Н.М.Карамзин (7)

 В суеверных преданиях народа Русского открываем также некоторые следы
древнего Славянского богопочитания: доныне простые люди говорят у нас о
Леших, которые видом подобны Сатирам, живут будто бы в темноте лесов,
равняются с деревьями и с травой, ужасают странников, обходят их кругом и
сбивают с пути; о Русалках, или Нимфах дубрав (где они бегают с распущенными
волосами, особенно перед Троицыным днем), о благодетельных и злых Домовых, о
ночных Кикимрах и проч.
 Таким образом грубый ум людей непросвященных заблуждается во мраке
идолопоклонства и творит богов на всяком шагу, чтобы изъяснять действия
Природы и в неизвестностях рока успокаивать сердце надеждою на вышнюю
помощь! - Желая выразить могущество и грозность богов, Славяне представляли
их великанами, с ужасными лицами, со многими головами. Греки хотели,
кажется, любить своих идолов (изображая в них примеры человеческой
стройности), а Славяне только бояться; первые обожали красоту и приятность,
а вторые одну силу; и еще не довольствуясь собственным противным видом
истуканов, окружали их гнусными изображениями ядовитых животных: змей, жаб,
ящериц и проч. Кроме идолов, Немецкие Славяне, подобно Дунайским, обожали
еще реки, озера, источники, леса и приносили жертвы невидимым их Гениям,
которые, по мнению суеверных, иногда говорили, и в важных случаях являлись
людям. Так, Гений Ретрского озера, когда великие опасности угрожали народу
Славянскому, принимал на себя образ кабана, выплывал на берег, ревел ужасным
голосом и скрывался в волнах. Мы знаем, что и Российские Славяне приписывали
озерам и рекам некоторую божественность и святость. В глазной болезни они
умывались водою мнимо-целебных источников и бросали в них серебряные монеты.
Народное обыкновение купать или обливать водою людей, проспавших Заутреню в
день Пасхи, будто бы для омовения их от греха, происходит, может быть, от
такого же языческого суеверия. - У многих народов Славянских были заповедные
рощи, где никогда стук секиры не раздавался и где самые злейшие враги не
дерзали вступить в бой между собою. Лес города Ретры считался священным.
 Жители Штетинские поклонялись ореховому дереву, при коем находился
особенный жрец, и дубу, а Юлинские - богу, обитавшему в дереве обсеченном, и
весною плясали вокруг него с некоторыми торжественными обрядами. Славяне в
России также молились деревам, особенно же дупловатым, обвязывая их ветви
убрусами или платами. Константин Багрянородный пишет, что они, путешествуя в
Царьград, на острове Св. Григория приносили жертву большому дубу, окружали
его стрелами и гадали, заколоть ли обреченных ему живых птиц или пустить на
волю. Празднование Семика и народный обычай завивать в сей день венки в
рощах суть также остаток древнего суеверия, коего обряды наблюдались в
Богемии и по введении Христианства, так что Герцог Брячислав в 1093 году
решился предать огню все мнимо-святые дубравы своего народа.
 Славяне обожали еще знамена и думали, что в военное время они святее
всех идолов. Знамя Бальтийских Вендов было отменной величины и пестрое,
стояло обыкновенно в Святовидовом храме и считалось сильною богинею, которая
воинам, идущим с ней, давала право не только нарушать законы, но даже
оскорблять и самых идолов. Датский Король Вальдемар сжег его в Арконе, взяв
сей город. - В числе Ретрских любопытных памятников нашлось также священное
знамя: медный дракон, украшенный изображением женских голов и вооруженных
рук. В Дитмаровой летописи упоминается о двух Славянских знаменах, которые
считались богинями. Хитрость Полководцев ввела, без сомнения, сию веру,
чтобы воспламенять дух храбрости в воинах или обуздывать их неповиновение
святостию знамен своих.
 Древние Славяне в Германии еще не имели храмов, но приносили жертву
Богу небесному на камнях, окружая их в некотором расстоянии другими,
служившими вместо ограды священной. Чтобы изобразить величие Бога, жрецы
начали употреблять для сооружения олтарей камни в несколько саженей мерою.
Сии каменные здания равнялись с высокими скалами, невредимо стояли целые
века и могли казаться народу творением рук божественных. В самом деле трудно
понять, каким образом Славяне, не зная изобретенных механикою способов,
воздвигали такие громады.
 Жрецы в присутствии и в глазах народа совершали обряды Веры на сих
величественных олтарях; но в течение времен, желая еще сильней действовать
на воображение людей, вздумали, подобно Друидам, удалиться во тьму
заповедных лесов и соорудили там жертвенники. По введении идолопоклонства
надлежало укрыть обожаемые кумиры от дождя и снега: защитили их кровлею, и
сие простое здание было первым храмом. Мысль сделать его достойным жилищем
богов требовала величия, но Славяне не умели подражать Грекам и Римлянам в
гордой высоте зданий и старались заменить оную резьбою, пестротою,
богатством украшений. Современные Историки описали некоторые из сих храмов с
любопытною подробностию. Сочинитель Жизни Св. Оттона говорит о Штетинском
следующее: "Там было четыре храма, и главный из них отличался своим
художеством, украшенный внутри и снаружи выпуклым изображением людей, птиц,
зверей, так сходных с Природою, что они казались живыми; краски же на
внешности храма не смывались дождем, не бледнели и не тускли. - Следуя
древнему обычаю предков, Штетинцы отдавали в храм десятую часть воинской
своей добычи и всякое оружие побежденных неприятелей. В его святилище
хранились серебряные и золотые чаши (из коих при торжественных случаях люди
знатнейшие пили и ели), также рога буйволовы, оправленные золотом: они
служили и стаканами и трубами. Ножи и прочие драгоценности, там собранные,
удивляли своим художеством и богатством. В трех иных гонтинах, или храмах,
не столь украшенных и менее священных, представлялись глазам одни лавки,
сделанные амфитеатром, и столы для народных сходбищ: ибо Славяне в некоторые
часы и дни веселились, пили и важными делами отечества занимались в сих
гонтинах". - Деревянный храм Арконский был срублен весьма искусно, украшен
резьбою и живописью; одни врата служили для входа в его ограду; внешний
двор, обнесенный стеною, отделялся от внутреннего только пурпуровыми
коврами, развешанными между четырьмя столбами, и находился под одною с ним
кровлею. В святилище стоял идол, а конь его - в особенном здании, где
хранилась казна и все драгоценности. - Храм в Ретре, также деревянный,
славился изображениями богов и богинь, вырезанных на внешних его стенах;
внутри стояли кумиры, в шлемах и латах; а в мирное время хранились там
знамена. Дремучий лес окружал сие место: сквозь просеку, вдали,
представлялось глазам море в виде грозном и величественном. Достойно
примечания, что Славяне Бальтийские вообще имели великое уважение к святыне
храмов и в самой неприятельской земле боялись осквернить их.
 О капищах Славян Российских не имеем никакого сведения: Нестор говорит
только об идолах и жертвенниках; но удобность приносить жертвы во всякое
время и почтение к святыне кумиров требовали защиты и крова, особенно же в
странах северных, где холод и ненастье столь обыкновенны и продолжительны.
Нет сомнения, что на холме киевском и на берегу Волхова, где стоял Перун,
были храмы, конечно не огромные и не великолепные, но сообразные с простотою
тогдашних нравов и с малым сведением людей в искусстве зодческом.
 Нестор также не упоминает о жрецах в России; но всякая народная Вера
предполагает обряды, коих совершение поручается некоторым избранным людям,
уважаемым за их добродетель и мудрость, действительную или мнимую. По
крайней мере, все другие народы Славянские имели жрецов, блюстителей Веры,
посредников между совестию людей и богами. Не только в капищах, но и при
всяком священном дереве, при всяком обожаемом источнике находились особенные
хранители, которые жили подле оных в маленьких хижинах и питались жертвою,
приносимою их божествам.
 Они пользовались народным уважением, имели исключительное право
отпускать себе длинную бороду, сидеть во время жертвоприношений и входить во
внутренность святилища. Воин, совершив какое-нибудь счастливое предприятие и
желая изъявить благодарность идолам, разделял свою добычу с их служителями.
Правители народа без сомнения утверждали его в почтении к жрецам, которые
именем богов могли обуздывать своевольство людей грубых, новых в гражданской
связи и еще не смиренных действием власти постоянной. Некоторые жрецы,
обязанные своим могуществом или собственной хитрости, или отменной славе их
капищ, употребляли его во зло и присвоивали себе гражданскую власть. Так,
Первосвященник Рюгенский, уважаемый более самого Короля, правил многими
Славянскими племенами, которые без его согласия не дерзали ни воевать, ни
мириться; налагал подати на граждан и купцев чужеземных, содержал 300 конных
воинов и рассылал их всюду для грабежа, чтобы умножать сокровища храма,
более ему, нежели идолу принадлежавшие. Сей главный жрец отличался от всех
людей длинными волосами, бородою, одеждою.
 Священники именем народа приносили жертвы и предсказывали будущее. В
древнейшие времена Славяне закалали, в честь Богу невидимому, одних волов и
других животных; но после, омраченные суеверием идолопоклонства, обагряли
свои требища кровию Христиан, выбранных по жребию из пленников или купленных
у морских разбойников. Жрецы думали, что идол увеселяется Христианскою
кровию, и к довершению ужаса пили ее, воображая, что она сообщает дух
пророчества. - В России также приносили людей в жертву, по крайней мере во
времена Владимировы.
 Бальтийские Славяне дарили идолам головы убиенных опаснейших
неприятелей.
 Жрецы гадали будущее посредством коней. В Арконском храме держали
белого, и суеверные думали, что Святовид ездит на нем всякую ночь. В случае
важного намерения водили его чрез копья: если он шагал сперва не левою, а
правою ногою, то народ ожидал славы и богатства. В Штетине сей конь,
порученный одному из четырех священников главного храма, был вороной и
предвещал успех, когда совсем не касался ногами до копий. В Ретре гадатели
садились на землю, шептали некоторые слова, рылись в ее недрах и по
веществам, в ней находимым, судили о будущем. Сверх того, в Арконе и в
Штетине жрецы бросали на землю три маленькие дощечки, у коих одна сторона
была черная, а другая белая: если они ложились вверх белою, то обещали
хорошее; черная означала бедствие. Самые женщины Рюгенские славились
гаданием; они, сидя близ разложенного огня, проводили многие черты на пепле,
которых равное число знаменовало успех дела.
 Любя народные торжества, языческие Славяне уставили в году разные
праздники.
 Главный из них был по собрании хлеба и совершался в Арконе таким
образом:
 Первосвященник накануне должен был вымести святилище, неприступное для
всех, кроме его; в день торжества, взяв из руки Святовида рог, смотрел,
наполнен ли он вином, и по тому угадывал будущий урожай; выпив вино, снова
наполнял им сосуд и вручал Святовиду; приносил богу своему медовый пирог
длиною в рост человеческий; спрашивал у народа, видит ли его? и желал, чтобы
в следующий год сей пирог был уже съеден идолом, в знак счастия для острова;
наконец объявлял всем благословение Святовида, обещая воинам победу и
добычу. Другие Славяне, торжествуя собрание хлеба, обрекали петуха в дар
богам и пивом, освященным на жертвеннике, обливали скот, чтобы предохранить
его от болезней. В Богемии славился Майский праздник источников. - Дни
народного суда в Вагрии, когда старейшины, осененные священными дубами, в
мнимом присутствии своего бога Прова решали судьбу граждан, были также днями
общего веселия. Мы упоминали, единственно по догадке, о языческих торжествах
Славян Российских, которых потомки доныне празднуют весну, любовь и бога
Лада в сельских хороводах, веселыми и шумными толпами ходят завивать венки в
рощах, ночью посвящают огни Купалу и зимою воспевают имя Коляды. - Во многих
землях Славянских сохранились также следы праздника в честь мертвых: в
Саксонии, в Лаузице, Богемии, Силезии и Польше народ 1 Марта ходил в час
рассвета с факелами на кладбище и приносил жертвы усопшим. - В сей день
немецкие Славяне выносят из деревни соломенную чучелу, образ смерти;
сожигают ее или бросают в реку и славят лето песнями. - В Богемии строили
еще какие-то феатры на распутиях для успокоения душ и представляли на них, в
личинах, тени мертвых, сими играми торжествуя память их.
 Такие обыкновения не доказывают ли, что Славяне имели некоторое понятие
о бессмертии души, хотя Дитмар, Историк XI века, утверждает противное,
говоря, будто бы они временную смерть, или разрушение тела, считали
совершенным концом бытия человеческого?
 Погребение мертвых было также действием священным между языческими
Славянами.
 Историки Немецкие - более догадкою, основанною на древних обычаях и
преданиях, нежели по известиям современных Авторов - описывают оное
следующим образом:
 старейшина деревни объявлял жителям смерть одного из них посредством
черного жезла, носимого со двора на двор. Все они провожали труп с ужасным
воем, и некоторые женщины в белой одежде лили слезы в маленькие сосуды,
называемые плачевными. Разводили огонь на кладбище и сожигали мертвого с его
женою, конем, оружием; собирали пепел в урны, глиняные, медные или
стеклянные, и зарывали вместе с плачевными сосудами. Иногда сооружали
памятники: обкладывали могилу дикими камнями или ограждали столпами.
Печальные обряды заключались веселым торжеством, которое именовалось Стравою
и было еще в VI веке причиною великого бедствия для Славян: ибо Греки
воспользовались временем сего пиршества в честь мертвых и наголову побили их
войско.
 Славяне Российские - Кривичи, Северяне, Вятичи, Радимичи - творили над
умершими тризну: показывали силу свою в разных играх воинских, сожигали труп
на большом костре и, заключив пепел в урну, ставили ее на столпе в
окрестности дорог. Сей обряд, сохраненный Вятичами и Кривичами до времен
Нестора, изъявляет воинственный дух народа, который праздновал смерть, чтобы
не страшиться ее в битвах, и печальными урнами окружал дороги, чтобы
приучить глаза и мысли свои к сим знакам человеческой тленности. Но Славяне
Киевские и Волынские издревле погребали мертвых; некоторые имели обыкновение
вместе с трупом зарывать в землю сплетенные из ремней лестницы, ближние
умершего язвили лица свои и закапали на могиле любимого коня его.
 Все народы любят Веру отцев своих, и самые грубые, самые жестокие
обыкновения, на ней основанные и веками утвержденные, кажутся им святынею.
Так и Славяне языческие, закоренелые в идолопоклонстве, с великою упорностию
в течение многих столетий отвергали благодать Христову. Св. Колумбан, в 613
году обратив многих Немецких язычников в Веру истинную, хотел проповедовать
ее святое учение и в землях Славян; но, устрашенный их дикостию, возвратился
без успеха, объявляя, что время спасения еще не наступило для сего народа.
Видя, сколь Христианство противно заблуждениям язычества и как оно в средних
веках более и более распространялось по Европе, Славяне отлично ненавидели
его и, принимая всякого иноплеменного в сограждане, отворяя Бальтийские
гавани свои для всех мореходцев, исключали одних Христиан, брали их корабли
в добычу, а Священников приносили в жертву идолам. Немецкие завоеватели,
покорив Вендов в Германии, долго терпели их суеверие; но озлобленные наконец
упорством сих язычников в идолопоклонстве и в древних обычаях вольности,
разрушили их храмы, сожгли заповедные рощи и самых жрецов истребили, что
случилось уже гораздо после того времени, как Владимир просветил Россию
учением Христианским.
 Собрав исторические достопамятности Славян древних, скажем нечто о
языке их.
 Греки в шестом веке находили его весьма грубым. Выражая первые мысли и
потребности людей необразованных, рожденных в климате суровом, он должен был
казаться диким в сравнении с языком Греческим, смягченным долговременною
жизнию в порядке гражданском, удовольствиями роскоши и нежным слухом людей,
искони любивших искусства приятные. Не имея никаких памятников сего
первобытного языка Славянского, можем судить о нем только по новейшим, из
коих самыми древними считаются наша Библия и другие церковные книги,
переведенные в IX веке Св.
 Кириллом, Мефодием и помощниками их. Но Славяне, приняв Христианскую
Веру, заимствовали с нею новые мысли, изобрели новые слова, выражения, и
язык их в средних веках без сомнения так же отличался от древнего, как уже
отличается от нашего. Рассеянные по Европе, окруженные другими народами и
нередко ими покоряемые, Славянские племена утратили единство языка, и в
течение времен произошли разные его наречия, из коих главные суть:
 1) Русское, более всех других образованное и менее всех других
смешанное с чужеземными словами. Победы, завоевания и величие
государственное, возвысив дух народа Российского, имели счастливое действие
и на самый язык его, который, будучи управляем дарованием и вкусом Писателя
умного, может равняться ныне в силе, красоте и приятности с лучшими языками
древности и наших времен. Будущая судьба его зависит от судьбы
Государства...
 2) Польское, смешанное со многими Латинскими и Немецкими словами: им
говорят не только в бывшем Королевстве Польском, но и в некоторых местах
Пруссии, Дворяне в Литве и народ в Силезии, по сю сторону Одера.
 3) Чешское, в Богемии, в Моравии и Венгрии, по утверждению Иорданову
ближайшее к нашему древнему переводу Библии, а по мнению других Богемских
ученых среднее между Кроатским и Польским. Венгерское наречие именуется
Славакским, но разнится от Чешского большею частию только в выговоре, хотя
Авторы Многоязычного Словаря признают его особенным. Впрочем, и другие
Славянские наречия употребляются в Венгрии.
 4) Иллирическое, то есть Болгарское, самое грубое из всех Славянских -
Боснийское, Сербское - самое приятнейшее для слуха, как многие находят, -
Славонское и Далматское.
 5) Кроатское, сходное с Виндским в Стирии, Каринтии, Крайне, также с
Лаузицским, Котбузским, Кашубским и Люховским. В Мейсене, Бранденбурге,
Померании, Мекленбурге и почти во всем Люнебурге, где некогда Славянский
язык был народным, он уже заменен Немецким.
 Однако ж сии перемены не могли совершенно истребить в языке нашем его,
так сказать, первобытного образа, и любопытство Историков хотело открыть в
нем следы малоизвестного происхождения Славян. Некоторые утверждали, что он
весьма близок к древним языкам Азиатским; но вернейшее исследование
доказало, что сие мнимое сходство ограничивается весьма немногими словами,
Еврейскими или Халдейскими, Сирскими, Арабскими, которые находятся и в
других языках Европейских, свидетельствуя единственно их общее Азиатское
происхождение; и что Славянский имеет с Греческим, Латинским, Немецким
гораздо более связи, нежели с Еврейским и с другими Восточными. Сие великое,
явное сходство встречается не только в словах единозвучных с действиями,
которые означаются ими - ибо названия грома, журчания вод, крика птиц, рева
зверей могут на всех языках сходствовать между собою от подражания Естеству
- но и в выражении самых первых мыслей человека, в ознаменовании главных
нужд жизни домашней, в именах и глаголах совершенно произвольных. Мы знаем,
что Венеды издревле жили в соседстве с Немцами и долгое время в Дакии (где
язык Латинский со времен Траяновых был в общем употреблении)
 воевали в Империи и служили Императорам Греческим; но сии
обстоятельства могли бы ввести в язык Славянский только некоторые особенные
Немецкие, Латинские или Греческие слова, и не принудили бы их забыть
собственные, коренные, необходимые в самом древнейшем обществе людей, то
есть в семейственном. Из чего вероятным образом заключают, что предки сих
народов говорили некогда одним языком: каким?
 неизвестно, но без сомнения древнейшим в Европе, где история находит
их, ибо Греция, а после и часть Италии, населена Пеласгами, Фракийскими
жителями, которые прежде Эллинов утвердились в Морее и могли быть
единоплеменны с Германцами и Славянами. В течение времен удаленные друг от
друга, они приобретали новые гражданские понятия, выдумывали новые слова или
присваивали чужие и долженствовали чрез несколько веков говорить уже языком
различным. Самые общие, коренные слова легко могли измениться в
произношении, когда люди еще не знали букв и письма, верно определяющего
выговор.
 Сие важное искусство - немногими чертами изображать для глаз
бесчисленные звуки - сведала Европа, как надобно думать, уже в позднейшие
времена и без сомнения от Финикиян, или непосредственно, или через Пеласгов
и Эллинов. Нельзя вообразить, что древние обитатели Пелопоннеса, Лациума,
Испании, едва вышедши из дикого состояния, могли сами выдумать письмена,
требующие удивительного разума и столь непонятного для обыкновенных людей,
что они везде приписывали богам изобретение оных: в Египте Фойту, в Греции
Меркурию, в Италии богине Карменте; а некоторые из Христианских Философов
считали десять Моисеевых заповедей, рукою Всевышнего начертанных на горе
Синайской, первым письмом в мире. К тому же все буквы народов Европейских:
Греческие, Мальтийские, так называемые Пеласгские в Италии, Этрурийские
(доныне видимые на монументах сего народа), Гальские, изображенные на
памятнике мученика Гордиана, Улфиловы или Готфские, Кельтиберские, Бетские,
Турдетанские в Испании, Руны Скандинавов и Германцев более или менее
сходствуют с Финикийскими и доказывают, что все они произошли от одного
корня. Пеласги и Аркадцы принесли их с собою в Италию, а наконец и в
Марселию к тамошним Галлам.
 Испанцы могли научиться письму от самих Финикиян, основавших Тартесс и
Гадес за 1100 лет до Рождества Христова. Турдетане во время Страбоново имели
письменные законы, историю и стихотворения. Каким образом Европейский Север
получил буквы, мы не знаем: от Финикийских ли мореплавателей, торговавших
оловом Британским и янтарем Прусским или от народов Южной Европы? Второе
кажется вероятнее: ибо Руническое и Готфское письмо сходнее с Греческим и
Латинским, нежели с Финикийским. Оно могло в течение веков чрез Германию или
Паннонию дойти от Средиземного моря до Бальтийского с некоторыми переменами
знаков.