Н.М.Карамзин (48)

С сего времени Новгород был несколько лет жертвою естественных и
гражданских бедствий. От половины августа до самого декабря месяца густая
тьма покрывала небо и шли дожди беспрестанные; сено, хлеб гнили на лугах и в
поле; житницы стояли пустые. Народ, желая кого-нибудь обвинить в сем
несчастии, восстал против нового Владыки Новогородского, Арсения (ибо
Антоний, слабый здоровьем, лишился языка и добровольно заключился в
монастыре Хутынском). "Бог наказывает нас за коварство Арсения, - говорили
безрассудные: - он выпроводил Антония в Хутынскую Обитель и несправедливо
присвоил себе его сан, подкупив Князя". Добрый, смиренный Пастырь молился
денно и нощно о благе сограждан; но дожди не преставали, и народ, после
шумного Веча, извлек Архиепископа из дому, гнал, толкал, едва не умертвил
его как преступника. Арсений искал убежища в Софийском храме, наконец, в
монастыре Хутынском, откуда немой Антоний должен был возвратиться в дом
Святителей. Новогородцы дали ему в помощники двух светских чиновников и еще
не могли успокоиться: вооружились, разграбили дом Тысячского, Стольников
Архиерейского и Софийского, хотели повесить одного Старосту и кричали, что
сии люди наводят Князя на зло. Избрав нового Тысячского, Вече послало
сказать Ярославу, чтобы он немедленно ехал в Новгород, снял налог церковный,
запретив Княжеским судьям ездить по области и, наблюдая в точности льготные
грамоты Великого Ярослава, действовал во всем сообразно с уставом
Новогородской вольности. "Или, - говорили ему Послы Веча, - наши связи с
тобою навеки разрываются". Еще Князь не дал ответа, когда юные сыновья его,
Феодор и Александр, устрашенные мятежом Новогородским, тайно уехали к отцу с
своими Вельможами. "Одни виновные могут быть робкими беглецами (сказали
Новогородцы): не жалеем об них. Мы не сделали зла ни детям, ни отцу, казнив
своих братьев.
 Небо отмстит вероломным; а мы найдем себе Князя. Бог по нас: кого
устрашимся?"
 Они клялися друг другу быть единодушными и звали к себе Михаила
Черниговского; но Послы их были задержаны на дороге Князем Смоленским,
другом Ярославовым.
 Доселе, описав несчастную Калкскую битву, говорили мы только о
происшествиях северной России: обратим взор на полуденную. Михаил,
возвратясь (в 1225 году) из Новагорода в Чернигов, нашел опасного неприятеля
в Олеге Курском и требовал помощи от Георгия, своего зятя, который сам
привел к нему войско. К счастию, там был Киевский Митрополит Кирилл, родом
Грек, присланный Константинопольским Патриархом из Никеи. Сей муж ученый,
благонамеренный, отвратил воину и примирил врагов: после чего Михаил княжил
спокойно, будучи союзником Георгия, который, женив племянника, Василька, на
его дочери, отдал южный Переяславль, как Удел Великого Княжения
Суздальского, другому племяннику, Всеволоду Константиновичу, а чрез год
брату Святославу. Древняя вражда Ольговичей и Мономаховых потомков казалась
усыпленною. Те и другие равно уважали знаменитого Мстислава Галицкого, их
главу и посредника. Сей герой, долго называемый Удатным или счастливым,
провел остаток жизни в беспокойствах и в раскаянии. Обманутый злобными
внушениями Александра Бельзского, он возненавидел было доброго зятя своего,
мужественного Даниила, союзника Поляков, и хотел отнять у него владение;
узнав же клевету Александрову, спешил примириться с Даниилом, и, вопреки
совету других Князей, оставил клеветника без наказания. Нечаянное бегство
всех знатнейших Бояр Галицких и ссора с Королем Венгерским были для него
также весьма чувствительным огорчением. Один из Вельмож, именем Жирослав,
уверил первых, что Князь намерен их, как врагов, предать на избиение Хану
Половецкому Котяну: они ушли со всеми домашними в горы Карпатские и едва
могли быть возвращены Духовником Княжеским, посланным доказать им неизменное
праводушие, милосердие Государя, который велел обличенному во лжи,
бесстыдному Жирославу только удалиться, не сделав ему ни малейшего зла.
Столь же невинен был Мстислав и в раздоре с Венграми. Нареченный его зять,
юный сын Короля Андрея, послушав коварных наушников, уехал из Перемышля к
отцу с жалобою на какую-то мнимую несправедливость своего будущего тестя.
Андрей вооружился; завоевал Перемышль, Звенигород, Теребовль, Тихомль и
послал войско осадить Галич, боясь сам идти к оному: ибо волхвы Венгерские,
как говорит Летописец, предсказали ему, что он не будет жив, когда увидит
сей город.
 Воевода Сендомирский находился с Королем: сам Герцог Лешко хотел к ним
присоединиться; но Даниил, верный тестю, убеждениями и хитростию удалил
Поляков; а Мстислав разбил Венгров, и Король Андрей мог бы совершенно
погибнуть, если бы Вельможа Галицкий, Судислав, вопреки Даниилову мнению не
склонил победителя к миру и к исполнению прежних заключенных с Андреем
условий, так что Мстислав не только прекратил военные действия, не только
выдал дочь свою за Королевича, но и возвел зятя на трон Галицкий, оставив
себе одно Понизье, или юго-восточную область сего Княжения. Случай
беспримерный в нашей истории, чтобы Князь Российский, имея наследников
единокровных, имея даже сыновей, добровольно уступал владение иноплеменнику,
согласно с желанием некоторых Бояр, но в противность желанию народа, не
любившего Венгров. Легкомысленный Мстислав скоро раскаялся, и внутреннее
беспокойство сократило дни его. Он считал себя виновным перед Даниилом, тем
более, что сей юный Князь изъявлял отменное к нему уважение и вообще все
качества души благородной. "Льстецы обманули меня, - говорил Мстислав Боярам
Данииловым: - но если угодно Богу, то мы поправим сию ошибку. Я соберу
Половцев, а сын мой, ваш Князь, свою дружину: изгоню Венгров, отдам ему
Галич, а сам останусь в Понизье". Он не успел сделать того, занемог и
нетерпеливо желал видеть Даниила, чтобы поручить ему свое семейство; но
кознями Вельмож лишенный и сего утешения, преставился в Торческе Схимником,
подобно отцу заслужив имя Храброго, даже Великого, впрочем, слабый
характером, во многих случаях неблагоразумный, игралище хитрых Бояр и
виновник первого бедствия, претерпенного Россиею от Моголов. Смертию его
воспользовался Королевич Венгерский, Андрей, немедленно завладев Понизьем
как Уделом Галицким: Князья же юго-западной России, лишенные уважаемого ими
посредника, возобновили междоусобие. Мстислав Немой, умирая, объявил Даниила
наследником городов своих:
 Пересопницы, Черторижска и Луцка (где прежде княжил Ингварь, брат
Немого); но Ярослав, сын Ингварев, насильственно занял Луцк, а Князь Пинский
Черторижск. Сие случилось еще при жизни Мстислава Храброго. Даниил с
согласия тестя доставил себе управу мечом, имев случай показать свое
великодушие: он встретил Ярослава Луцкого на богомолье, почти одного и
безоружного; дал ему свободный путь и сказал дружине: "Пленим его не здесь,
а в столице". Осажденный им в Луцке, Ярослав искал милости в Данииле и
получил от него в Удел Перемиль с Межибожьем.
 Взяв Черторижск, Даниил пленил сыновей Князя Пинского, Ростислава,
который, будучи союзником Владимира Киевского и Михаила Черниговского,
требовал от них вспоможения, опасаясь, чтобы мужественный, бодрый Даниил по
кончине Мстислава Храброго не присвоил себе власти над другими Князьями.
Владимир Рюрикович вздумал мстить сыну за отца: известно, что Роман Галицкий
силою постриг некогда Рюрика. Тщетно Митрополит старался прекратить сию
вражду. "Такие дела не забываются", - говорил Владимир и собрал
многочисленное войско. Хан Половецкий, Котян, Михаил Черниговский, Князья
Северские, Пинский, Туровский, вступив в дружественную связь с Андреем,
Королевичем Венгерским, осадили Каменец, город Даниилов; но возвратились с
одним стыдом и долженствовали сами просить мира: ибо Даниил склонил Котяна
на свою сторону, призвал Ляхов и с Воеводою Сендомирским Пакославом
готовился осадить Киев.
 [1229 г.] Михаил, по заключении сего общего мира, сведал о задержании
Послов Новогородских в Смоленске: видя Чернигов со всех сторон безопасным,
он немедленно поехал в Новгород, где народ принял его с восклицаниями
единодушной радости. Желая еще более утвердить общую к себе любовь, Михаил
клялся ни в чем не нарушать прав вольности и грамот Великого Ярослава;
бедных поселян, сбежавших на чужую землю, освободили на пять лет от дани, а
другим велел платить легкий оброк, уставленный древними Князьями. Народ, как
бы из великодушия, оставил друзей ненавистного Ярослава в покое - то есть не
грабил их домов, но хотел, чтобы они на свои деньги построили новый мост
Волховский, ибо старый был разрушен наводнением минувшей осени. Сию пеню
собрали в особенности с жителей городища, где находился Княжеский дворец и
где многие люди держали сторону Ярослава.
 Михаил, восстановив тишину, предложил Новогородцам избрать иного
Святителя на место Антония, неспособного, по его недугу, управлять Епархиею.
Одни хотели иметь Владыкою Епископа Волынского, Иоасафа; другие Монаха и
Диакона Спиридона, славного благочестием, а некоторые - Грека. Судьба решила
выбор: положили три жеребья на алтарь Св. Софии; младенец, сын Михаилов,
снял два: третий остался Спиридонов. Таким образом Диакон сделался Главою
Новогородского Духовенства и попечителем Республики: ибо Архиепископ, как мы
уже заметили, имел важное участие в делах ее. - Михаил поехал в Чернигов,
оставив в Новегороде юного сына, Ростислава; и взяв с собою некоторых из
людей нарочитых, для совета или в залог народной верности. "Дай Бог, -
сказал он гражданам, - чтобы вы с честию возвратили мне сына и чтобы я мог
быть для вас посредником истины и правосудия".
 Между тем Ярослав овладел Волоком Ламским и задержал у себя Послов
Михаиловых, которые жаловались на сию несправедливость. Отвергнув все их
мирные предложения, Ярослав ждал случая еще более утеснить Новогородцев. Сей
Князь в то же время поссорился и с братом своим Георгием; тайными внушениями
удалил от него племянников, сыновей Константиновых, и замышлял войну
междоусобную: но Георгий старался всячески обезоружить его. Дяди и
племянники съехались наконец в Суздале, где Великий Князь говорил столь
благоразумно, столь убедительно, что Ярослав склонился к искреннему миру,
обнял брата и вместе с племянниками назвал его своим отцем и Государем.
 [1230 г.] Новогородцы, озабоченные набегом Литовцев в окрестностях
Селигерского озера, не могли отмстить Ярославу за обиду; разбили неприятелей
в поле, но скоро увидели гораздо ужаснейшее зло в стенах своих. Предтечею
его было землетрясение [3 мая], общее во всей России, и еще сильнейшее в
южной, так что каменные церкви расседались. Удар почувствовали в самую
Обедню, когда Владимир Рюрикович Киевский, Бояре и Митрополит праздновали в
Лавре память Св. Феодосия; трапезница, где уже стояло кушанье для Монахов и
гостей, поколебалась на своем основании: кирпичи падали сверху на стол. Чрез
десять дней необыкновенное затмение солнца и разноцветные облака на небе,
гонимые сильным ветром, также устрашили народ, особенно в Киеве, где
суеверные люди ждали конца своего, стенали на улицах и прощались друг с
другом.
 Михаил, как бы желая ободрить Новогородцев, подобно другим изумленных
сими явлениями, приезжал к ним на несколько дней, совершил обряд
торжественных постриг над юным Ростиславом и возвратился в Чернигов.
Посадником Новогородским был тогда Водовик, человек свирепого нрава,
мстительный, злобный. Вражда его с сыном знаменитого Твердислава, чиновника
гордого, друга буйной вольности, а после смиренного Инока Аркадьевской
Обители, произвела междоусобие в городе.
 Народ волновался, шумел на Вечах: то Посадник, то неприятели его
одерживалил верх; дрались, жгли домы, грабили. Свирепый Водовик собственною
рукой убил наконец одного из главных его врагов и бросил в Волхов; другие
скрылись или бежали к Ярославу. "Небо, - говорил Летописец, - оскорбленное
сими беззакониями, от коих Ангелы с печалию закрывают лица свои крылами,
наказало мое отечество".
 Жестокий мороз 14 сентября побил все озими; цена на хлеб сделалась
неслыханная: за четверть ржи платили в Новегороде пять гривен или около семи
нынешних рублей (серебром), за пшеницу и крупу вдвое; за четверть овса 4
рубля 65 копеек. Хотя жители славились богатством, но сия неумеренная
дороговизна истощила все средства пропитания для города. Открылись голод,
болезни и мор. Добрый Архиепископ, как истинный друг отечества, не имея
способов прекратить зло, старался по крайней мере уменьшить действие оного.
Трупы лежали на улицах: он построил скудельницу, или убогий дом, и выбрал
человеколюбивого мужа, именем Станила, для скорого погребения мертвых, чтобы
тление их не заражало воздуха.
 Станил с утра до вечера вывозил трупы и в короткое время схоронил их
3030. С нетерпением ожидали Князя: ибо он дал слово возвратиться к ним в
Сентябре месяце и выступить в поле для защиты их областей; но Михаил
переменил мысли и желал мира с Ярославом, готовым объявить ему войну за
Новгород. Митрополит Кирилл, Порфирий, Епископ Черниговский, и Посол
Владимира Рюриковича Киевского приехали к великому Князю Георгию, моля его,
для общей пользы Государства, быть миротворцем. Ярослав упрекал
Черниговского Князя вероломством. "Коварные его внушения, - говорил он, -
возбудили против меня Новогородцев". Однако ж Митрополит и Георгий успели в
благом деле своем, и Послы возвратились смирною грамотою.
 Узнав о том, Новогородцы велели сказать юному Михаилову сыну, уехавшему
в Торжок с Посадником Водовиком, что отец его изменил им и не достоин уже
быть их Главою; чтобы Ростислав удалился и что они найдут себе иного Князя.
Народ избрал нового Посадника и Тысячского, разграбил домы и села прежних
чиновников, умертвил одного славного корыстолюбием гражданина и взял себе
найденное у них богатство.
 Водовик ушел с друзьями своими к Михаилу в Чернигов, где скоро умер в
бедности; а Новогородцы призвали Ярослава, который дал им на Вече
торжественную клятву действовать во всем согласно с древними обыкновениями
их вольности; но чрез две недели уехал в Переславль Залесский, вторично
оставив в Новегороде двух сыновей, Феодора и Александра.
 Между тем голод и мор свирепствовали. За четверть ржи платили уже
гривну серебра или семь гривен кунами. Бедные ели мох, желуди, сосну,
ильмовый лист, кору липовую, собак, кошек и самые трупы человеческие;
некоторые даже убивали людей, чтобы питаться их мясом: но сии злодеи были
наказаны смертию. Другие в отчаянии зажигали домы граждан избыточных,
имевших хлеб в житницах, и грабили оные; а беспорядок и мятеж только
увеличивали бедствие. Скоро две новые скудельницы наполнились мертвыми,
которых было сочтено до 42 000; на улицах, на площади, на мосту гладные псы
терзали множество непогребенных тел и самых живых оставленных младенцев;
родители, чтобы не слыхать вопля детей своих, отдавали их в рабы чужеземцам.
"Не было жалости в людях, - говорит Летописец: - казалось, что ни отец сына,
ни мать дочери не любит. Сосед соседу не хотел уломить хлеба!" Кто мог,
бежал в иные области; но зло было общее для всей России, кроме Киева: в
одном Смоленске, тогда весьма многолюдном, умерло более тридцати тысяч
людей.
 [1231 г.] Новогородцы весною испытали еще иное бедствие: весь богатый
конец Славянский обратился в пепел; спасаясь от пламени, многие жители
утонули в Волхове; самая река не могла служить преградою для огня. "Новгород
уже кончался", по словам летописи... Но великодушная дружба иноземных купцов
отвратила сию погибель. Сведав о бедствии Новогородцев, Немцы из-за моря
спешили к ним с хлебом и, думая более о человеколюбии, нежели о корысти,
остановили голод, скоро исчезли ужасные следы его, и народ изъявил живейшую
благодарность за такую услугу.
 Михаил Черниговский, несмотря на заключенный мир в Владимире,
дружелюбно принимал Новогородских беглецов, врагов Ярославовых, обещая им
покровительство.
 Сам Великий Князь Георгий оскорбился сим криводушием и выступил с
войском к северным пределам Черниговским: он возвратился с дороги; но
Ярослав, предводительствуя Новогородцами, и сыновья Константиновы выжгли
Серенск (в нынешней Калужской Губернии), осаждали Мосальск и сделали много
зла окрестным жителям. Таким образом древняя семейственная вражда
возобновилась. [1232 г.] Беглецы уверяли, что Ярослав ненавидим большею
частию их сограждан, готовых взять сторону Ольговичей: для того Князь
Трубчевский Святослав, родственник Михаилов, отправился в Новгород с
дружественными предложениями; но сведал противное и с великим стыдом уехал
назад. Последнею надеждою Новогородских изгнанников оставался Псков, где они
действительно были приняты как братья. Там находился сановник Ярославов: они
заключили его в цепи и, пылая злобою, желали кровопролития. Граждане стояли
за них усильно, однако ж недолго. Ярослав, сам прибыв в Новгород, не пускал
к ним купцов, ни товаров. Нуждаясь во многих вещах - платя за берковец соли
около 10 нынешних рублей серебряных, - Псковитяне смирились. Ярослав не
хотел дать им в наместники сына, юного Князя Феодора, а дал шурина своего,
Георгия, которого они приняли с радостию, выгнав беглецов Новогородских.
 [1233 г.] Сии мятежные изгнанники ушли в Медвежью Голову, или Оденпе, к
сыну бывшего Князя Псковского Владимира, именем Ярославу, и с помощию
Ливонских Рыцарей взяли Изборск: но Псковитяне схватили их всех и выдали
Князю Новогородскому. В числе пленников находился и Ярослав Владимирович:
подобно отцу то враг, то союзник Немцев, он считал Псков своим наследием и,
хотев завоевать его с беглецами Новогородскими, был вместе с ними заточен в
Переславль Суздальский. Чрез несколько лет супруга его, жившая в Оденпе,
приняла смерть мученицы от руки злобного пасынка и, погребенная в монастыре
Псковском Св. Иоанна, славилась в России памятию своих добродетелей и
чудесами.
 Присутствие Ярослава Всеволодовича было нужно для Новогородцев; но
пораженный внезапною кончиною старшего сына, он уехал в Переяславль. Юный
Феодор, цветущий красотою, готовился к счастливому браку; невеста приехала;
Князья и Вельможи были созваны и вместо ожидаемого мира, вместо общего
веселия положили жениха во гроб. Народ изъявил искреннее участие в скорби
нежного отца; а Князь, едва осушив слезы, извлек меч для защиты Новогородцев
и привел к ним свои полки многочисленные.
 [1234 г.] Ливонские Рыцари, пристав к Российским мятежникам и захватив
близ Оденпе одного чиновника Новогородского, дали повод Ярославу разорить
окрестности сего города и Дерпта. Немцы, требуя мира, заключили его на
условиях, выгодных для Россиян. Совершив сей поход, Ярослав спешил
настигнуть Литовцев, которые едва было не взяли Русы, опустошив церкви и
монастыри в окрестности: он разбил их в Торопецком Княжении; загнал в густые
леса; взял в добычу триста коней, множество оружия и щитов. Сей народ
беспрестанными набегами более и более ужасал соседов: занимался единственно
земледелием и войною; презирал мирные искусства гражданские, но жадно искал
плодов их в странах образованных и хотел приобретать оные не меною, не
торговлею, а своею кровию. Общая польза государственная предписывала нашим
Князьям истребить гнездо разбойников и покорить их землю: вместо чего они
только гонялись за Литовцами, которые чрез несколько времени одержали
совершенную победу над сильною ратию Ливонских Рыцарей; сам Великий Магистр,
старец Вольквин, положил голову в битве, вместе со многими витязями
Немецкими и Псковитянами, бывшими в их войске.
 Изобразив бедствия Новагорода, опишем несчастия и перемены, бывшие в
других княжениях Российских. Смоленск, опустошенный мором, по кончине Князя
Мстислава Давидовича (в 1230 году) не хотел покориться двоюродному его
брату, Святославу Мстиславичу, внуку Романову. Предводительствуя Полочанами,
Святослав взял Смоленск (в 1232 году) и без жалости лил кровь граждан.
 В России юго-западной война и мятежи не преставали. Главным действующим
лицом был Даниил мужественный. Потеряв союзника в Лешке Белом, злодейски
убитом изменниками, он предложил услуги свои брату его, Конраду, и вместе с
ним осаждал Калиш, где господствовал один из главных убийц Лешка, Герцог
Владислав, сын Оттонов. Сей город, окруженный лесами и болотами, мог долго
обороняться, несмотря на усильные приступы, в коих Россияне оказывали
гораздо более воинской ревности, нежели Конрадовы Ляхи; но граждане хотели
мира. Здесь Летописец рассказывает случай довольно любопытный в отношении к
характеру Даниилову.