Н.М.Карамзин (47)

 Монарх Ниучей обезоружил своего жестокого врага, дав ему 500 юношей и
столько же девиц прекрасных, 3000 коней, великое количество шелка и золота;
но Чингисхан, вторично вступив в Китай, осадил столицу его или нынешний
Пекин. Отчаянное сопротивление жителей не могло спасти города: Моголы
овладели им (в 1215 году) и зажгли дворец, который горел около месяца.
Свирепые победители нашли в Пекине богатую добычу и мудреца, именем
Иличуцая, родственника последних Императоров Китайских, славного в Истории
благодетеля людей: ибо он, заслужив любовь и доверенность Чингисхана, спас
миллионы несчастных от погибели, умерял его жестокость и давал ему мудрые
советы для образования диких Моголов.
 Еще Татары-Ниучи противоборствовали Чингисхану: оставив сильную рать в
Китае, под начальством мужественного предводителя, он устремился к странам
западным, и сие движение войска его сделалось причиною бедствий для России.
Мы говорили о Турках Альтайских: хотя они, утесненные с одной стороны
Китайцами, а с другой Аравитянами (во XII веке завладевшими Персиею),
утратили силу и независимость свою; но единоплеменники их, служив долгое
время Калифам, освободились наконец от ига и были основателями разных
государств могущественных. Так, в исходе XI века Монарх Турков-Сельчуков,
именем Челаддин, господствовал от моря Каспийского и Малой Бухарии до реки
Гангеса, Иерусалима, Никеи и давал повеления Багдадскому Калифу, Папе
Магометан. Сие Государство исчезло, ослабленное распрями частных его
Владетелей и завоевателями Крестоносцев в Азии: на развалинах его, в конце
XII столетия, возвеличилась новая Турецкая Династия Монархов Харазских, или
Хивинских, которые завладели большею частию Персии и Бухариею. В сие время
там царствовал Магомет II, гордо называясь вторым Александром Великим:
Чингисхан имел к нему уважение, искал его дружбы, хотел заключить с ним
выгодный для обоих союз: но Магомет велел умертвить послов Могольских...
 Тогда Чингисхан прибегнул к суду Неба и меча своего; три ночи молился
на горе и торжественно объявил, что Бог в сновидении обещал ему победу
устами Епископа Христианского, живщего в земле Игуров. Сие обстоятельство,
вымышленное для ободрения суеверных, было весьма счастливо для Христиан: ибо
они с того времени пользовались особенным благоволением Хана Могольского.
Началась война, ужасная остервенением варварства и гибельная для Магомета,
который, имея рать бесчисленную, но видя мужество неприятелей, боялся
сразиться с ними в поле и думал единственно о защите городов. Сия часть
Верхней Азии, именуемая Великою Бухариею (а прежде Согдианою и Бактриею),
издревле славилась не только плодоносными своими долинами, богатыми рудами,
красотою лесов и вод, но и просвещением народным, художествами, торговлею,
многолюдными городами и цветущею столицею, доныне известною под именем
Бохары, где находилось знаменитое училище для юношей Магометанской Веры.
Бохара не могла сопротивляться: Чингисхан, приняв городские ключи из рук
старейшин, въехал на коне в главную мечеть и, видя там лежащий Алкоран, с
презрением бросил его на землю. Столица была обращена в пепел. Самарканд,
укрепленный искусством, заключал в стенах своих около ста тысяч ратников и
множество слонов, главную опору древних воинств Азии: несмотря на то,
граждане прибегнули к великодушию Моголов, которые, взяв с них 200000
золотых монет, еще не были довольны: умертвили 30000 пленников и такое же
число оковали цепями вечного рабства. Хива, Термет, Балх (где находилось
1200 мечетей и 200 бань для странников) испытали подобную же участь, вместе
со многими иными городами, и свирепые воины Чингисхановы в два или три года
опустошили всю землю от моря Аральского до Инда так, что она в течение шести
следующих веков уже не могла вновь достигнуть до своего прежнего цветущего
состояния. Магомет, гонимый из места в место жестоким, неумолимым врагом,
уехал на один остров Каспийского моря и там в отчаянии кончил жизнь свою.
 В сие время - около 1223 года - желая овладеть западными берегами моря
Каспийского, Чингисхан отрядил двух знаменитых военачальников, Судая Баядура
и Чепновиана; с повелением взять Шамаху и Дербент. Первый город сдался, и
Моголы хотели идти самым кратчайшим путем к Дербенту, построенному, вместе с
Каспийскою стеною, в VI веке славным Царем Персидским Хозроем I, или
Нуширваном, для защиты Государства его от Козаров. Но обманутые
путеводителями Моголы зашли в тесные ущелия и были со всех сторон окружены
Аланами - Ясами, жителями Дагестана - и Половцами, готовыми к жестокому бою
с ними. Видя опасность, Военачальник Чингисханов прибегнул к хитрости,
отправил дары к Половцам и велел сказать им, что они, будучи
единоплеменниками Моголов, не должны восставать на своих братьев и дружиться
с Аланами, которые совсем иного рода. Половцы, обольщенные ласковым
приветствием или дарами, оставили союзников; а Моголы, пользуясь сим
благоприятным случаем, разбили Алан. Скоро главный Хан Половецкий, именем
Юрий Кончакович, раскаялся в своей оплошности: узнав, что мнимые братья
намерены господствовать в его земле, он хотел бежать в степи; но Моголы
умертвили его и другого Князя, Данила Кобяковича; гнались за их товарищами
до Азовского моря, до вала Половецкого или до самых наших границ; покорили
Ясов, Абазинцев, Касогов или Черкесов и вообще семь народов в окрестностях
азовских.
 Многие Половцы ушли в Киевскую область с своими женами, скотом и
богатством. В числе беглецов находился знаменитый Котян, тесть Мстислава
Галицкого: сей Хан взволновал Россию вестию о нашествии Моголов; дарил
Князей вельблюдами, конями, буйволами, прекрасными невольницами и говорил:
"Ныне они взяли нашу землю; завтра возьмут вашу". Россияне ужаснулись и в
изумлении спрашивали друг у друга, кто сии пришельцы, до того времени
неизвестные? Некоторые называли их Таурменами, другие Печенегами, но вообще
Татарами. Суеверные рассказывали, что сей народ, еще за 1200 лет до
Рождества Христова побежденный Гедеоном и некогда заключенный в пустынях
Северо-Востока, долженствовал пред концом явиться в Азии, в Европе и
завоевать всю землю. Храбрый Князь Галицкий, пылая ревностию отведать
счастия с новым и столь уже славным врагом, собрал Князей на совет в Киеве и
представлял убедительно, что благоразумие и государственная польза обязывает
их вооружиться; что утесненные Половцы, будучи оставлены ими, непременно
соединятся с Татарами и наведут их на Россию; что лучше сразиться с опасным
неприятелем вне отечества, нежели впустить его в свои границы. Мстислав
Романович Киевский (называемый в летописях Старым и Добрым), Князь
Черниговский того же имени (брат Всеволода Чермного) и Мстислав Галицкий
председательствовали в совете, где находились также пылкие юноши, Даниил
Романович Волынский, - Михаил, сын Чермного, и бывший Князь Новогородский,
Всеволод Мстиславич. Они долго рассуждали: наконец единодушно положили
искать неприятеля. Половцы радовались, изъявляя благодарность, и Хан их
Батый принял тогда же Веру Христианскую.
 Уже войско наше стояло на Днепре у Заруба и Варяжского острова: там
явились десять Послов Татарских. "Слышим, - говорили они Князьям Российским,
- что вы, обольщенные Половцами, идете против нас; но мы ничем не оскорбили
Россиян: не входили к вам в землю; не брали ни городов, ни сел ваших, а
хотим единственно наказать Половцев, своих рабов и конюхов. Знаем, что они
издревле враги России: будьте же нам друзьями; пользуясь случаем, отмстите
им ныне, истребите злодеев и возьмите их богатство". Сие благоразумное
миролюбие показалось нашим Князьям или робостию, или коварством: забыв
правила народной чести, они велели умертвить Послов; но Татары еще прислали
новых, которые, встретив войско Российское, в семнадцатый день его похода,
на берегах Днепра, близ Олешья, сказали Князьям: "Итак, вы, слушаясь
Половцев, умертвили наших Послов и хотите битвы? Да будет!
 Мы вам не сделали зла. Бог един для всех народов: Он нас рассудит".
Князья, как бы удивленные великодушием Татар, отпустили сих Послов и ждали
остального войска. Мстислав Романович, Владимир Рюрикович и Князья
Черниговских Уделов привели туда, под своими знаменами, жителей Киева,
Смоленска, Путивля, Курска, Трубчевска. С ними соединились Волынцы и
Галичане, которые на 1000 ладиях плыли Днестром до моря, вошли в Днепр и
стали у реки Хортицы. Половцы также стекались к Россиянам толпами. Войско
наше расположилось станом на правом берегу Днепра.
 Услышав, что отряд Татарский приближается, юный Князь Даниил с
некоторыми любопытными товарищами поскакал к нему навстречу. Осмотрев сие
новое для них войско, они возвратились с донесением ко Мстиславу Галицкому.
Но вести были не согласны: легкомысленные юноши сказывали, что Татары суть
худые ратники и не достойны уважения; а Воевода, пришедший из Галича с
ладиями, именем Юрий Домаречич, уверял, что сии враги кажутся опытными,
знающими и стреляют лучше Половцев. Молодые Князья нетерпеливо хотели
вступить в бой: Мстислав Галицкий, с тысячею воинов ударив на отряд
неприятельский, разбил его совершенно. Стрелки наши оказали в сем деле
искусство и мужество. Летописцы говорят, что Татары, желая спасти начальника
своего, Гемябека, скрыли его в яме, но что Россияне нашли, а Половцы, с
дозволения Мстиславова, умертвили сего Могольского чиновника.
 Надменные первым успехом и взяв в добычу множество скота, все Россияне
переправились за Днепр и шли девять дней до реки Калки (ныне Калеца в
Екатеринославской Губернии, близ Мариуполя), где была легкая сшибка с
неприятелем. Мстислав Галицкий, поставив войско свое на левом берегу Калки,
велел Яруну, начальнику Половцев, и Даниилу с Российскою дружиною идти
вперед; а сам ехал на коне за ними и скоро увидел многочисленное войско
Татар. [31 мая 1223 г.] Битва началася. Пылкий Даниил изумил врагов
мужеством; вместе с Олегом Курским теснил густые толпы их и, копием в грудь
уязвленный, не думал о своей ране. Мстислав Немой, брат Ингваря Луцкого,
спешил дать ему помощь и крепкою мышцею разил неприятелей. Но малодушные
Половцы не выдержали удара Моголов:
 смешались, обратили тыл; в беспамятстве ужаса устремились на Россиян,
смяли ряды их и даже отдаленный стан, где два Мстислава, Киевский и
Черниговский, еще не успели изготовиться к битве: ибо Мстислав Галицкий,
желая один воспользоваться честию победы, не дал им никакой вести о
сражении. Сие излишнее славолюбие Героя столь знаменитого погубило наше
войско: Россияне, приведенные в беспорядок, не могли устоять. Юный Даниил
вместе с другими искал спасения в бегстве; прискакав к реке, остановил коня,
чтобы утолить жажду, и тогда единственно почувствовал свою рану. Татары
гнали Россиян, убив их множество, и в том числе шесть Князей:
 Святослава Яновского, Изяслава Ингваровича, Святослава Шумского,
Мстислава Черниговского с сыном, Юрия Несвижского; также отличного Витязя,
именем Александра Поповича, и еще 70 славных богатырей. Земля Русская, по
словам Летописцев, от начала своего не видала подобного бедствия: войско
прекрасное, бодрое, сильное совершенно исчезло; едва десятая часть его
спаслася; одних Киевлян легло на месте 10000. Самые мнимые друзья наши,
Половцы, виновники сей войны и сего несчастия, убивали Россиян, чтобы взять
их коней или одежду.
 Мстислав Галицкий, испытав в первый раз ужасное непостоянство судьбы,
изумленный, горестный, бросился в ладию, переехал за Днепр и велел истребить
все суда, чтобы Татары не могли за ним гнаться. Он уехал в Галич; а Владимир
Рюрикович Смоленский в Киев.
 Между тем Мстислав Романович Киевский еще оставался на берегах Калки в
укрепленном стане, на горе каменистой; видел бегство Россиян и не хотел
тронуться с места: достопамятный пример великодушия и воинской гордости!
Татары приступали к сему укреплению, три дня бились с Россиянами, не могли
одолеть и предложили Мстиславу Романовичу выпустить его свободно, если он
даст им окуп за себя и за дружину. Князь согласился: Воевода Бродников,
именем Плоскиня, служа тогда Моголам, от имени их клялся в верном исполнении
условий; но обманул Россиян и, связав несчастного Мстислава вместе с двумя
его зятьями, Князем Андреем и Александром Дубровецким, выдал их Полководцам
Чингисхановым.
 Остервененные жестоким сопротивлением великодушного Мстислава Киевского
и вспомнив убиение своих Послов в нашем стане, Моголы изрубили всех Россиян,
трех Князей задушили под досками и сели пировать на их трупах! - Таким
образом заключилась сия первая кровопролитная битва наших предков с
Моголами, которые, по известию Татарского историка, умышленно заманили
Россиян в опасную степь и сражались с ними целые семь дней.
 Полководцы Чингисхановы шли за бегущим остатком Российского войска до
самого Днепра. Жители городов и сел, в надежде смягчить их свирепость
покорностию, выходили к ним навстречу со крестами; но Татары безжалостно
убивали и граждан и земледельцев, следуя правилу, что побежденные не могут
быть друзьями победителей, и что смерть первых нужна для безопасности
вторых. Вся южная Россия трепетала: народ, с воплем и стенанием ожидая
гибели, молился в храмах - и Бог на сей раз услышал его молитву. Татары, не
находя ни малейшего сопротивления, вдруг обратились к Востоку и спешили
соединиться с Чингисханом в Великой Бухарии, где сей дикий Герой, собрав
всех Полководцев и Князей, на общем сейме давал законы странам завоеванным.
Он с удовольствием встретил свое победоносное войско, возвратившееся от
Днепра: с любопытством слушал донесение вождей, хвалил их и щедро наградил
за оказанное ими мужество. Оскорбленный тогда могущественным Царем
Тангутским, Чингисхан пошел сокрушить его величие.
 Россия отдохнула: грозная туча как внезапно явилась над ее пределами,
так внезапно и сокрылась. "Кого Бог во гневе своем насылал на землю Русскую?
- говорил народ в удивлении: - откуда приходили сии ужасные иноплеменники?
куда ушли? известно одному Небу и людям искусным в книжном учении". -
Селения, опустошенные Татарами на восточных берегах Днепра, еще дымились в
развалинах: отцы, матери, друзья оплакивали убитых: но легкомысленный народ
совершенно успокоился, ибо минувшее зло казалось ему последним.
 Князья южной России, готовясь идти на Моголов, требовали помощи от
Великого Князя Георгия. Племянник его, Василько Константинович, шел к ним с
дружиною Ростовскою и стоял уже близ Чернигова: там сведал он о несчастии их
и возвратился к дяде, благодаря Небо за спасение жизни и воинской чести
своей. Не предвидя будущего, Владимирцы утешались мыслию, что Бог избавил их
от бедствия, претерпенного другими Россиянами. Георгий, некогда уничиженный
Мстиславом Галицким, мог даже с тайным удовольствием видеть его в
злополучии: долговременная слава и победа сего Героя возбуждала зависть. -
Но скоро несчастные для суеверных знамения произвели общий страх в России (и
во всей Европе). Явилась комета, звезда величины необыкновенной, и целую
неделю в сумерки показывалась на Западе, озаряя небо лучем блестящим. В сие
же лето сделалась необыкновенная засуха: леса, болота воспламенялись; густые
облака дыма затмевали свет солнца; мгла тяготила воздух, и птицы, к
изумлению людей, падали мертвые на землю. Вспомнили, что в княжение
Всеволода I было такое же лето, в России, и что отечество наше стенало тогда
от врагов иноплеменных, голода и язвы.
 Провидение, действительно готовое искусить Россию всеми возможными для
Государства бедствиями, еще на несколько лет отложило их; а Россияне как бы
спешили воспользоваться сим временем, чтобы свежую рану отечества растравить
новыми междоусобиями. Юный сын Георгиев, исполняя тайное повеление отца,
вторично уехал из Новагорода со всем двором своим и занял Торжок, куда скоро
прибыл и сам Георгий, брат его Ярослав, племянник Василько и шурин Михаил,
Князь Черниговский. Они привели войско с собою, грозя Новугороду: ибо
Великий Князь досадовал на многих тамошних чиновников за их своевольство.
Новогородцы отправили к Георгию двух Послов и хотели, чтобы он выехал из
Торжка, отпустив к ним сына; а Великий Князь требовал, чтобы они выдали ему
некоторых знаменитых граждан, и сказал: "Я поил коней своих Тверцою: напою и
Волховом". Воспоминая с гордостию, что сам Андрей Боголюбский не мог их
смирить оружием, Новогородцы укрепили стены свои, заняли войском все важные
места на пути к Торжку и чрез новых Послов ответствовали Георгию: "Князь! Мы
тебе кляняемся; но своих братьев не выдадим. Дерзнешь ли на кровопролитие? У
тебя меч, у нас головы: умрем за Святую Софию". Георгий смягчился; вступили
в переговоры, и шурин его, Михаил Черниговский, поехал княжить в Новгород.
 [1225 г.] Правление сего Князя было мирно и счастливо. "Вся область
наша, - говорит Летописец Новогородский, - благословляла свой жребий, не
чувствуя никакой тягости". Георгий вышел из Торжка, захватив казну
Новогородскую и достояние многих честных людей: Михаил, провождаемый
знаменитыми чиновниками, ездил в Владимир и согласил Георгия возвратить сию
незаконную добычу. Народ любил Князя; но Михаил считал себя пришельцем в
северной России. Выехав из Чернигова в то время, когда Татары приближались к
Днепру, он стремился душою к своей отчизне, где снова царствовали тишина и
безопасность. Напрасно усердные Новогородцы доказывали ему, что Князь,
любимый народом, не может с покойною совестию оставить его: Михаил на Дворе
Ярослава простился с ними, сказав им, что Чернигов и Новгород должны быть
как бы единою землею, а жители братьями и друзьями; что свободная торговля и
гостеприимство свяжут их узами общих выгод и благоденствия. Нередко
задерживая у себя Князей ненавистных, Новогородцы давали волю добрым жить с
ними, или, говоря тогдашним языком, поклониться Святой Софии:
 изъявили благодарность Михаилу, отпустили его с великою честию и
послали за Ярославом-Феодором.
 [1226 г.] В то время Литовцы, числом до 7000, ворвались в наши пределы;
грабили область Торопецкую, Новогородскую, Смоленскую, Полоцкую; убивали
купцов и пленяли земледельцев. Летописцы говорят, что сии разбойники никогда
еще не причиняли столь великого зла Государству Российскому. Ярослав,
предводительствуя своею дружиною Княжескою, соединился с Давидом
Мстиславичем Торопецким, с братом его, Владимиром Псковским, и настиг
неприятеля близ Усвята; положил на месте 2000 Литовцев, взял в плен их
Князей, освободил всех наших пленников. Князь Давид и любимый Меченосец
Ярославов находились в числе убитых Россиян.
 Новогородцы не были в сражении: доходили только до Русы и возвратились.
Однако ж Ярослав, приехав к ним и выслушав их оправдание, не изъявил ни
малейшего гнева; а в следующий год [1227] ходил с войском в северную,
отдаленную часть Финляндии, где никогда еще не бывали Россияне; не
обогатился в сей бедной стране ни серебром, ни золотом, но отнял у многих
жителей самое драгоценнейшее благо: отечество и вольность. Новогородцы взяли
столько пленников, что не могли всех увести с собою: некоторых бесчеловечно
умертвили, других отпустили домой. - Ярослав в сей же год отличился делом
гораздо полезнейшим для человечества: отправил Священников в Корельскую
землю и, не употребив никаких мер насильственных, крестил большую часть
жителей, уже давно подданных Новагорода и расположенных добровольно к
принятию Христианства. Представив действие благоразумного усердия к Вере, не
скроем и несчастных заблуждений суеверия: в то время, как наши церковные
учители проповедывали Корелам Бога истинного и человеколюбивого, ослепленные
Новогородцы сожгли четырех мнимых волшебников на Дворе Ярослава. К чести
Духовенства и тогдашнего Новогородского Архиепископа Антония - который в
1225 году возвратился из Перемышля Галицкого - заметим, что в сем жалостном
безумии действовал один народ, без всякого внушения со стороны Церковных
Пастырей.
 [1228 г.] Россияне думали, что, грозно опустошив Финляндию, они уже на
долгое время будут с сей стороны покойны; но месть дает силы. Лишенные
отцев, братьев, детей и пылая справедливою злобою, Финляндцы разорили
селения вокруг Олонца и сразились с Посадником Ладожским. Их было около двух
тысяч. Ночь прекратила битву. Напрасно предлагав мир, они умертвили всех
пленников, бросили лодки свои и бежали в густые леса, где Ижеряне и Корелы
истребили их всех до одного человека. Между тем Ярослав, не имев времени
соединиться с Ладожанами, праздно стоял на Неве и был свидетелем мятежа
воинов Новогородских, хотевших убить какого-то чиновника, именем Судимира:
Князь едва мог спасти несчастного, скрыв его в собственной ладии своей.
 Вообще Ярослав не пользовался любовию народною. Желая иметь Псков в
своей зависимости, он поехал туда с Новогородскими чиновниками; но
Псковитяне не хотели принять его, думая, что сей Князь везет к ним оковы и
рабство. Огорченный Ярослав, возвратясь в Новгород, собрал жителей на дворе
Архиепископском и торжественно принес им жалобу. "Небо свидетель, - говорил
он, - что я не хотел сделать ни малейшего зла Псковитянам и вез для них не
оковы, а дары, овощи и паволоки. Оскорбленная честь моя требует мести".
Недовольный холодностию граждан, Князь призвал войско из Переславля
Залесского, и Новогородцы с изумлением увидели шатры его полков вокруг
дворца. Славянский конец также наполнился толпами сих ратников, с головы до
ног вооруженных и страшных для народа своевольного. Ярослав сказывал, что
хочет идти против Немецких Рыцарей; но граждане не верили ему и боялись его
тайных замыслов. К тому же бедные жаловались на дороговизну; от прибытия
многочисленного войска цена на хлеб и на мясо возвысилась: осьмина ржи
стоила нынешними серебряными деньгами 53 1/2 копейки, пшеницы 89 1/2, а
пшена рубль 25 копеек. Ярослав требовал от Псковитян, чтобы они выдали ему
клеветников его, а сами шли с ним к Риге; но Псковитяне уже заключили
особенный тесный союз с Рижским Орденом и, будучи обнадежены в помощи
Рыцарей, прислали в Новгород одного Грека с таким ответом: "Князь Ярослав!
 Кланяемся тебе и друзьям Новогородцам; а братьев своих не выдадим и в
поход нейдем, ибо Немцы нам союзники. Вы осаждали Колывань (Ревель), Кесь
(Венден) и Медвежью Голову, но брали везде не города, а деньги; раздражив
неприятелей, сами ушли домой, а мы за вас терпели: наши сограждане положили
свои головы на берегах Чудского озера; другие были отведены в плен. Теперь
восстаете против нас: но мы готовы ополчиться с Святою Богородицею. Идите,
лейте кровь нашу; берите в плен жен и детей: вы не лучше поганых". Сии
укоризны относились вообще к Новогородцам; однако ж народ взял сторону
Псковитян: решительно объявил Князю, что не хочет воевать ни с ними, ни без
них с Орденом Немецким, и требовал, чтобы рать Переславская удалилась.
Ярослав велел полкам выступить, но в досаде и гневе сам уехал из Новагорода,
оставив там юных сыновей, Феодора и Александра, под надзиранием двух
Вельмож. Псковитяне торжествовали; отпустили Немцев, Чудь, Латышей, уже
призванных ими для защиты, и выгнали из города друзей Ярославовых, сказав
им: "Подите к своему Князю; вы нам не братья". Тогдашний союз Россиян с
Ливонским Орденом и дружелюбные их сношения с Послом Гонория III в Риге,
Епископом Моденским, столь обрадовали Папу, что он в 1227 году написал
весьма благосклонное письмо ко всем нашим Князьям, обещая им мир и
благоденствие в объятиях Латинской Церкви и желая видеть их Послов в Риме.
"Ваши заблуждения в Вере (говорил он) раздражают Небо и причиною всех зол в
России: бойтесь еще ужаснейших, если не обратитесь к истине. Увещаем и
молим, чтобы вы письменно изъявили на то добрую волю чрез надежных Послов, а
между тем жили мирно с Христианами Ливонскими".