстить ему, стекаясь отовсюду к берегам
Волги!
 Россияне, готовые к битве, сели на ладии, распустили знамена и при
звуке бубнов, труб, свирелей плыли медленно вверх по Волге в стройном
ополчении. Болгары только смотрели на них с берега. Святослав близ устья
Камы сошелся с Ростовцами, устюжанами и с воеводою Георгиевым, который ходил
опустошать ее берега, и взял несколько городков Болгарских. Сей успех
казался столь важным Великому Князю, что он встретил брата за несколько
верст от столицы, благодарил его, осыпал дарами; три дня угощал всех воинов.
Зимою явились во Владимир послы Болгарские, требуя мира; но Георгий
отвергнул их предложение и готовился к новому походу.