Н.М.Карамзин (9)

 Покорив Север, Князь Российский обратил счастливое оружие свое к Югу. В
левую сторону от Днепра, на берегах Сулы, жили еще независимые от Российской
Державы Славяне, единоплеменные с Черниговцами: он завоевал страну их, также
Подольскую и Волынскую Губернию, часть Херсонской и, может быть, Галицию,
ибо Летописец в числе его подданных именует Дулебов, Тивирцев и Хорватов,
там обитавших.
 Но между тем, как победоносные знамена сего Героя развевались на
берегах Днестра и Буга, новая столица его увидела пред стенами своими
многочисленные вежи, или шатры, Угров (Маджаров или нынешних Венгерцев),
которые обитали некогда близ Урала, а в IX веке на Восток от Киева, в стране
Лебедии, может быть в Харьковской Губернии, где город Лебедин напоминает сие
имя. Вытесненные Печенегами, они искали тогда жилищ новых; некоторые перешли
за Дон, на границу Персии; другие же устремились на Запад: место, где они
стояли под Киевом, называлось еще в Несторово время Угорским. Олег пропустил
ли их дружелюбно или отразил силою, неизвестно. Сии беглецы переправились
через Днепр и завладели Молдавиею, Бессарабиею, землею Волошскою.
 Далее не находим никаких известий о предприятиях деятельного Олега до
самого 906 года; знаем только, что он правил еще Государством и в то время,
когда уже питомец его возмужал летами. Приученный из детства к повиновению,
Игорь не дерзал требовать своего наследия от Правителя властолюбивого,
окруженного блеском побед, славою завоеваний и храбрыми товарищами, которые
считали его власть законною, ибо он умел ею возвеличить Государство. В 903
году Олег избрал для Игоря супругу, сию в наших летописях бессмертную Ольгу,
славную тогда еще одними прелестями женскими и благонравием. Ее привезли в
Киев из Плескова, или нынешнего Пскова: так пишет Нестор. Но в особенном ее
житии и в других новейших исторических книгах сказано, что Ольга была
Варяжского простого роду и жила в веси, именуемой Выбутскою, близ Пскова;
что юный Игорь, приехав из Киева, увеселялся там некогда звериною ловлею;
увидел Ольгу, говорил с нею, узнал ее разум, скромность и предпочел сию
любезную сельскую девицу всем другим невестам.
 Обыкновения и нравы тогдашних времен, конечно, дозволяли Князю искать
для себя супругу в самом низком состоянии людей, ибо красота уважалась более
знаменитого рода; но мы не можем ручаться за истину предания, неизвестного
нашему древнему Летописцу, иначе он не пропустил бы столь любопытного
обстоятельства в житии Св.
 Ольги. Имя свое приняла она, кажется, от имени Олега, в знак дружбы его
к сей достойной Княгине или в знак Игоревой к нему любви.
 Вероятно, что сношение между Константинополем и Киевом не прерывалось
со времен Аскольда и Дира; вероятно, что Цари и Патриархи Греческие
старались умножать число Христиан в Киеве и вывести самого Князя из тьмы
идолопоклонства; но Олег, принимая, может быть, Священников и Патриарха и
дары от Императора, верил более всего мечу своему, довольствовался мирным
союзом с Греками и терпимостию Христианства. Мы знаем по Византийским
известиям, что около сего времени Россия считалась шестидесятым
Архиепископством в списке Епархий, зависевших от Главы Константинопольского
Духовенства; знаем также, что в 902 году 700 Россов или Киевских Варягов
служили во флоте Греческом и что им платили из казны 100 литр золота.
Спокойствие, которым Россия, покорив окрестные народы, могла несколько
времени наслаждаться, давало свободу витязям Олеговым искать деятельности в
службе Императоров: Греки уже издавна осыпали золотом так называемых
варваров, чтобы они дикою храбростию своею ужасали не Константинополь, а
врагов его. Но Олег, наскучив тишиною, опасною для воинственной Державы, или
завидуя богатству Царяграда и желая доказать, что казна робких принадлежит
смелому, решился воевать с Империею. Все народы, ему подвластные:
Новогородцы, Финские жители Белаозера, Ростовская Меря, Кривичи, Северяне,
Поляне Киевские, Радимичи, Дулебы, Хорваты и Тивирцы соединились с Варягами
под его знаменами. Днепр покрылся двумя тысячами легких судов: на всяком
было сорок воинов; конница шла берегом. Игорь остался в Киеве: Правитель не
хотел разделить с ним ни опасностей, ни славы. Надлежало победить не только
врагов, но и природу, такими чрезвычайными усилиями, которые могли бы
устрашить самую дерзкую предприимчивость нашего времени и кажутся едва
вероятными. Днепровские пороги и ныне мешают судоходству, хотя стремление
воды в течение столетний, наконец, искусство людей разрушили некоторые из
сих преград каменных: в IX и Х веке они долженствовали быть несравненно
опаснее. Первые Варяги Киевские осмелились пройти сквозь их острые скалы и
кипящие волны с двумястами судов: Олег со флотом в десять раз сильнейшим.
Константин Багрянородный описал нам, как Россияне в сем плавании обыкновенно
преодолевали трудности: бросались в воду, искали гладкого дна и проводили
суда между камнями; но в некоторых местах вытаскивали свои лодки из реки,
влекли берегом или несли на плечах, будучи в то же самое время готовы
отражать неприятеля. Доплыв благополучно до лимана, они исправляли мачты,
паруса, рули; входили в море и, держась западных берегов его, достигали
Греции.
 Но Олег вел с собою еще сухопутное конное войско: жители Бессарабии и
сильные Болгары дружелюбно ли пропустили его? Летописец не говорит о том. Но
мужественный Олег приближился наконец к Греческой столице, где суеверный
Император Леон, прозванный Философом, думал о вычетах Астрологии более,
нежели о безопасности Государства. Он велел только заградить цепию гавань и
дал волю Олегу разорять Византийские окрестности, жечь селения, церкви,
увеселительные дома, Вельмож Греческих. Нестор, в доказательство своего
беспристрастия, изображает самыми черными красками жестокость и бесчеловечие
Россиян. Они плавали в крови несчастных, терзали пленников, бросали живых и
мертвых в море.
 Так некогда поступали Гунны и народы Германские в областях Империи;
так, в сие же самое время, Норманы, единоземцы Олеговы, свирепствовали в
Западной Европе.
 Война дает ныне право убивать неприятелей вооруженных: тогда была она
правом злодействовать в земле их и хвалиться злодеяниями... Сии Греки,
которые все еще именовались согражданами Сципионов и Брутов, сидели в стенах
Константинополя и смотрели на ужасы опустошения вокруг столицы; но Князь
Российский привел в трепет и самый город. В летописи сказано, что Олег
поставил суда свои на колеса и силою одного ветра, на распущенных парусах,
сухим путем шел со флотом к Константинополю. Может быть, он хотел сделать то
же, что сделал после Магомет II: велел воинам тащить суда берегом в гавань,
чтобы приступить к стенам городским; а баснословие, вымыслив действие
парусов на сухом пути, обратило трудное, но возможное дело в чудесное и
невероятное. Греки, устрашенные сим намерением, спешили предложить Олегу мир
и дань. Они выслали войску его съестные припасы и вино: Князь отвергнул то и
другое, боясь отравы, ибо храбрый считает малодушного коварным. Если
подозрение Олегво, как говорит Нестор, было справедливо: то не Россиян, а
Греков должно назвать истинными варварами Х века.
 Победитель требовал 12 гривен на каждого человека во флоте своем, и
Греки согласились с тем условием, чтобы он, прекратив неприятельские
действия, мирно возвратился в отечество. Войско Российское отступило далее
от города, и Князь отправил Послов к Императору. Летопись сохранила
Норманские имена сих вельмож:
 Карла, Фарлафа, Веремида, Рулава, Стемида. Они заключили с
Константинополем следующий договор [в 907 г.]:
 1. "Греки дают по 12 гривен на человека, сверх того уклады на города
Киев, Чернигов, Переяславль, Полтеск, Ростов, Любеч и другие, где властвуют
Князья, Олеговы подданные". Война была в сии времена народным промыслом:
Олег, соблюдая обычай Скандинавов и всех народов Германских, долженствовал
разделить свою добычу с воинами и Полководцами, не забывая и тех, которые
оставались в России.
 II. "Послы, отправляемые Князем Русским в Царьград, будут там всем
довольствованы из казны Императорской. Русским гостям или торговым людям,
которые приедут в Грецию, Император обязан на шесть месяцев давать хлеба,
вина, мяса, рыбы и плодов; они имеют также свободный вход в народные бани и
получают на возвратный путь съестные припасы, якоря, снасти, паруса и все
нужное".
 Греки с своей стороны предложили такие условия: "1. Россияне, которые
будут в Константинополе не для торговли, не имеют права требовать месячного
содержания.
 - II. Да запретит Князь Послам своим делать жителям обиду в областях и
в селах Греческих. - III. Россияне могут жить только у Св. Мамы, и должны
уведомлять о своем прибытии городское начальство, которое запишет их имена и
выдаст им месячное содержание: Киевским, Черниговским, Переяславским и
другим гражданам.
 Они будут входить только в одни ворота городские с Императорским
приставом, безоружные и не более пятидесяти человек вдруг; могут торговать
свободно в Константинополе и не платя никакой пошлины".
 Сей мир, выгодный для Россиян, был утвержден священными обрядами Веры:
Император клялся Евангелием, Олег с воинами оружием и богами народа
Славянского, Перуном и Волосом. В знак победы Герой повесил щит свой на
вратах Константинополя и возвратился в Киев, где народ, удивленный его
славою и богатствами, им привезенными: золотом, тканями, разными
драгоценностями искусства и естественными произведениями благословенного
климата Греции, единогласно назвал Олега вещим, то есть мудрым или волхвом.
 Так Нестор описывает счастливый и славный поход, коим Олег увенчал свои
дела воинские. Греческие Историки молчат о сем важном случае; но когда
Летописец наш не позволял действовать своему воображению и в описании
древних, отдаленных времен: то мог ли он, живучи в XI веке, выдумать
происшествие десятого столетия, еще свежего в народной памяти? Мог ли с
дерзостию уверять современников в истине оного, если бы общее предание не
служило ей порукою? Согласимся, что некоторые обстоятельства могут быть
баснословны: товарищи Олеговы, хваляся своими подвигами, украшали их в
рассказах, которые с новыми прибавлениями, чрез несколько времени обратились
в народную сказку, повторенную Нестором без критического исследования; но
главное обстоятельство, что Олег ходил к Царьграду и возвратился с успехом,
кажется достоверным.
 Доселе одни словесные предания могли руководствовать Нестора; но желая
утвердить мир с Греками, Олег вздумал отправить в Царьград Послов, которые
заключили с Империею договор письменный, драгоценный и древнейший памятник
Истории Российской, сохраненный в нашей летописи. Мы изъясним единственно
смысл темных речений, оставляя в целости, где можно, любопытную древность
слога.
 ДОГОВОР РУССКИХ С ГРЕКАМИ "Мы от роду Русского, Карл, Ингелот, Фарлов,
Веремид, Рулав, Гуды, Руальд, Карн, Флелав, Рюар, Актутруян, Лидулфост,
Стемид, посланные Олегом, Великим Князем Русским и всеми сущими под рукою
его Светлыми Боярами к вам, Льву, Александру и Константину" (брату и сыну
первого) "Великим Царям Греческим, на удержание и на извещение от многих лет
бывшие любви между Христианами и Русью, по воле наших Князей и всех сущих
под рукою Олега, следующими главами уже не словесно, как прежде, но
письменно утвердили сию любовь и клялися в том по закону Русскому своим
оружием.
 1. Первым словом да умиримся с вами, Греки! Да любим друг друга от всей
души и не дадим никому из сущих под рукою наших Светлых Князей обижать вас;
но потщимся, сколь можем, всегда и непреложно соблюдать сию дружбу! Так же и
вы, Греки, да храните всегда любовь неподвижную к нашим Светлым Князьям
Русским и всем сущим под рукою Светлого Олега. В случае же преступления и
вины да поступаем тако:
 II. Вина доказывается свидетельствами; а когда нет свидетелей, то не
истец, но ответчик присягает - и каждый да клянется по Вере своей". Взаимные
обиды и ссоры Греков с Россиянами в Константинополе заставили, как надобно
думать, Императоров и Князя Олега включить статьи уголовных законов в мирный
государственный договор.
 III. "Русин ли убиет Христианина или Христианин Русина, да умрет на
месте злодеяния. Когда убийца домовит и скроется, то его имение отдать
ближнему родственнику убитого; но жена убийцы не лишается своей законной
части. Когда же преступник уйдет, не оставив имения, то считается под судом,
доколе найдут его и казнят смертию.
 IV. Кто ударит другого мечем или каким сосудом, да заплатит пять литр
серебра по закону Русскому; неимовитый же да заплатит, что может; да снимет
с себя и самую одежду, в которой ходит, и да клянется по Вере своей, что ни
ближние, ни друзья не хотят его выкупить из вины: тогда увольняется от
дальнейшего взыскания.
 V. Когда Русин украдет что-либо у Христианина или Христианин у Русина,
и пойманный на воровстве захочет сопротивляться, то хозяин украденной вещи
может убить его, не подвергаясь взысканию, и возьмет свое обратно; но должен
только связать вора, который без сопротивления отдается ему в руки. Если
Русин или Христианин, под видом обыска, войдет в чей дом и силою возьмет там
чужое вместо своего, да заплатит втрое.
 VI. Когда ветром выкинет Греческую ладию на землю чуждую, где случимся
мы, Русь, то будем охранять оную вместе с ее грузом, отправим в землю
Греческую и проводим сквозь всякое страшное место до бесстрашного. Когда же
ей нельзя возвратиться в отечество за бурею или другими препятствиями, то
поможем гребцам и доведем ладию до ближней пристани Русской. Товары, и все,
что будет в спасенной нами ладии, да продается свободно; и когда пойдут в
Грецию наши Послы к Царю или гости для купли, они с честию приведут туда
ладию и в целости отдадут, что выручено за ее товары. Если же кто из Русских
убьет человека на сей ладии, или что-нибудь украдет, да приимет виновный
казнь вышеозначенную.
 VII. Ежели найдутся в Греции между купленными невольниками Россияне или
в Руси Греки, то их освободить и взять за них, чего они купцам стоили, или
настоящую, известную цену невольников: пленные также да будут возвращены в
отечество, и за каждого да внесется окупу 20 златых. Но Русские воины,
которые из чести придут служить Царю, могут, буде захотят сами, остаться в
земле Греческой.
 VIII. Ежели невольник Русский уйдет, будет украден, или отнят под видом
купли, то хозяин может вeздe искать и взять его; а кто противится обыску,
считается виновным.
 IX. Когда Русин, служащий Царю Христианскому, умрет в Греции, не
распорядив своего наследства, и родных с ним не будет: то прислать его
имение в Русь к милым ближним; а когда сделает распоряжение, то отдать
имение наследнику, означенному в духовной.
 X. Ежели между купцами и другими людьми Русскими в Греции будут
виновные и ежели потребуют их в отечество для наказания, то Царь
Христианский должен отправить сих преступников в Русь, хотя бы они и не
хотели туда возвратиться.
 Да поступают так и Русские в отношении к Грекам!
 Для верного исполнения сих условий между нами, Русью и Греками, велели
мы написать оные киноварью на двух хартиях. Царь Греческий скрепил их своею
рукою, клялся святым крестом, Нераздельною Животворящею Троицею единого
Бога, и дал хартию нашей Светлости; а мы, Послы Русские, дали ему другую и
клялися по закону своему, за себя и за всех Русских, исполнять утвержденные
главы мира и любви между нами, Русью и Греками. Сентября во 2 неделю, в 15
лето (то есть Индикта)
 от создания мира... [2 сентября 911 г.]"
 Договор мог быть писан на Греческом и Славянском языке. Уже Варяги
около пятидесяти лет господствовали в Киеве: сверстники Игоревы, подобно ему
рожденные между Славянами, без сомнения, говорили языком их лучше, нежели
Скандинавским.
 Дети Варягов, принявших Христианство во время Аскольда и Дира, имели
способ выучиться и Славянской грамоте, изобретенной Кириллом в Моравии. С
другой стороны, при Дворе и в войске Греческом находились издавна многие
Славяне, обитавшие во Фракии, в Пелопоннесе и в других владениях
Императорских. В осьмом веке один из них управлял, в сане Патриарха,
Церковию; и в самое то время, когда Император Александр подписывал мир с
Олегом, первыми любимцами его были два Славянина, именем Гаврилопул и
Василич: последнего хотел он сделать даже своим наследником. Условия мирные
надлежало разуметь и Грекам и Варягам: первые не знали языка Норманов, но
Славянский был известен и тем и другим.
 Сей договор представляет нам Россиян уже не дикими варварами, но
людьми, которые знают святость чести и народных торжественных условий; имеют
свои законы, утверждающие безопасность личную, собственность, право
наследия, силу завещаний; имеют торговлю внутреннюю и внешнюю. Седьмая и
осьмая статья его доказывают - и Константин Багрянородный то же
свидетельствует, - что купцы Российские торговали невольниками: или
пленными, взятыми на войне, или рабами, купленными у народов соседственных,
или собственными преступниками, законным образом лишенными свободы. -
Надобно также приметить, что между именами четырнадцати Вельмож,
употребленных Великим Князем для заключения мирных условий с Греками, нет ни
одного Славянского. Только Варяги, кажется, окружали наших первых Государей
и пользовались их доверенностию, участвуя в делах правления.
 Император, одарив Послов золотом, драгоценными одеждами и тканями,
велел показать им красоту и богатство храмов (которые сильнее умственных
доказательств могли представить воображению грубых людей величие Бога
Христианского) и с честию отпустил их в Киев, где они дали отчет Князю в
успехе посольства.
 Сей Герой, смиренный летами, хотел уже тишины и наслаждался всеобщим
миром.
 Никто из соседей не дерзал прервать его спокойствия. Окруженный знаками
побед и славы, Государь народов многочисленных, повелитель войска храброго
мог казаться грозным и в самом усыплении старости. Он совершил на земле дело
свое - и смерть его казалась потомству чудесною. "Волхвы, - так говорит
Летописец, - предсказали Князю, что ему суждено умереть от любимого коня
своего. С того времени он не хотел ездить на нем. Прошло четыре года: в
осень пятого вспомнил Олег о предсказании, и слыша, что конь давно умер,
посмеялся над волхвами; захотел видеть его кости; стал ногою на череп и
сказал: его ли мне бояться? Но в черепе таилась змея: она ужалила Князя, и
Герой скончался"... Уважение к памяти великих мужей и любопытство знать все,
что до них касается, благоприятствуют таким вымыслам и сообщают их
отдаленным потомкам. Можем верить и не верить, что Олег в самом деле был
ужален змеею на могиле любимого коня его, но мнимое пророчество волхвов или
кудесников есть явная народная басня, достойная замечания по своей
древности.
 Гораздо важнее и достовернее то, что Летописец повествует о следствиях
кончины Олеговой: народ стенал и проливал слезы. Что можно сказать сильнее и
разительнее в похвалу Государя умершего? Итак, Олег не только ужасал врагов,
он был еще любим своими подданными. Воины могли оплакивать в нем смелого,
искусного предводителя, а народ защитника. - Присоединив к Державе своей
лучшие, богатейшие страны нынешней России, сей Князь был истинным
основателем ее величия. Рюрик владел от Эстонии, Славянских Ключей и Волхова
до Белаозера, устья Оки и города Ростова: Олег завоевал все от Смоленска до
реки Сулы, Днестра и, кажется, самых гор Карпатских. Мудростию Правителя
цветут Государства образованные; но только сильная рука Героя основывает
великие Империи и служит им надежною опорою в их опасной новости. Древняя
Россия славится не одним героем: никто из них не мог сравняться с Олегом в
завоеваниях, которые утвердили ее бытие могущественное. История признает ли
его незаконным Властелином с того времени, как возмужал наследник Рюриков?
Великие дела и польза государственная не извиняют ли властолюбия Олегова? И
права наследственные, еще не утвержденные в России обыкновением, могли ли
ему казаться священными?.. Но кровь Аскольда и Дира осталась пятном его
славы.
 Олег, княжив 33 года, умер в глубокой старости, ежели он хотя юношею
пришел в Новгород с Рюриком. Тело его погребено на горе Щековице, и жители
Киевские, современники Нестора, звали сие место Ольговою могилою.