Меню
Назад » »

Наум Моисеевич Коржавин (1)

Возьму обижусь, разрублю,
Не в силах жить в аду...
И разлюбить - не разлюблю,
А в колею войду.
И все затопчет колея
Надежды и мечты,
И будешь ты не там, где я,
И я - не там, где ты.
И станет просто вдруг сойтись
И разойтись пустяк...
Но если жизнь имеет смысл,
Вовек не будет так.
Во весь голос. Soviet Poetry. 
Moscow: Progress Publishers.


УТРО В ЛЕСУ
Девушка расчесывала косы,
Стоя у брезентовой палатки...
Волосы, рассыпанные плавно,
Смуглость плеч туманом покрывали,
А ступни ее земли касались,
И лежала пыль на нежных пальцах.
Лес молчал... И зыбкий отсвет листьев
Зеленел на красном сарафане.
Плечи жгли. И волосы томили,
А ее дыханье было ровным...
Так с тех пор я представляю счастье:
Девушка, деревья и палатка.
1954

Вечер лирики. 
Москва: Искусство, 1965.


* * *

Встреча - случай. Мы смотрели.
День морозный улыбался,
И от солнца акварельным
Угол Кудринки казался.
Снег не падал. Солнце плыло...
Я шутил, а ты смеялась...

Будто все, что в прошлом было,
Только-только начиналось...
1945

Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы. 
Москва: Художественная литература, 1992.


ДЕТИ В ОСВЕНЦИМЕ

Мужчины мучили детей.
Умно. Намеренно. Умело.
Творили будничное дело,
Трудились - мучили детей.
И это каждый день опять:
Кляня, ругаясь без причины...
А детям было не понять,
Чего хотят от них мужчины.
За что - обидные слова,
Побои, голод, псов рычанье?
И дети думали сперва,
Что это за непослушанье.
Они представить не могли
Того, что было всем открыто:
По древней логике земли,
От взрослых дети ждут защиты.
А дни всё шли, как смерть страшны,
И дети стали образцовы.
Но их всё били.
 Так же.
 Снова.
И не снимали с них вины.
Они хватались за людей.
Они молили. И любили.
Но у мужчин "идеи" были,
Мужчины мучили детей.

Я жив. Дышу. Люблю людей.
Но жизнь бывает мне постыла,
Как только вспомню: это - было!
Мужчины мучили детей!
Из книг моей мамы.


* * *
Предельно краток язык земной,
Он будет всегда таким.
С другим - это значит: то, что со мной,
Но - с другим.

А я победил уже эту боль,
Ушел и махнул рукой:
С другой... Это значит: то, что с тобой,
Но - с другой.
1945

Н.Коржавин. Сплетения. 
Франкфурт: Посев, 1981.


* * *

В наши трудные времена
Человеку нужна жена,
Нерушимый уютный дом,
Чтоб от грязи укрыться в нем.
Прочный труд и зеленый сад,
И детей доверчивый взгляд,
Вера робкая в их пути
И душа, чтоб в нее уйти.

В наши подлые времена
Человеку совесть нужна,
Мысли те, что в делах ни к чему,
Друг, чтоб их доверять ему.
Чтоб в неделю хоть час один
Быть свободным и молодым.
Солнце, воздух, вода, еда -
Все, что нужно всем и всегда.

И тогда уже может он
Дожидаться иных времен.
1956

Н.Коржавин. Сплетения. 
Франкфурт: Посев, 1981.


* * *

Ты разрезаешь телом воду,
И хорошо от неги водной,
В воде ты чувствуешь свободу.

А ты умеешь быть свободной.

И не пойму свои я чувства
При всей их ясности всегдашней.

И восхитительно, и грустно,
И потерять до боли страшно.
1954

Н.Коржавин. Сплетения. 
Франкфурт: Посев, 1981.


ВАРИАЦИИ ИЗ НЕКРАСОВА

...Столетье промчалось. И снова,
Как в тот незапамятный год -
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет.
Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд...
Но кони - всё скачут и скачут.
А избы - горят и горят.
1960

Н.Коржавин. Сплетения. 
Франкфурт: Посев, 1981.


ПЕСНЯ, КОТОРОЙ ТЫСЯЧА ЛЕТ

 Эта старинная песня,
 Которая вечно нова.
 Г. Гейне

Старинная песня.
Ей тысяча лет:
Он любит ее,
А она его - нет.

Столетья сменяются,
Вьюги метут,
Различными думами
Люди живут.

Но так же упрямо
Во все времена
Его почему-то
Не любит она.

А он - и страдает,
И очень влюблен...
Но только, позвольте,
Да кто ж это - он?

Кто? - Может быть, рыцарь,
А может, поэт,
Но факт, что она -
Его счастье и свет.

Что в ней он нашел
Озаренье свое,
Что страшно остаться
Ему без нее.

Но сделать не может
Он здесь ничего...
Кто ж эта она,
Что не любит его?

Она? - Совершенство.
К тому же она
Его на земле
Понимает одна.

Она всех других
И нежней и умней.
А он лучше всех
Это чувствует в ней...

Но все-таки, все-таки
Тысячу лет
Он любит ее,
А она его - нет.

И все же ей по сердцу
Больше другой -
Не столь одержимый,
Но все ж неплохой.

Хоть этот намного
Скучнее того
(Коль древняя песня
Не лжет про него).

Но песня все так же
Звучит и сейчас.
А я ведь о песне
Веду свой рассказ.

Признаться, я толком
И сам не пойму:
Ей по сердцу больше другой...
Почему?

Так глупо
Зачем выбирает она?
А может, не скука
Ей вовсе страшна?

А просто как люди
Ей хочется жить...
И холодно ей
Озареньем служить.

Быть может... не знаю.
Ведь я же не Бог.
Но в песне об этом
Ни слова. Молчок.

А может, и рыцарь
Вздыхать устает.
И сам наконец
От нее устает.

И тоже становится
Этим другим -
Не столь одержимым,
Но все ж неплохим.

И слышит в награду
Покорное: "да"...
Не знаю. Про то
Не поют никогда.

Не знаю, как в песне,
А в жизни земной
И то и другое
Случалось со мной.

Так что ж мне обидно,
Что тысячу лет
Он любит ее,
А она его - нет?
1958

Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы. 
Москва: Художественная литература, 1992.


ВОЗВРАЩЕНИЕ

 Все это было, было, было...
 А. Блок1

Все это было, было, было:
И этот пар, и эта степь,
И эти взрывы снежной пыли,
И этот иней на кусте.

И эти сани — нет, кибитка,—
И этот волчий след в леске...
И даже... даже эта пытка:
Гадать, чем встретят вдалеке.

И эта радость молодая,
Что все растет... Сама собой...
И лишь фамилия другая
Тогда была. И век другой.

Их было много: всем известных
И не оставивших следа.
И на века безмерно честных,
И честных только лишь тогда.

И вспоминавших время это
Потом, в чинах, на склоне лет:
Снег... Кони... Юность... Море света.
И в сердце угрызений нет.

Отбывших ссылку за пустое
И за серьезные дела,
Но полных светлой чистотою,
Которую давила мгла.

Кому во мраке преисподней
Свободный ум был светлый дан,
Подчас светлее и свободней,
Чем у людей свободных стран.

Их много мчалось этим следом
На волю... (Где есть воля им?)
И я сегодня тоже еду
Путем знакомым и былым.

Путем знакомым — знаю, знаю —
Все узнаю, хоть все не так,
Хоть нынче станция сквозная,
Где раньше выход был на тракт.

Хотя дымят кругом заводы,
Хотя в огнях ночная мгла,
Хоть вихрем света и свободы
Здесь революция прошла.

Но после войн и революций.
Под все разъевшей темнотой
Мне так же некуда вернуться
С душой открытой и живой.

И мне навек безмерно близки
Равнины, что, как плат, белы,—
Всей мглой истории российской,
Всем блеском искр средь этой мглы.
1950

Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы. 
Москва: Художественная литература, 1992.


* * *

Небо за пленкой серой.
В травах воды без меры:
Идешь травяной дорожкой,
А сапоги мокры...

Все это значит осень.
Жить бы хотелось очень.
Жить бы, вздохнуть немножко,
Издать петушиный крик.

Дует в лицо мне ветер.
Грудью бы горе встретить
Или его уничтожить.
Или же — под откос.

Ветер остался ветром,
Он затерялся в ветлах,
Он только холод умножил,
Тревогу-тщету принес.

Но все проходит на свете,
И я буду вольным, как ветер,
И больше не буду прикован
К скучной точке одной.

Тогда мне, наверно, осень
Опять понравится очень:
«Муза далеких странствий»,
Листьев полет шальной.
1950

Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы. 
Москва: Художественная литература, 1992.


ВСТУПЛЕНИЕ В ПОЭМУ

Ни к чему,
 ни к чему,
 ни к чему полуночные бденья
И мечты, что проснешься
 в каком-нибудь веке другом.
Время?
 Время дано.
 Это не подлежит обсужденью.
Подлежишь обсуждению ты,
 разместившийся в нем.
Ты не верь,
 что грядущее вскрикнет,
 всплеснувши руками:
«Вон какой тогда жил,
 да, бедняга, от века зачах».
Нету легких времен.
 И в людскую врезается память
Только тот,
 кто пронес эту тяжесть
 на смертных плечах.
Мне молчать надоело.
 Проходят тяжелые числа,
Страх тюрьмы и ошибок
 И скрытая тайна причин...
Перепутано — все.
 Все слова получили сто смыслов.
Только смысл существа
 остается, как прежде,
 один.
Вот такими словами
 начать бы хорошую повесть,—
Из тоски отупенья
 в широкую жизнь переход...
Да! Мы в Бога не верим,
 но полностью веруем в совесть,
В ту, что раньше Христа родилась
 и не с нами умрет.
Если мелкие люди
 ползут на поверхность
 и давят,
Если шабаш из мелких страстей
 называется страсть,
Лучше встать и сказать,
 даже если тебя обезглавят,
Лучше пасть самому,—
 чем душе твоей в мизерность впасть.
Я не знаю,
 что надо творить
 для спасения века,
Не хочу оправданий,
 снисхожденья к себе —
 не прошу...
Чтобы жить и любить,
 быть простым,
 но простым человеком —
Я иду на тяжелый,
 бессмысленный риск —
 и пишу.
1952

Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы. 
Москва: Художественная литература, 1992.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar