- 1101 Просмотр
- Обсудить
О Господи! Как я хочу умереть, Ведь это не жизнь, а кошмарная бредь. Словами взывать я пытался сперва, Но в стенках тюремных завязли слова. О Господи, как мне не хочется жить! Всю жизнь о неправедной каре тужить. Я мир в себе нес - Ты ведь знаешь какой! А нынче остался с одною тоской. С тоскою, которая памяти гнет, Которая спать по ночам не дает. Тоска бы исчезла, когда б я сумел Спокойно принять небогатый удел, Решить, что мечты - это призрак и дым, И думать о том, чтобы выжить любым. Я стал бы спокойней, я стал бы бедней, И помнить не стал бы наполненных дней. Но что тогда помнить мне, что мне любить. Не жизнь ли саму я обязан забыть? Нет! Лучше не надо, свирепствуй! Пускай! - Остаток от роскоши, память-тоска. Мути меня горечью, бей и кружись, Чтоб я не наладил спокойную жизнь. Чтоб все я вернул, что теперь позади, А если не выйдет,- вконец изведи.
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
Москва: Художественная литература, 1992.
Паровозов голоса И порывы дыма. Часовые пояса Пролетают мимо. Что ты смотришь в дым густой, В переплет оконный - Вологодский ты конвой, Красные погоны. Что ты смотришь и кричишь, Хлещешь матом-плеткой? Может, тоже замолчишь, Сядешь за решетку. У тебя еще мечты - Девка ждет хмельная. Я ведь тоже был, как ты, И, наверно, знаю. А теперь досталось мне За грехи какие? Ах, судьба моя в окне, Жизнь моя, Россия... Может быть, найдет покой И умерит страсти... Может, дуростью такой И дается счастье. Ты, как попка, тут не стой, Не сбегу с вагона. Эх, дурацкий ты конвой, Красные погоны.
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
Москва: Художественная литература, 1992.
Дома и деревья слезятся, И речка в тумане черна, И просто нельзя догадаться, Что это апрель и весна. А вдоль берегов огороды, Дождями набухшая грязь... По правде, такая погода Мне по сердцу нынче как раз. Я думал, что век мой уж прожит, Что беды лишили огня... И рад я, что ветер тревожит, Что тучами давит меня. Шаги хоть по грязи, но быстры. Приятно идти и дышать... Иду. На свободу. На выстрел. На все, что дерзнет помешать.
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
Москва: Художественная литература, 1992.
Стопка книг... Свет от лампы... Чисто. Вот сегодняшний мой уют. Я могу от осеннего свиста Ненадолго укрыться тут. Только свист напирает в окна. Я сижу. Я чего-то жду... Все равно я не раз промокну И застыну на холоду. В этом свисте не ветер странствий И не поиски теплых стран, В нем холодная жуть пространства, Где со всех сторон - океан. И впервые боюсь я свиста, И впервые я сжался тут. Стопка книг... Свет от лампы... Чисто... Притаившийся мой уют.
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
Москва: Художественная литература, 1992.
Бог помочь вам, друзья мои. А. Пушкин Уже прошло два года, два бесцельных С тех пор, когда за юность в первый раз Я новый год встречал от вас отдельно, Хоть был всего квартала три от вас. Что для меня случайных три квартала! К тому ж метро, к тому ж троллейбус есть. Но между нами государство встало, И в ключ замка свою вложила честь. Как вы теперь? А я все ниже, ниже. Смотрю вокруг, как истинный дурак. Смотрю вокруг - и ничего не вижу! Иль, не хотя сознаться, вижу мрак. Я не хочу делиться с вами ночью. Я день любил, люблю делиться им. Пусть тонкий свет вина ласкает очи, Пусть даль светла вам видится за ним... Бог помочь вам. А здесь, у ночи в зеве, Накрытый стол, и все ж со мною вы... Двенадцать бьет! В Москве всего лишь девять. Как я давно уж не видал Москвы. Довольно! Встать! Здесь тосковать не нужно! Мы пьем за жизнь! За то, чтоб жить и жить! И пьем за дружбу! Хоть бы только дружбу Во всех несчастьях жизни сохранить.
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
Москва: Художественная литература, 1992.
Я жил. И все не раз тонуло. И возникало вновь в душе. И вот мне двадцать пять минуло, И юность кончилась уже. Мне неудач теперь, как прежде, Не встретить с легкой головой, Не жить веселою надеждой, Как будто вечность предо мной. То есть, что есть. А страсть и пылкость Сойдут как полая вода... Стихи в уме, нелепость ссылки И неприкаянность всегда. И пред непобежденным бытом Один, отставший от друзей, Стою, невзгодам всем открытый, Прикован к юности своей. И чтоб прижиться хоть немного, Покуда спит моя заря, Мне надо вновь идти в дорогу, Сначала. Будто жил я зря. Я не достиг любви и славы, Но пусть не лгут, что зря бродил. Я по пути стихи оставил, Найдут - увидят, как я жил. Найдут, прочтут,- тогда узнают, Как в этот век, где сталь и мгла, В груди жила душа живая, Искала, мучилась и жгла. И, если я без славы сгину, А все стихи в тюрьме сожгут, Слова переживут кончину, Две-три строки переживут. И в них, доставив эстафету, Уж не пугаясь ничего, Приду к грядущему поэту,- Истоком стану для него.
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
Москва: Художественная литература, 1992.
Хотеть. Спешить. Мечтать о том ночами! И лишь ползти... И не видать ни зги... Я, как песком, засыпан мелочами... Но я еще прорвусь сквозь те пески! Раздвину их... Вдохну холодный воздух... И станет мне совсем легко идти - И замечать по неизменным звездам, Что я не сбился и в песках с пути.
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
Москва: Художественная литература, 1992.
Все это чушь: в себе сомненье, Безволье жить,- всё ссылка, бред. Он пеленой оцепененья Мне заслонил и жизнь, и свет. Но пелена прорвется с треском Иль тихо стает, как слеза. В своей естественности резкой Ударит свет в мои глаза. И вновь прорвутся на свободу И верность собственной звезде, И чувство света и природы В ее бесстрашной полноте.
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
Москва: Художественная литература, 1992.
(За книгой Пушкина) Все это так: неправда, зло, забвенье... Конец его друзей (его конец). И столько есть безрадостных сердец, А мы живем всего одно мгновенье. Он каждый раз об это разбивался: Взрывался... бунтовал... И - понимал. И был он легким. Будто лишь касался, Как будто все не открывал,- а знал. А что он знал? Что снег блестит в оконце. Что вьюга воет. Дева сладко спит. Что в пасмурные дни есть тоже солнце Оно за тучей греет и горит. Что есть тоска, но есть простор для страсти, Стихи и уцелевшие друзья, Что не теперь, так после будет счастье, Хоть нам с тобой надеяться нельзя. Да! Жизнь - мгновенье, и она же - вечность. Она уйдет в века, а ты - умрешь, И надо сразу жить - и в бесконечном, И просто в том, в чем ты сейчас живешь. Он пил вино и видел свет далекий. В глазах туман, а даль ясна... ясна... Легко-легко... Та пушкинская легкость, В которой тяжесть преодолена.
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
Москва: Художественная литература, 1992.
1 Ты б радость была и свобода, И ветер, и солнце, и путь. В глазах твоих Бог и природа И вечная женская суть. Мне б нынче обнять твои ноги, В колени лицо свое вжать, Отдать половину тревоги, Частицу покоя вобрать. 2 Я так живу, как ты должна, Обязана перед судьбою. Но ты ведь не в ладах с собою И меж чужих живешь одна. А мне и дальше жить в огне, Нести свой крест, любить и путать. И ты еще придешь ко мне, Когда меня уже не будет. 3 Полон я светом, и ветром, и страстью, Всем невозможным, несбывшимся ранним... Ты — моя девочка, сказка про счастье, Опроверженье разочарований... Как мы плутали, но нынче, на деле Сбывшейся встречей плутание снято. Киев встречал нас веселой метелью Влажных снежинок,— больших и мохнатых. День был наполнен стремительным ветром. Шли мы сквозь ветер, часов не считая, И в волосах твоих, мягких и светлых, Снег оседал, расплывался и таял. Бил по лицу и был нежен. Казалось, Так вот идти нам сквозь снег и преграды В жизнь и победы, встречаться глазами, Чувствовать эту вот бьющую радость... Двери наотмашь, и мир будто настежь,— Светлый, бескрайний, хороший, тревожный... Шли мы и шли, задыхаясь от счастья, Робко поверив, что это — возможно. 4 Один. И ни жены, ни друга: На улице еще зима, А солнце льется на Калугу, На крыши, церкви и дома. Блеск снега. Сердце счастья просит, И я гадаю в тишине, Куда меня еще забросит И как ты помнишь обо мне... И вновь метель. И влажный снег. Власть друг над другом и безвластье. И просветленный тихий смех, Чуть в глубине задетый страстью. 5 Ты появишься из двери. Б.Пастернак Мы даль открыли друг за другом, И мы вдохнули эту даль. И влажный снег родного Юга Своей метелью нас обдал. Он пахнул счастьем, этот хаос! Просторным — и не обоймешь... А ты сегодня ходишь, каясь, И письма мужу отдаешь. В чем каясь? Есть ли в чем? Едва ли! Одни прогулки и мечты... Скорее в этой снежной дали, Которую вдохнула ты. Ломай себя. Ругай за вздорность, Тащись, запутавшись в судьбе. Пусть русской женщины покорность На время верх возьмет в тебе. Но даль — она неудержимо В тебе живет, к тебе зовет, И русской женщины решимость Еще свое в тебе возьмет. И ты появишься у двери, Прямая, твердая, как сталь. Еще сама в себя не веря, Уже внеся с собою даль. 6 А это было в настоящем, Хоть начиналось все в конце... Был снег, затмивший все. Кружащий. Снег на ресницах. На лице. Он нас скрывал от всех прохожих, И нам уютно было в нем... Но все равно — еще дороже Нам даль была в уюте том. Сам снег был далью... Плотью чувства, Что нас несло с тобой тогда. И было ясно. Было грустно, Что так не может быть всегда, Что наше бегство — ненадолго, Что ждут за далью снеговой Твои привычки, чувство долга, Я сам меж небом, и землей... Теперь ты за туманом дней, И вспомнить можно лишь с усильем Все, что так важно помнить мне, Что ощутимой было былью. И быль как будто не была. Что ж, снег был снег... И он — растаял. Давно пора, уйдя в дела, Смириться с, тем, что жизнь — такая. Но, если верится в успех, Опять кружит передо мною Тот, крупный, нежный, влажный снег,— Весь пропитавшийся весною...
Наум Коржавин. Время дано. Стихи и поэмы.
Москва: Художественная литература, 1992.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.